Ознакомительная версия.
– …Ревнуешь? – прервал молчание Иван.
«Из двух любящих, один всегда раб», – почему-то подумалось Петру, но он не сказал этого другу.
– Не ревнуют только те, у кого нет шанса быть обманутыми, – вздохнув и нелицемеря, ответил Петр, потом вздохнул еще раз:
– Впрочем, я реализовал свой шанс полностью. Так, что это – уже и не ревность, вовсе, а старая, как могильный холм, тоска.
И еще – игра.
Игра, в которую я уже не хотел бы выиграть.
– А, может, просто боишься начать новую партию?
– Не боюсь.
Только я больше не знаю правил.
– Ты не можешь ее забыть, – проговорил Иван, и Петр солгал другу: – Могу.
– Хочешь, я пойду за их столик, и приглашу ее сюда?
– Не хочу, – ответил Петр.
Если бы каждый мог разобраться в том, чего он хочет – возможно, люди хотели бы совсем иного.
– Тогда, я пошел, – сказал Иван.
– Почему?
– Потому, что ты этого хочешь…
…Петр видел, как, улыбаясь, Иван склонился над столиком, за которым сидели две женщины, поцеловал им обеим руки и проговорил что-то.
После этого, Лена встала, легким профессионально женским движением поправила юбку, и направилась к столику, за которым Петр остался в одиночестве.
Это был ее поступок…
…Того, о чем, после этого, говорили Иван и Лика, он не мог слышать, и, глядя на Лену, даже не заметил того, что те заговорили друг с другом:
– Надеюсь, они дообщаются до правды, – сказала Лика.
– Я тоже надеюсь.
– Хотя, – Лика перешла на улыбку, – От своей женщины правды добиться трудно.
– Есть то, от чего добиться правды еще труднее, – вздохнул поэт.
– От чего же?
– От своей эпохи, например…
…Когда Лена села напротив Петра, они оба помолчали, и это молчание могло бы продолжаться столько, сколько ему было угодно потому, что каждому из них троих – Петра, Лены и молчания – было неизвестно, как это молчание прервать.
А потом зазвонил мобильный телефон художника:
– Петька, есть дело… – звонила журналистка Анастасия.
– …Этот вопрос я решу, – ответил Петр, но его телефон зазвонил вновь:
– Петр, есть дело… – звонила поэтесса Лариса Алова.
– …И этот вопрос я решу тоже, – Петр повторился, но разговор с другими людьми, помог и ему, и Лене начать их собственный разговор.
– Кто это? – спросила Лена.
– Одна журналистка и одна поэтесса.
– Журналистки, поэтессы – ты пользуешься вниманием.
– Лена, меня всегда будут окружать красивые, умные, талантливые женщины.
– Это твои любовницы?
– Это женщины, делавшие меня счастливым.
– Почему ты ни на одной из них не женился?
– На это много причин, но, если ты не хочешь слышать лжи – не подобных задавай вопросов…
– …У тебя, за это время, было много женщин? – спросила Лена, и Петр не ответил ей, но подумал: «Женщина может заменить собой весь мир. Но, ни одна женщина не может заменить другую женщину…»
– Скажи, а легко найти свободную женщину?
– Нет.
Потому, что, если легко найти счастье на день или ночь, значит трудно найти его на всю жизнь…
– …Твои женщины… они хорошие?
– Такие хорошие, что ни одна из них, никогда не легла бы с таким, как твой муж, в постель, – хотел ответить Петр, и промолчал. Но, Лена, словно угадав его мысли, прошептала:
– Что же, мой муж никакой женщины не достоин?
– Он недостоин тебя. Его уровень – это поломойка из соседнего подъезда.
И, именно, ее место, ты, так гордо, заняла.
– Ну, не так уж и гордо.
– А разве, женщина должна занимать место, которое она занимает не гордо?..
– …Знаешь, здесь так душно. Пойдем отсюда, – проговорила Лена, не задумываясь о том, что она делает. И о том, к чему, это может привести.
Солнце, действительно, полудничало так активно, что начало испарять не только лужи, оставшиеся от ночного дождика, но и цвет листвы деревьев, превращая его из оливково кадмиевого на русской зеленой с ультрамариновым подмалевком, в желтую светлую охру с белилами, подмешанными в окись хрома.
– Куда?
– Можем пойти к тебе?
– Можем.
– Тогда, я только предупрежу Лику, – Лена достала свой мобильный, позвонила на соседний столик и через несколько секунд, услышала:
– Смотрю на тебя, Ленка.
Знаешь, какое у тебя лицо?
– Какое?
– Невинной девушки, собирающейся зачать ребенка, но не знающей – как это делается.
– Знающей…
…Когда они оба входили в квартиру-мастерскую Петра, Лена спросила:
– Сколько раз ты говорил себе, что хочешь, чтобы я вернулась?
– Много… Но про себя.
Но я говорил так тогда, когда это было не возможно.
– Теперь возможно.
– Теперь я этого говорю вслух…
– …Ты ругаешь меня за мой поступок?
– А, разве, кто-нибудь тебя за него похвалил?
И вообще – ты можешь себе представить человека, который этот твой поступок одобрил бы?..
– …Если ты, хоть немного уважаешь меня, ты должен уважать и мой выбор. – А я уважаю тебя тем, что презираю твой выбор…
– …Мне пришлось прожить с ним целых два года… – начала еще один вопрос Лена, но Петр остановил ее:
– Проблема не в том, что ты пробыла с ним два года.
Проблема в том, что ты пробыла с ним три дня…
– …О чем ты подумал, когда увидел меня за столиком? – О своем первом зубном враче.
– А когда я подошла – о чем ты подумал?
– О том, что любимая женщина всегда идет со всех сторон.
– Нелюбимая тоже.
– Да.
Только не всегда вовремя…
– …Расскажи мне обо мне, – тихо попросила Лена.
– Лена, любовь к падшим, оступившимся может возвысить человека.
Любовь к ничтожеству, превращает человека в ничто.
Королева может переспать со своим шофером, но если королева начинает его боготворить – она теряет право быть королевой…
– …Я стала женой.
– Брак уменьшает права, но увеличивает возможности.
А у тебя, в том доме, ни прав, ни возможностей…
– …Что же мне теперь делать? – на Лениных глазах появились слезы – самое сильное оружие женщины.
И самый сильный аргумент.
Петр посмотрел на нее, и ничего не ответил.
Лена была красивой.
Душа иногда лицемерит – тело всегда говорит правду.
Война между мужчиной и женщиной, как и всякая война, заканчивается бессмысленными переговорами. Или переходит в рукопашную…
…Когда Лена выходила из ванной – «В одних туфлях на высоких каблуках,» – отметил Петр, зазвонил ее мобильный, лежавший в сумочке:
– Ты говоришь, что Владимир дурак, а ведь он мог меня выследить.
Может быть, это звонит он.
– Если бы он был не дурак – позвонил бы раньше.
Через час после того, как женщина вошла в дом мужчины, звонить уже поздно.
И глупо…
…Звонила Лика:
– Слушай, Ленка, выручай!
– Что случилось?
– Прикинь. Головатов говорит, что художник может уложить тебя в постель в любой момент.
Правда, он хам, конечно.
– Кто хам – художник или Головатов?
– Оба они хамы.
– Ну и что?
– Я поспорила с Головатовым, что это не так.
Ты уж не подведи меня.
– А на что поспорила?
– Ни на что, потому, что он хам.
Но ты, все равно, не дай мне проспорить.
– Не могу.
– Почему?
– Потому, что ты проспориваешь сейчас…
…Петр посмотрел на обнаженную Лену, стоявшую на высоких каблуках, и сказал:
– Каждый раз, когда я вижу тебя такой, я вспоминаю об одной вещи.
– О какой?
– О том, что я завидую.
– Кому?
– Себе…
…Через мгновение, они превратили ожидание – рассвет в прозе, в наслаждение – рассвет в стихах.
Иногда историю отношений мужчины и женщины, как и всякую историю, нужно оценивать не по эпохам, а по минутам.
А еще через полчаса, Петр узнал о себе всю правду: оказалось, что он – лучший на свете. – Вранье, конечно, – подумал художник, а потом улыбнулся, – Но приятное.
Ерунда, что лучше всех сочиняют хорошие поэты. Лучше всех сочиняют хорошие женщины…
– Кто я теперь? – прошептала Лена.
– Ты – настоящая хорошая женщина, – тихо ответил Петр.
– Кто ж его знает, какая женщина хорошая и, тем более, какая женщина настоящая?
– Настоящая хорошая женщина – это женщина, с которой хорошо, а не плохо даже тогда, когда она настоящая, а не выдуманная…
Если мужчина, в своей жизни, утешил хотя бы одну женщину, он прожил жизнь не зря.
Если женщина разбила хотя бы одно мужское сердце – кажется, то же самое.
…Оказавшись с Ликой один на один, Иван побрел по слову.
Ну, что же, поэт – всегда, немножко, пилигрим.
Оставалось только, поцеловать нагрудный крест.
Иван сказал Лике:
– Петр прав.
– Ты это – к чему?
– Полчаса назад, он дал первое разумное и понятное определение любви.
– Разве это возможно? Человечество, с древних времен, старалось это сделать.
И не смогло.
– Теперь сделало.
– ? – взглянула на Ивана Лика.
В это время, где-то в трех дневных переходах дальше того места, где Макар поставил самый дальний загон для своих телят, после дождя прошедшего в прошлый четверг, рак забрался на гору и пронзительно свистнул в свисток, подаренный ему, сидевшей на ветвях белкой. И этот свист услышал, отдавший рубашку со своего тела встречному путнику, дровосек, увидевший, что больше всего дров находятся на опушке. Его собаки удивленно залаяли лишь тогда, когда караван остановился посреди пути. И щука в море, укоризненно погрозила окуню, попытавшемуся разбудить задремавшего карася и узнать: «Что делать?» и «Кто виноват?»
Ознакомительная версия.
