Ознакомительная версия.
– Что?
– Снимай лыжи! Пойдем!
– Куда?
– Туда, – кивает Катарина вверх на деревянный домик медпункта.
– Зачем?
– Увидишь, – зловеще предрекает врач.
– Пожалуйста, – пожимает муж плечами, отстегивая ботинки. Он оборачивается к спутнице, которую до этого мгновения его жена даже не замечала. – Подождешь или пойдешь со мной?
Катарина удовлетворенно отмечает, что на лице Элизы – отчетливое сомнение, стоит ли допускать любимого в общество жены. Однако гордость и желание сохранить превосходство побеждают, и Элиза, к великому разочарованию Катарины, сообщает:
– Иди один.
Если бы Катарина могла, она позвала бы с собой весь стихийно собравшийся зрительный зал – но что поделаешь, придется устроить представление для одного Патрика.
Компания спасателей, тащущих на носилках пострадавших, в сопровождении своего начальника, врача и постоянно отстающего Антонио добирается до места назначения.
Кривящихся от боли пациентов усаживают на кушетки. Катарина закрывает дверь кабинета, ободряюще улыбается пострадавшим и обращается к мужу:
– Давай.
– Что? – не понимает тот.
– Давай: фиксируй, прикладывай палки. Действуй, в общем. Это же так просто.
– Не надо, – боязливым хором протестует кушетка.
– Ты неправильно поняла меня, Катарина!
– Разве? По-моему, все было предельно ясно. Работу, которую здесь выполняет врач, могут успешно выполнять и другие. Так чего же ты ждешь? Перелом ноги, кстати, можно загипсовать, здесь и без рентгена все ясно.
– Как без рентгена? – сникает Антонио.
– Вот так. На ощупь. Так что разводи массу и приступай.
– Брось, Катарина, ты же понимаешь, я не это хотел сказать.
– Я понимаю. Я прекрасно понимаю, что ты хотел сказать. Но и я тебе скажу: я буду делать то, что считаю нужным, понятно? И если у тебя есть желание поговорить об этом, а не о необходимости ставки профессионального хирурга на горнолыжных курортах, я освобожусь через полчаса.
Муж смотрит на часы, потом – в окно, где на середине склона маячит фигурка Элизы.
– Пожалуй, как-нибудь в другой раз, – говорит он, отводя взгляд, и выходит за дверь, вызывая у больных облегченный вздох.
– Здорово ты его, – подмигивает Катарине Патрик, однако ей почему-то не весело. – Твой знакомый?
– Это мой муж, – признается женщина.
– Муж? – удивляется начальник службы спасения. – Ты же говорила…
И скорее для себя, чем для изумленного поклонника, Катарина произносит:
– Бывший.
Будущая профи журналистики довела оператора до последней стадии раздражения. С лица Хосе не исчезает угрюмая маска, брови постоянно нахмурены, мышцы даже во сне сведены в напряженном ожидании очередной нелепости, которую выкинет репортер. Мексиканец легко согласился работать с Лолой, да и причин отказываться не было никаких. Хосе легко воспроизводит в памяти давний разговор с начальником.
– Мы берем новую ведущую.
– Отлично, дон Диего. Свежие лица нужны всегда.
– Надеюсь, ты найдешь самый лучший ракурс для этой девушки.
– Преподнесу зрителю вашу протеже в наилучшем виде, – не сдерживает Хосе похотливого смешка.
Главный редактор информационного отдела морщится, но ограничивается снисходительным кивком:
– Постарайся.
– Уверен, она заслужила это место.
Молодой человек вновь позволяет себе вольность. А почему бы и нет, если ты лучший оператор телекомпании, уверенный в своей незаменимости? Реши начальство взъерепениться и уволить тебя, никто другой не сможет уговорить камеру влюбиться в объект в студии и скрыть все огрехи, допущенные гримером.
– Более чем, – спокойно отвечает наглецу начальник. – Она по-настоящему красива.
– Прекрасно.
– Умна.
– Еще лучше.
– Сообразительна, с превосходной реакцией.
– Отличное качество для ведущей новостей.
– Это очень храбрая и смелая девушка. Не вздумай обидеть ее и во всем помогай.
– Конечно, – Хосе несколько теряется от такой лестной характеристики. Что за фифу взял в команду Диего? – Я могу идти?
– Иди, – позволяет главный редактор. – Хотя постой.
– Да?
– Я забыл кое-что добавить.
– Я слушаю.
– Это Долорес Ривера.
– Что? – не сразу соображает Хосе.
– Наша новая ведущая – Долорес Ривера.
– Долорес Ривера?
– Да.
– Та самая?
– Да.
– Знаменитая Лолита Ла Бестиа?
– Вот именно.
– Обалдеть! – не скупится на эмоции оператор и в то же мгновение понимает, что его беззаботной жизни пришел конец.
Нет, он, конечно, не мог знать тогда, что «очень храбрая и смелая» прославленная испанка как огня испугается направленного на нее объектива и наотрез откажется оставаться в студии наедине с «Бетакамом». Не догадывался он, и что бескомпромиссную девушку не остановят ни уговоры, ни угрозы главного редактора – она не захочет изменять в своих репортажах о корриде ни одного слова, ни единого кадра. И его, Хосе, бесценная работа, вместо того чтобы быть чуть урезанной, слегка измененной, станет пылиться на полке, дожидаясь лучших времен. Не ведал оператор и о том, что, собираясь скакать из командировки в командировку, Лола заручится согласием начальства закрепить за ней лучшего из лучших, чтобы картинки внезапно полюбившегося ей снега смотрелись на экране как можно привлекательнее. Хосе прекрасно знал, что студийные и натурные съемки он проводит на одинаково высоком уровне, однако лень заставляла его впадать в уныние всякий раз, когда в погоне за гонораром приходилось покидать информационный отдел и скакать за журналистами по городам и весям, почти безропотно выполняя самые бредовые их желания и придумывая способы для воплощения разнообразных идей.
Например.
– Я запущу ракетницу, а ты сними только вспышки в небе, – предлагает один из создателей сенсаций.
– Зачем? – удивляется оператор.
– Покажем специалистам, возьмем интервью у уфологов, «найдем» очевидцев явления и объявим о пришествии инопланетян.
– Ладно. Без проблем.
Или.
– Это полная ерунда! – горячится записавший себя в сейсмологи репортер. – Не извержение, а жалкие всхлипы, – чуть не плачет он, глядя на легкий дымок, вьющийся над кратером Попокатепетля и на безуспешные потуги вулкана разразиться хотя бы каплями огненной лавы.
– Сколько мы еще будем ждать? – перебивает горестные стенания Хосе.
– Столько, сколько нужно для достижения результата, – огрызается автор сюжета.
– А какой результат тебе необходим?
– Зрелищный.
– Ага. Без спецэффектов не обойтись.
– Что это значит?
– Это значит, что мы не тратим драгоценное время, ожидая у моря погоды, а возвращаемся в студию, заказываем художникам картонный макет вулкана и пускаем по нему сверху вниз ручьи овсянки с плавающими в каше горящими алым пламенем небольшими кусками бумаги. Вера телевизионной публики в реальность происходящего и отсутствие театральщины на экране гарантированы.
А еще.
– Нет, так не пойдет, – капризно тянет ведущая программы «Поговорим о моде». – Ты снял меня в профиль, а у меня нос с горбинкой. Я должна выглядеть привлекательной, понимаешь? Давай сделаем еще дубль.
– Хорошо. – Хосе снова включает камеру.
– Ужас! – раздается после записи. – Что это за губы? Я тебя спрашиваю: что это за губы? Две страшные опухшие сардельки на моем лице, – хнычет она. – Убери их, пожалуйста!
– Ладно. Снимем тебя общим планом.
– Кошмар! – Очередное недовольство. – Что это за складки на моем животе! Вот что я скажу тебе, виртуоз операторского искусства: делай, что хочешь, сиди в «фотошопе», но я должна выглядеть на экране неотразимой стройной красоткой, а не отвратительной бабищей с пузом бегемота, носом орла и губами гориллы!
Хосе не возражает. Несколько указаний монтажерам, чудеса компьютерного преображения – и вместо ведущей заученный текст в камеру произносит, улыбаясь, неподражаемая Сальма Хайек.
У оператора получается найти управу на любого журналиста и договориться с каждым из них. С каждым, кроме Лолы. Ее не берут ни ласковые просьбы, ни прозрачные намеки, ни открытое возмущение. Она не собирается сворачивать с намеченного пути, никому не позволяет халтурить и борется с малейшей фальшью в предлагаемом зрителю материале.
– Послушай, Лола, мы ведь можем отснять кино, не выкладываясь на полную катушку, – не раз предлагал Хосе. – Хочешь показать разные горы – мы их тебе в Мексике отыщем легко. Снимем скалистую местность – выдадим за итальянские Альпы, зеленые холмы превратим в потрясающие воображение пейзажи Страны басков. Заснеженные вершины отправим в Россию – никто ни о чем не догадается.
– Ты никогда не выступал на арене, верно? – презрительно щурится матадор.
– Верно. И что из этого?
– А то, что не следует считать людей безмозглыми животными, благодарно жующими все, что льют им в миску с телеэкрана. Не надо думать, что зритель ничего не замечает. Искушенная публика включает эфир, чтобы оценить твое мастерство, и, поверь, она способна отличить оригинал от безвкусной подделки.
Ознакомительная версия.
