– Надо же, антихрист какой… – горько и искренне вздохнула толстая тетка из их группы. Она промокнула ладонью пот на лбу и, понизив голос, добавила: – Будь ты проклят…
Юра рассеянно посмотрел на тетку, затем перевел взгляд на оливу. Толстенное старое дерево с расслоенной корой и мелкими зелеными листиками находилось в числе таких же необхватных собратьев за белой кованой оградой оливкового сада. Слабо подул ветер, и листочки слегка трепыхнулись.
«Надо же, – подумал Юрий Лазаревич, – Христа видело, а все живет… И трепыхается…»
Он поймал Христово дерево в объектив мыльницы и нажал кнопку.
– Молодой человек! – потная теткина ладошка тронула его сзади за плечо. – Вы пленку для фото здесь брали? – она кокетливо улыбнулась Юре и поправила золотую брошь на платье с вырезом. – А то у нас тоже закончилась…
– Почему тоже? – удивился он. – У меня еще есть…
Такая нестыковка совершенно не смутила тетку, напротив, она даже обрадовалась завязавшемуся, с ее точки зрения, знакомству.
– Вот и хорошо, – с энтузиазмом подхватила она, – тогда, может, вместе дальше поедем, ну в церковь, где он родился, Спаситель-то, в этом, в Вилифее?..
– Вообще-то я с другом, – неуверенно начал Юра, – он в автобусе остался…
По теткиным глазам, как по индикатору, сразу стало видно, что она слегка расстроилась. Однако она тут же изменила тактику охмурения соотечественника и применила другой, более гибкий план вовлечения Юрия Лазаревича в дружбу с собой.
– А вот мы еще хотим на пароходе жалобу на них писать, когда обратно поплывем, в Кипр. Именно жа-ло-бу! У них меню в столовой по-русски нету, вы видели? Могли бы за такие деньги и для нас напечатать, а то тыкаемся вслепую, как нищие, а они говно всякое приносят, что самим не надо. Вы с нами подпишете? – она посмотрела на Юру, явно довольная своим монологом.
«А может, его вообще на свете не было? – вдруг неизвестно откуда выплыла простая по неожиданности мысль. – Иисуса Христа?»
К пяти вечера они пересекли границу Израиля и въехали в Палестину. Еще через час туристский десант был выброшен в Вифлееме, у подножия Храма Рождества Христова, и в ожидании экскурсии рассыпался по сувенирным точкам.
«Надо бы Каринке чего-нибудь взять, – подумал Юрка, – на память. Крестик какой-нибудь или духи…»
Но тут групповая экскурсоводша гикнула по-молодецки и картаво объявила:
– Друзья! Сейчас мы поочередно будем посещать место рождения Иисуса Христа, в яслях, внизу Храма. Точное место рождения его обозначено звездой из латуни, которая вмонтирована в мраморную плиту. Это самое святое место на Земле. Поэтому заранее попрошу приготовить ваши крестики, иконки, медальоны, у кого что есть, и приложить их потом к этой звезде. Вы получите уникальный талисман, который будет с вами всю вашу жизнь.
– Наверное, она до Израйловки в Одессе кондукторшей служила, – ухмыльнулся Гарик. – После нее все это прокомпостировать охота…
– Мудаки мы с тобой все-таки, – огорченно произнес Юрка. – Надо было взять чего-нибудь для освящения… У меня лично – ни хера подходящего нету. Ну, вообще – ни хера!
– А я, пожалуй, вообще туда не пойду, – равнодушно отреагировал Гарик на выпад друга. – Я опять жрать захотел чего-то…
Христовы ясли напоминали небольшой подземный грот, там было тихо, торжественно и прохладно. Запускали по несколько человек, и все туристы, проникнутые, в соответствии с количеством совершенных грехов, чувствами от ужаса до восхищения, разговаривали вполголоса, на всех мыслимых языках, переходя порой на еле слышный шепот. Кто-то клал руку на Богову звезду и бормотал свои молитвы, кто-то клал крестик, какое-то время прижимал его к звезде и затем неистово целовал и крестик, и звездную плиту. Юрка был крайним из запущенных вниз. К моменту, когда последний перед ним идолопоклонник, увешанный дорогой фотоаппаратурой и похожий на японца, отбил молитвенную чечетку, Юрий Лазаревич все еще пребывал в глубоком раздумье.
«Ну что же положить-то туда, – никак не отпускала его неотвязная мысль, – на звезду эту? – Он сделал несколько шагов и присел на святое место. Затем он положил правую руку на латунь и немного подержал. Перевернув ладонь, подержал еще немного. – Нет, – подумал Юра, – одной руки мало. Надо обе… – Он добавил туда левую руку и, подержав, тоже перевернул. Стало немного легче, но не в два раза. Над мраморной плитой нависали подсвечники и две свечи горели. Он посмотрел на огонь и… спасительная соломинка выплыла из полумрака грота и пришвартовалась где-то совсем рядом с Юрием Лазаревичем. – Конечно! – он понял все сразу. – Ну, конечно! Как же я сразу не додумал?» – Он залез в задний боковой карман и выудил оттуда свой любимый слоновый бумажник – элефантовое портмоне. Тайком оглянувшись по сторонам, Юра положил его на звезду и немножко потер. То же самое он проделал и с другим слоновым боком.
– Все! – удовлетворенно сказал он сам себе. – Вот теперь – все!
Услышав пару незнакомых слов, японец оглянулся и угодливо заулыбался ему, мелко покачивая головой.
– А ты-то что тут вообще делаешь? – тоже улыбнувшись азиату в ответ, по-русски спросил его Юра. – У вас ведь не Христос, а этот, как его… Шестирукий Шива…
– …Юрик, мне разрешили пять минут с тобой, – продолжала рыдать Каринка, – я завтра приду, прямо с утра, мне постоянный пропуск сделают – завотделением сказал. Ты тут держись, родной, выздоравливай. И все наши велели тебе передать… – Она вытерла слезы краем Юркиной простыни и поднялась. – Там тебя капитан дожидается – опрос снимать. Ну, как все было… Ты только, пожалуйста, не волнуйся… – Из глаз жены снова полились слезы. – Ой, горе-то какое…
– Да ладно, – тихо сказал Юра, – живой ведь…
Карина вышла, и ее место занял оперативник. Он вежливо поздоровался с Юрой и сразу перешел к делу.
– Юрий Лазаревич, меня интересует все, что вы помните о той ночи. И если можно, в деталях…
– В деталях… – Юра поднял глаза в потолок и задумался…
Последние годы дела их с Гариком шли не так успешно, как прежде. Новые русские потребители уже успели не по одному разу построиться, разориться и вновь построиться. Биотуалеты из Голландии, по которым они с Гарькой были главными в Москве и на которых сделали главные свои деньги, перестали покупать почти совсем – видно, не засрали еще старые или прокопали везде канализации. Сборные финские сауны тоже уже не шли – все, кому надо, давно понакупили и парились вовсю, а кому не было надо – тому уже надо и не будет. Но, несмотря на наступившие нелегкие времена, они с Гариком все же ухитрялись регулярно сбрасывать на офшорку то десятку, а то и стольник… На тот самый общий счет, в баксах и штуках, само собой разумеется…
Тот день он запомнил хорошо… После обеда он отвез Гарика с сыном в «Шереметьево-2», и когда возвращался к парковке, какой-то мудак на «Тойоте» пронесся мимо и обдал его из лужи – грязной, с бензиновыми разводами. На задницу мокроты пришлось капитально – он вытащил тогда своего слона, торчащего из правого заднего кармана, стряхнул с него грязную жижу и переложил в боковой карман пиджака.
«Не святой ты, а усратый», – подумал он тогда, брезгливо держа портмоне двумя пальцами. Правда, подумал Юрка об этом беззлобно, скорее – пожурил по-отцовски. Элефант все эти годы вел себя вполне прилично – не терялся. Пару раз, конечно, терялся, не без этого… Но потом находился, хотя один раз и без денег.
– Смотри у меня! – грозно стращал Юрка свой слоновый лопатник. – Провинишься – обрею наголо, как вьетнамского монаха, и подложу под пианино…
После Шереметьева он вернулся на работу и до ночи прождал фуру с товаром из Голландии. Странное дело – фура была растаможена, но ее никак не выпускали, придираясь все время к каким-то неточностям в бумагах. Лишь к ночи Ринат, зав фурнитурной секцией, выцарапал ее из цепких таможенных лап и пригнал на разгрузку.
Юрий Лазаревич хорошо помнил, как в ту ночь он решил не ехать в Барвиху, к Каринке, а предпочел остаться в Москве, в их городской квартире, – это было рукой подать. Подъезд в его доме всегда содержался в приличном состоянии, но в тот день почему-то там была полная темень. Он набрал код, вошел в подъезд и на ощупь двинулся в сторону лифта. Под ногами хрустнули осколки разбитой лампочки.
– Ч-черт! – выругался он в темноту. – Никогда в этой стране порядка не будет. Прав Гарька – валить надо отсюда…
Он поднял ногу, чтобы сделать еще один шаг, но не успел опустить ее на пол, – сзади хрустнуло разбитым стеклом, и он почувствовал, как горло его попало в железные тиски. Кто-то очень сильный обхватил шею сзади и передавил дыхание чем-то острым. Другой обхватил Юрку ниже, вместе с руками, и держал, пока угасало его сознание… Зеленые круги поплыли где-то глубоко, внутри глаз, словно невидящие зрачки их были направлены внутрь, не от себя, а, наоборот, к себе – к сердцевине мозга… В последний момент Юрий Лазаревич попытался что-нибудь выкрикнуть, выхрипеть… но успел лишь коротко об этом подумать…
