Ознакомительная версия.
– Вау, да ты сильно продвинулась в литературных жанрах. Хорошо, я попробую поговорить с Марианной.
– Вигдор!
– Хорошо. Я буду убедителен.
– Вигдор!
– Да ладно тебе, я поговорю-уговорю Марианну сделать такой очерк. Он и в самом деле хороший график.
– И пожалуйста, времени очень мало. Понимаю, что с людьми искусства так не поступают, но правда. Очень важно и полезно для дела. Да и Спицын порадуется. Хороший материал накануне зарубежного вернисажа. Все складывается!
– Объясни, к чему это все?
– Майкова спугнуть нельзя. Он увидит газету, решит, что раз Спицына хвалят и вспоминают, все идет по его сценарию – общественный тонус по отношению к его подзащитному высокий и соответственно мнение на его стороне. А хорошему графику Спицыну от хорошей профессиональной статьи тоже будет хорошо.
– Эх, почему Майков про меня ничего никому не заказывает. Я тоже ранимый творец.
– Он тебя заказал, заодно и Кокорева и на закуску «Светлые просторы»! Так что вся троица ранимая может быть ранена, нет тяжело ранена, ровно на сто тысяч евро. Ступайте, «писхатель», поработайте с искусствоведом Художественного музея.
…Марианна, не посвященная во все тонкости будущих нетворческих баталий, просьбе Вигдора удивилась, но как отказать любимому человеку.
– А знаешь, мне даже интересно попробовать. О современниках я писала мало, о графиках почти ничего. Но почему все так срочно? У него что юбилей?
– Да, вроде того. И потом, ты же сама говорила, все вокруг стали интересоваться его творчеством. «Советикус» и старина нынче в моде, а кто, как не он, запечатлел старый Лесовск. Очень прошу тебя, сделай все объективно.
– Да не волнуйся ты так, Вигдор. Спицын хороший художник, материал благодатный. Целую, уже пошла работать.
…Майков придумал, как подстегнуть интерес к Спицыну. Действовать он решил через Федя и сразу же позвонил ему.
– Привет, Федяй!
– Федор, с первых дней рождения.
– Ой, боже мой, что случилось, твоя великость растет без остановки. Не споткнись, больно будет.
– Не беспокойся, я внимательно смотрю под ноги.
– Ты что, на каждое мое слово теперь десять нести начнешь? Как однако все быстро забывается. Или тебе пообещали денег с небес подбросить? А, Федяй?
– Не Федяй, а Федор!
– Да черт с тобой, пусть будет Федор. Завелся, словно последнюю пятихатку потерял. Значит, так, слушай внимательно. Делаем пиар ход, слыхал про такое?
– Не глупее некоторых.
– Охо-хо. Видишь, чего ты знаешь, а я так, по верхам. В общем, Федор, надо па-па предложить совершить хороший и правильный для нашей ситуации пиар-ход. Предположим, на набережной в самом центре Лесовска не позднее чем послезавтра он покажет горожанам с десяток-другой своих чудесных работ о городе. Это будет так в духе времени: художник и народ. А мы прессу попросим приехать, типа перед поездкой в Дрезден хотим показать лесовцам старый город. Как тебе?
– Мне нравится. Нет, серьезно, я от тебя не ожидал такого хорошего предложения. Думаю, отец возражать не станет. Конечно, улица, свет не тот, но пообщаться с людьми – отличная идея. Он давно не выставлялся. Майков, ты молодец! Можешь ведь, когда захочешь, не только гадости говорить. Пойдут с па-па общаться.
Глава тридцатая. Моментальный портрет
За 5 дней до судебного процесса
Майков редко просыпался ночью – малообъяснимая загадка, учитывая все перипетии его жизни. А ведь говорят, что люди с не очень чистой совестью плохо спят. Если бы Майкова оценивали с точки зрения хорошего сна, то он был бы лучше всех. Он мог делать это стоя, сидя, в самолете, автобусе. Он засыпал, только прикоснувшись к подушке, да что там, прикоснувшись, он засыпал при виде ее. Чего-чего, а сон у него был крепким и продолжительным И просыпался Майков тоже легко. Словно какой-то внутренний будильничек тихо, но настойчиво теребил его, готовя к фазе бодрствовавания.
Но сегодня что-то случилось в этой тонкой настройке. Майков глянул на хронометр: три часа 50 минут ночи. Тот, кто встает так рано, понимает – впереди пропащий день. Ничего уже точно не заладится. Серьезных дел лучше и не начинать, а постараться как-то дотянуть до вечера и скомандовать в привычное время для сна – отбой, чтобы снова войти в колею и перезагрузиться на правильный лад.
Майков попробовал поискать причину столь странного эпизода, но ничего существенного в голову не пришло.
– Может быть, магнитная буря или солнечная активность, – что означало, так природа распорядилась.
Майков включил телевизор и «полистал» каналы. Но смотреть ничего не хотелось. Лег, попытался заснуть, но только ворочался.
– Интересно, что делает Чижевский, Кокорев, Селина? Поди тоже не спят. События для них развиваются не лучшим образом. Жаль, что не будет суда присяжных. Ох, сколько бы слез пролилось у сердобольных общественников.
Уж тут то бы Селина Ивановна проиграла вчистую.
Майков включил компьютер. Посмотрел новостные сайты, зацепился взглядом за информацию о побеге четырех заключенных из колонии через подкоп длиной более 150 метров.
– Это ж сколько надо копать и при этом оставаться незамеченными!
Время от времени Майков косился на белую доску. Она не нравилась ему в этом деле – уж слишком много пространства ее оказалось незаполненным. Обычно – не так. Обычно доска «испещрена» его идеями-многоходовками. А сейчас как-то уж совсем все просто, потому и писать нечего. «Значит, так карты легли», – подумал он. И ухмыльнулся, он слышал эту присказку от одной культурной дамы из одноименного министерства, куда случайно был приглашен на какое-то совещание по защите прав клубных работников.
Еще какое-то время он ходил по чужим «живым журналам», «залез» на фейсбук, потом «погонял» игру «линии» и почувствовал, что сон потихонечку напоминает о себе. Он даже не стал выключать компьютер, чтобы не терять времени и, не дай бог, снова не лишиться сна. Потихонечку встал и также потихонечку улегся под одеяло. На часах было ровно пять часов утра.
Самое удивительное, что Майков отчасти был прав. Отчасти потому, что из тех, о ком подумал и мысленно говорил, во сне пребывал лишь художник Савелий Кокорев. Он говорил, что от всех потрясений последних недель внутри у него что-то «торкнуло», после чего он перестал пить банками кофе, спать до половины дня и его постоянно стало тянуть на пленэры. Если суммировать все изменения, то получалось, что Савелий Кокорев вел теперь самый что ни на есть здоровый образ жизни.
Отчего не спала Селина? Она готовилась к судебному процессу, отчего же еще? Несмотря на, казалось бы, полную колоду козырей, о которой ни Майков, ни тем более Спицын и не догадывались, она раз за разом просчитывала свой сценарий будущего процесса. Она могла быть только во всеоружии. Там, где Майков ожидает ее протестов, ничего подобного не произойдет, там, где логика подсказывала повод для переноса слушаний, она планировала их совсем в другое время. Она уже точно знала, когда и каких свидетелей потребует в суд, какие доказательства будет требовать признать недействительными и какие документы попросит предать экспертизе.
Ну а Чижевский вообще привык работать по ночам. На все вопросы, как он успевает делать так много, он в шутку сообщал, что у него по всей квартире расставлены компьютеры, даже в туалете и ванной. Где оказался, там и работает. Такая вот технология. Ему верили. Трудоголик, чего с него взять!
Утро каждый из них встречал по-разному. Майков встал совершенно «разбитым» – нет ничего хуже второго сна. Силой заставил себя вылезти из постели, долго принимал душ. Завтракал без удовольствия и аппетита. Настроение с такой побудкой близилось к нулю.
Селина давным-давно завела распорядок, где ничего не менялось уже много лет. Хоть рабочий день, хоть выходной – подъем в семь утра. И в ванной обязательное ведро холодной воды. Это перешло ей по наследству от родной бабули, которая считала, что обливание-закаливание продлевает женскую красоту. Сама Селина считала это ритуал бессовестным издевательством над собой. Но, как говорится, нет худа без добра. Тогда, когда ей приходилось каждое утро возить Петрушу в школу, лучшего способа мгновенно «встать в строй» не нашлось. Этот действовал безотказно, был радикален, но очень эффективен.
Чижевский работал до двенадцати-часу ночи, и его начало рабочего дня никто не контролировал. Холостяцкая жизнь Вигдора лучше всего описывается теорией «бутерброда», который, падая со стола, обязательно шлепался маслом вниз. Применительно к нему это выглядело так: когда можно было поспать и отдохнуть, ему не спалось и не отдыхалось, но когда наваливались обязательные утренние встречи и приемы, сон, как говорится, сшибал. Вот и сейчас Вигдор еле-еле заставил себя встать и включиться в новый день.
Ознакомительная версия.
