Глеб приподнялся на локте, сильно хлопнул угрюмо сидящего рядом Сашку по плечу.
– П-погоди…. Сейчас объясню.
Неудержимо закашлялся, сложился, упав на бок, почти пополам, громко сплюнул мокрый комок в сторону. Обтёр рукавом рот, слезящиеся смехом глаза. Прочно сел у огня.
– Мы оба с тобой идиоты.
– Почему?
– Только что, перед пробуждением, меня потревожил серьёзный кошмар…. Сильный по впечатлениям, но такой же глупый, как и твоя исповедь.
Капитан Глеб пристально, глаза в глаза, посмотрел на сына.
– …А снились мне, чудесный мой сын, практические мысли о том, что ты, такой весь поэтический и нежный, совершенно свободно мог грохнуть Вадима именно в те же самые минуты! То есть когда мы с тобой в течение часа по отдельности определяли условия нашего лагеря.
Представилось мне, замечательный Сашка, что ты, да, да, именно ты, нечаянно встретил у того обрыва только что приехавшего в лес Вадима! И что вы сцепились там по поводу очередного его словесного паскудства! Как ножом своим ты умеешь орудовать, я видел, как глаза твои блестят при имени Евы, тоже приходилось наблюдать, вот и наложились эти впечатления на постоянную головную работу, да на имеющуюся в этой голове высокую температуру…
И самое плохое во всех этих моих мыслях то, что я не мог, даже во сне, найти в них ни малейшего изъяна. Всё совпадало, все подобные события могли происходить. И я грустил.
– Точно, идиоты…
– Ну, будет тебе отца-то обзывать. Может, лучше кофейку, а? Отборного выпьем, желудёвого, лучших сортов, без всяких там каштановых примесей?! Давай?
– Согласен. Я сейчас только умоюсь.
Старательно отворачивая лицо от ярких, пронзительных всполохов костра Сашка отошёл в сторону, пригоршней твёрдого снега долго оттирал лицо. Хорошо, полной грудью, вздохнул, вернулся к огню, к отцу.
Не говорили, но понимали, что сегодняшний вечер и предстоящая ночь – последние здесь, в этом лесу.
Смотрели вместе на небо, удивлялись некоторым крупным звёздам, пытались по очереди разгадать розовый свет, мерцающий совсем низко над невидимым горизонтом.
О завтрашнем дне – ни слова.
– …Зло будет существовать всегда, но я не хочу тратить свою жизнь на борьбу с ним. Зло разных размеров и в разных обличьях постоянно приходит, и будет приходить в наш мир, но только не через меня.
– Как это?
– Кто-то бросает бумажку мимо урны на тротуар. Я не кричу, и не буду кричать по этому поводу, не возмущаюсь, не поднимаю эту бумажку и не опускаю её демонстративно в урну с кислой укоризненной рожей: «Фу! Какие вы тут все гадкие!». Просто обёртку от своего мороженого я всегда бросаю в урну. Всегда. Буду рад, если ты привыкнешь поступать точно так же.
– Это же простое ожидание, а если действовать…?
– Ошибка. Соблюдение собственных принципов и есть самое сильное действие.
Капитан Глеб кашлял редко, не напрягаясь уже до рвоты; немного ещё ломило спину, по-прежнему неспокойно гудела от высокой остаточной температуры голова. Он чувствовал, что выдержал, что готов к самому главному. Теперь нужно было готовить к кульминации пьесы технический реквизит и сына…
– Послушай, давай я ещё малость поваляюсь, потешу у огонька свои старые косточки, а ты нагрей нам побольше чистой воды, ладно?
– Много?
– Для стирки. И ещё самую малость – для осуществления преступного замысла.
– Не понял ни про стирку, ни про преступление…
– Грей быстрей воду, демагог!
В спокойном тепле, у костра, действительно, было хорошо.
Капитан Глеб Никитин дремал и думал о деталях.
– Так, и посмотри ещё в наших запасах парочку стеклянных бутылок. Или, постой, там, в хламе, банка была большая, прозрачная! Нам нужно обязательно белое стекло.
Сашка отозвался из темноты не скоро.
Побренчав наощупь замороженными жестянками, он, наконец, бросил к костру, под ноги отцу, стеклянную банку.
– Только, кажется, она треснутая….
– Сойдёт, мы всё равно её сейчас на фрагменты расчленим.
– И ещё, сын…. Посмотри в наших дровах палки какие-нибудь, или несколько сучков попрямее. Метра по два и толщиной как швабра. Примерно. И обстругай их так, чтобы без особых неровностей были.
– Опять на рыбалку?
– Ага! Ловить будем особо крупную рыбу. Акулу.
Капитан Глеб Никитин сложил две первые принесённые Сашкой палки, не очень плотно перевязал их оранжевыми нитками ближе к концам.
– Теперь давай бить нашу стеклотару. Подальше от спальных мест, у камней…. Ага.
Черенками ножей Глеб и Сашка быстро расколотили толстостенную двухлитровую банку, пахнущую какими-то химикатами, на целую кучу длинных и острых осколков.
– Вода есть у нас, только не горячая?
Глеб положил связанные палки на ровный снег и начал втыкать между ними стеклянные зубья. Некоторые шатались в промежутке, часть держалась крепко.
– Поливай их понемногу и посыпай сверху снегом, аккуратненько уминай руками…. Осторожно только, не порежься! Воды немного лей, должен получаться раствор, примерно как бетон. Классно! Ещё раз утрамбуй снег в промежутках и давай отнесём её в сторону.
Получилась широкая и длинная, как лыжа, корявая полоса с шеренгой прозрачно-опасных стеклянных зубцов, торчащих вверх.
– Вещь! До утра схватится на морозе – завтра употребим.
– А для чего?
– Для кого, для кого…. Для акулы. Тащи остальные палки, повторим операцию.
После работы со стеклом капитан Глеб принялся за личную гигиену.
Задумчиво опустив свой оставшийся одиноким белый носок в жестяную банку с нагретой водой, он медленно, не особенно спеша движениями рук, поднял намокшую тряпочку на уровень глаз и пристально принялся её рассматривать. Вздохнул.
– Тёпленькая.… Как ты думаешь, сын, по какой причине в старые времена русские мужчины стремились идти на смертельный ратный бой во всём чистом? Почему именно этот нюанс был так важен отечественным богатырям?
Глеб сильно потёр носок руками, выжал его и вновь намочил.
– Ну, для того, если что…. Чтобы предстать на небесах во всём чистом!
– Версия для души. Одобряю. А какого-нибудь более практического варианта у вас, коллега, не найдётся?
– Ну…
– Гну. Как вы смотрите на предположение, что заранее подготовленным чистым бельём обеспечивалась более качественная санитария? В случае ранения, например. Чтобы лишнюю грязь в рану не заносить?
– Вполне.
– А я всё-таки склоняюсь к тому, что это было просто элементарное проявление природной крестьянской застенчивости…. Богатыри знали, что ратное дело всегда трудное и, следовательно, потное. Вот, чтобы при неблагоприятном исходе поединка не угнетать обслуживающий медперсонал своим вонючим исподним, воины и готовились. Сестричек-то, с красными крестиками которые, сильные воины всегда, при всех драконах и императорах любили и уважали….
Класс! К утру мои носочки высохнут! Рекомендую тебе поступить так же.
Когда они плотно, укутавшись во все оставшиеся одежды, окончательно устроились на свои привычные ночлежные места у костра, капитан Глеб завёл разговор о музыке.
Незаметно улыбнувшись, Сашка хмыкнул в смятый воротник, удивляясь неожиданным знаниям отца.
– …Некоторые голоса, особенно мужские, напоминают мне по тембру гобой, редкие – фагот. Горький такой привкус у них, как у грейпфрута…. Например Джо Коккер, и ещё один паренёк с Сантаной вещь делает, светленький такой, как его, сейчас вспомню…. А, Крюгер! И ещё один, тоже с Сантаной, под гитару, с сильнейшим драйвом работает – Томас. Фамилию забыл…
Решив, что молчащий Сашка уже плавно дремлет, капитан Глеб Никитин очень осторожно перевернулся на правый бок, лицом от костра.
– Самое трудное на войне – ждать, понимаешь? Совсем как в сказках, у моря – ждать погоды…
«Это наша последняя ночь. Хотя, вполне возможно, уже наступило завтра…».
Сашка действительно засыпал, блестела на его испачканной щеке последняя, то ли от холода возникшая, то ли, наоборот, оттаявшая от близкого отцовского спокойствия слеза; в первоначальном сне он несколько раз вздрагивал и тут же улыбался. На секунду всё-таки открыл внимательные глаза, сонно прошептал необходимые, как ему показалось, слова.
– Говорил же я тебе за ужином – не ешь больше пяти котлет подряд! А ты всё жадничал.
– Сейчас бы и шестая не помешала…
Невидимое небо дышало на них небольшим добрым снегом.
Зря он всё-таки оставил верхнюю тёплую куртку в машине.
У тяжёлой калитки пришлось долго ждать, и почти сразу же неприятно посыпались за воротник острые снежинки.
Ещё два охранника играли в карты в душном предбаннике.
Он знакомо кивнул им, но верзила всё равно подошёл, заставил поднять руки, быстро провел ладонями по бокам. Так же молча полез к нему в сумку.
