Ознакомительная версия.
– Не слушай его, Андрюша. Вернись в мир, а войну с головы сними! – Бог шаркнул костылем навстречу черту. – А ты, слышь, убирайся, чего приперся? Он мой!
– Ваш? Неужели? Он фашиста в Берлине замочил! А убийство – тяжелейший грех! – неестественно захрипел Адольф. Видимо, кроме тумаков, здешние мужики еще регулярно и с удовольствием душили его.
– Так что теперь он мой! Это я его с собой забираю. – Гитлер повернулся к Андрэ. – Так что, Андриан Николаевич, снимайте свою каску и следуйте за мной! Хотели войны? Получите! Ждет теперь вас вечная война!
– Зачем же мне тогда Шелом снимать?
– Как зачем? – удивленно вытаращился на него черт. – Жарко там у нас! Голову опечете. Это ж вам не Магадан, а пекло. Все грешники у нас не то что без касок, без одежды воюют. Ну вы и лох! Ничего, скоро сами поймете! А я всегда говорил: не надо смотреть его телевизор. А то насмотрятся и понятия не имеют, что такое ад. Вы что, думаете там просто вечный огонь или вы на сковородке, как барин, лежите, а вас поджаривают? Ни черта! Нет, про вечный огонь верно, и нары у нас из сковородок. Только на них никто не лежит, а все друг с другом воюют. Хуячат, пиздят один другого в камере сутки напролет, стреляют, бомбы кидают, но убить не могут. Это ж вечный ад, как они могут умереть? Убить наша конституция не позволяет. У нас в аду мораторий на смертную казнь. Вот грешники друг другу без остановки рыла и чистят. Если кто устал, может, конечно, на сковородку прилечь. Но поверьте, больше секунды вы на таких нарах не пролежите. А вы хотите в пекло, да еще и в пикельфаубэ. Да вы сами ее сразу скинете. Зачем вам еще одна раскаленная сковородка на голове?
– А эти бланши под глазами вам тоже грешники из ада поставили? – поинтересовался Андрэ.
– Ну, вообще-то я в камеру сам никогда не захожу. Страшно. Ну случается иногда на пересылке. Или когда грешника в карцер переводим. Он из камеры выскочит, а остановиться уже не может, вот и хуячит всех подряд. Совсем распустились! Полное падение нравов! Никакого уважения к чертям. Даже меня, генералиссимуса, бывает, какой-нибудь бесноватый по уху приложит! Видите, как мундир измазали, уже отстирать не могу.
– Ну что, Андрюша? Хочешь с ним на войну отправиться? Слышь, покайся, пока не поздно! Сними грех с головы!
– Знаете что, дедушка! – подбежав к старцу, злобно прокричал черт. – Вы мне клиентов не отбивайте! Тоже мне председатель архангельского совхоза! Творенья ваши одно око вам уже выбили! Станете на них наезжать, и вторую ногу оторвут! Не удивлюсь, если скоро с коляски будете телевизор смотреть!
– Слышь, это я-то на них наезжаю?
– Да, вы! Хватит! – Адольф замахал руками. – Кончилось ваше время! Годик-два и вообще должности лишитесь. Тоже мне футболист! И телевизор у вас заберут. Будете на пенсии простой ламповый «Горизонт» крутить. А над ними той власти, что ранее, вы уже не имеете! Создавать уродцев они и без вас научились! Вон на шкаф посмотрите, сколько придурков оттуда на вас пялится! Для них он Бог! – Черт ткнул в сторону Андрэ пальцем. – А вы не слушайте этого Кутузова! Давайте, собирайтесь! Нету меня времени с вами тут долго разговаривать! Заявок на сегодня много! Да и птицы тут у вас срут! Костюмчик и так изношенный!
– Будешь каяться? Последний раз спрашиваю! – Будто в подтверждение старец раздраженно стряхнул с плеча кучку свежего голубиного помета. – Слышь, засранец!
– Вот! Видите? Что я говорил! Молчит. Фашиста убил, а каяться не хочет! А наказание за преступление еще никто не отменял! Я в ваши мыльные оперы не лезу, а наказание – это по моему департаменту! Так что, Андриан, сдайте амуницию этому чернокопателю и идем!
– Знаете что, Адольф, как вас там по отчеству, Шэкель-груберович, – не выдержал Андрэ. – Никакого фашиста я не убивал! Убийство – это умышленное причинение смерти. А он сам на меня напал! Так что валили бы вы отсюда! Ни на какую войну я с вами не собираюсь. У вас своя война, а у меня своя. И нет у вас никакого пекла. Ваша война только здесь. Но что толку от завоеванных денег, власти, славы, любви женщин, если за ними лишь пустота! Слышите, пустота! Не только рая, даже ада с наказанием нет! В Его пустом телевизоре куда больше смысла! Уж если душа без ваших даров в нем исстрадается, то смерть как избавление воспримет! После бессмысленных телетерзаний раем для нее отключение электричества станет! Вы же, господин черт, пытаетесь ее привязать, смыслами своими – деньгами, властью, славой! Чтоб в них она как в телегрезах жила. Чтоб пустоту там как запредельный ужас воспринимала! Только страшно будет от смыслов ваших очнуться! Не дай Бог, в сознание прийти и понять, что костлявая уже на пороге стоит, а даров ваших завоеванных с собой в пустоту без рая и ада забрать ты не можешь! А правда как есть: смысл это пустота! Нет его!
Тут же повернувшись к старцу, он более сдержанно, но решительно произнес:
– Вас, Создатель, я тоже попросил бы уйти. Нет вас. И рай вы можете дать только из телевизора. А если вы есть, то только в моей голове. Весь мир только в ней. Если я помыслю Бога, он будет. Но я вас не мыслю! А если и мыслю, то почему вас? Может, Бог – это я?
– Ты что такое говоришь, слышь, собака? Я Бог!
– Собака? Да, я собака! Я Анубис! Бог с головой собаки! Да, я Бог! Пусть не для всех. Пусть только для себя! Я маленький местный бог! Здешний идол вроде того, которого в Днепр бросили! А вы, может, и есть, но, как все вокруг, вы вещь в себе. И в смыслы ваши мне проникнуть невозможно. А сами открыть вы их не желаете и на главный вопрос ответить не можете! Поэтому мой мир – это мой мир! А ваш – только ваш! И для меня вы не Бог, а шкаф! Большой черный шкаф с запертой дверцей! А теперь, простите, мне пора в мой шкаф отправляться! Утро скоро, славяне по мосту поедут, а знаете, как троллейбусы на рассвете визжат, спать не дают!
– Слышь, я шкаф? Да, жаль, Андрюша, не хочешь по-хорошему!
– Да что с ним базарить! Все! Хватит! Надоело! Видите, Сусанин, куда завела их ваша либеральная программа телепередач! Ничего святого не осталось! Ни черта, ни Бога не уважают! Пора с этим Андрианом кончать!
– Как же вы это себе представляете? Задушите? Или телевизионного мастера вызовете, чтоб канал отключил?
– Мастера? Я вам вызову мастера! Неудачник! Даже университет подорвать толком не можете! Только Гавврылову в рыло двинуть, вот все, на что вы способны! – истерично заверещал Адольф. – Мастера? Будет вам мастер. Будет и Маргарита! Есть у меня такая Маргарита, мало не покажется! Не Маргарита, а просто душечка, маргаритка! Ева, милая! Пойди-ка сюда! Тут один клиент несговорчивый попался.
Андрэ вдруг заметил, как из темноты отделилась женская фигура в черной парандже. Ее появление можно было бы принять за дурацкую шутку, если б не длинная острая коса в ее руках. Коса была не шуточная, а самая настоящая. Ева с косой была бы очень похожа на смерть со старинных гравюр, если б не паранджа да лицо вместо черепа, которое закрывала черная полупрозрачная сетка.
– А-а-а! И смерть уже здесь? Наконец-то все в сборе! Бог, Черт, Смерть и Солдат! Как же я сразу не понял! Ведь это театр! Вернее, вертеп! Ну, конечно, это чертов вертеп! И вы всего лишь куклы вертепа! Вот только одной куклы все равно не хватает! Где Невеста? Я вас спрашиваю! В вертепе у солдата обязательно должна быть невеста!
– Вы что, Андриан Николаевич, не знаете, кто у солдата невеста? – с ухмылкой проговорил черт. – Смерть – вот ваша невеста!
– А почему она в парандже? А, понимаю, современно! Идете, Адольф, в ногу со временем! Конечно, кто теперь косит – баба в парандже!
– Хватит умничать! Невеста заждалась! А вы у нее не один. У нас сегодня еще три свадьбы по плану. В Багдад надо слетать, в Хайфу и Лондон. Так что или снимайте каску, или прямо здесь вас зарегистрируем и повенчаем!
Андрэ обернулся к черту и, еле сдерживая себя, в раздражении прокричал ему в лицо:
– А не изволили б вы убраться от моего шкафа! Со всеми вашими чертовскими смыслами и божественными бессмыслицами! И бабу вашу с собой заберите! Не нравится мне такая невеста. Костлявая слишком, голова пустая и платье у нее черное!
– Да что с ним базарить! Давайте, батюшка, начинайте обряд венчания! А потом сразу заодно соборуете и отпоете! А я пока записи в книгу регистрации браков занесу!
Черт достал из кармана блокнот в кожаном переплете и, приготовившись писать, с ехидцей произнес:
– Итак, Ева, невеста! Согласны ли вы взять в мужья солдата Андрейку, Андрея, Андриана?
Ева молча пришла в движение и, схватив косу наизготовку, стала медленно приближаться к Андрэ. Он с ужасом понял, что попал в ловушку. Пути отступления были отрезаны. Слева на него надвигался Лев Николаевич, справа был Гитлер, перед ним – смерть в парандже, а за спиной оставались два шкафа – маленькая сцена вертепа, его последний редут, в котором он мог бы укрыться. Попятившись к шкафам, Андрэ схватил первое, что попалось под руку, – «Критику чистого разума» Канта – и метнул ее к черту.
Ознакомительная версия.
