Ознакомительная версия.
– Значит, капитан Кичин и его команда действительно принесли Одесскому пароходству два миллиона долларов чистой прибыли?
– Конечно.
– Как же случилось, что вместо того, чтобы встречать его как героя – оркестром, его встречали на вашем причале агенты КГБ?
– Ну, с этой организацией не спорят, – усмехнулась она. – Хотя, честно сказать, это было для всех нас большой неожиданностью – его арест. Дело в том, что начальник нашего пароходства товарищ Данченко уже послал в Москву ходатайство о награждении капитана Кичина орденом Трудового Красного Знамени – за тринадцать походов во Вьетнам и за спасение «Требинье». И вдруг вместо ордена этот арест…
Два инспектора таможенной охраны – сотрудники Одесского управления КГБ – поднимаются на борт каждого судна, пришвартовавшегося к причалу Одесского порта. Таково правило: сначала осмотр судна – нет ли на судне контрабанды. Только после этой многочасовой проверки происходит встреча моряков с их семьями и друзьями, которых они не видели порой шесть, а порой и восемь, и десять месяцев. Эти жены, дети, родители и друзья томятся часами в здании морского вокзала, ждут, когда их пустят на пирс, к трапу прибывшего судна.
Но на самом деле таможенный осмотр судна – это просто-напросто сбор инспекторами КГБ того «оброка», той дани, которой они обложили моряков перед выходом этого судна в заграничное плавание. «Гришин, я тебе, етти твою мать, заказывал «грюндик» мне привезти. А ты что привез? «Соню» – «Сделано в Тайване». Дешевкой хочешь отделаться?» «Борощенко, где женский джинсовый костюм? Что ты мне индийские джинсы суешь? Сам будешь индийские джинсы носить! Ну-ка, открывай свои чемоданы! Та-ак, у тебя три детские шубки-дубленки. Одну я беру себе». – «Но я же своим детям привез! У меня трое». – «А в загранку еще раз хочешь пойти? Или нет? То-то! Тогда и привезешь третью шубку для своих детей. Заодно будешь знать, как подсовывать мне индийские джинсы вместо “Леви Страус”!»
Ну и так далее в том же духе, пока все пятьдесят – шестьдесят членов команды не отдадут им свою плату за разрешение уходить в плавание за границу…
На этот раз инспекторов было не два, а четыре. Они подъехали на черной «Волге» Одесского управления КГБ прямо к трапу судна «Мытищи», пришвартовавшегося только что к одесскому причалу. Вся команда высыпала на палубу и махала руками женам и детям, чьи лица можно было различить вдали, за стеклянными окнами морского вокзала. Но когда эта черная «Волга» прокатила по пирсу прямо к трапу судна и четверо гэбистов в одинаково серых костюмах стали подниматься на борт, моряки смолкли. Двух из них они знали – капитана ГБ Г. и майора А.[19], женатого на дочке председателя Одесского управления КГБ. Именно этот майор отличался предельной наглостью в своих поборах с моряков, и именно ему сказал капитан Кичин, что больше он взяток платить не будет. Конечно, вся команда «Мытищ» знала об этой стычке, и многие, чувствуя себя после спасения «Требинье» героями дня, тоже подумывали послать этих А. и Г. подальше, не платить им ритуальный «оброк».
Но то, что эти двое подъехали к трапу на служебной гэбэшной «Волге» и не вдвоем, а вчетвером, – это был дурной признак. Команда «Мытищ» молча наблюдала, как четверо гэбэшников прошли мимо вахтенного матроса на борт судна, поднялись на капитанский мостик и подошли прямо к капитану Кичину. Кичин стоял там в окружении офицеров в белой парадной форме с офицерским кортиком на поясе.
Подойдя к нему на расстояние двух шагов, майор сказал громко – так, чтобы было слышно даже на нижней палубе:
– Гражданин Кичин, снимите свой кортик! Вы арестованы! Вот ордер на ваш арест, подписанный районным прокурором.
– За что? – вырвалось у молоденького третьего штурмана.
– Там ему скажут, за что, – произнес усмехающийся майор А., не отрывая торжествующего взгляда от глаз капитана Кичина. Затем приказал двум сопровождающим его гэбэшникам: – Уведите арестованного!
И только когда эти двое спустились с Кичиным по трапу и увезли его в черной гэбэшной «Волге», майор повернулся к застывшей в хмуром изумлении команде теплохода «Мытищи» и объявил весело, с торжеством:
– Ну вот, товарищи герои! Все ясно? А теперь приступим к осмотру судна и ваших личных вещей. Начнем с первого помощника капитана. Мирошников, что там с тебя причитается? – И достал из кармана блокнот, в котором были записаны все его «заказы».
– Где вы взяли деньги на покупку морякам ценных подарков? Только не пытайтесь отрицать, что эти подарки были. Вот письма ваших матросов домой – каждый хвастается, что получил от вас подарок.
– Я и не отрицаю. Команда проявила настоящий героизм при спасении «Требинье», и подарки, которые я им сделал от имени пароходства, куплены на деньги пароходства. Пароходство разрешило мне купить два буксирных троса, но я купил только один, а на остальные деньги боцман купил краску для ремонта судна и подарки команде.
– Сколько денег из этих пяти тысяч долларов вы присвоили себе лично?
– Ни цента. Я даже запретил боцману покупать для меня подарок.
– Это вранье. У нас есть данные, что вы постоянно провозите в своей капитанской каюте контрабанду – наркотики и дефицитные товары, а ваша жена и любовницы спекулируют этими товарами на черном рынке.
– Неправда! У меня нет любовниц, и я не вожу контрабанду.
– А как вы докажете, что пять тысяч долларов, отпущенные вам на покупку буксирного каната, вы истратили полностью на краску и подарки, а не присвоили себе, скажем, половину?
– Вы можете допросить боцмана. Все закупки делал он. Я же был парализован.
– Мы уже допросили боцмана. Он показал, что вы выделили ему на все покупки ровно 1300 долларов. А остальные деньги оставили себе.
– Покажите мне его показания.
– Вы что! Не верите следователю КГБ?
– Нет, не верю. Я требую очной ставки с боцманом. Пусть он при мне повторит то, что вы говорите.
– Вы работаете капитаном уже восемь лет. За эти годы заработали на провозе контрабанды сотни тысяч рублей. Где вы прячете золото и валюту? Признавайтесь!
– На кухне, под половицей.
– Не врите! Мы вскрывали полы в вашей квартире. Там нет золота.
– На кухне у любовницы…
– Какой любовницы? У вас же нет любовниц!..
– Значит, у меня и золота нет. Вы выдумали и то и другое.
– Слушайте, Кичин! Мы вас заставим признаться! Рано или поздно! Имейте в виду! Контрабанда, злоупотребление служебным положением и присвоение государственной валюты – пятнадцать лет строгого режима, как пить дать! Но если вы сами сознаетесь, суд может принять во внимание вашу молодость и чистосердечное признание и смягчить вашу участь…
Вот такие допросы.
Каждый день в течение первого месяца заключения в следственную тюрьму КГБ.
Допрашивали его майор А. и капитан Г. – те, которым он отказался давать взятки. Именно их назначил следователями по делу капитана Кичина начальник Одесского управления КГБ полковник Куварзин.
Спустя месяц после ареста Кичина в Одессе оказался один из лучших московских журналистов тех лет, корреспондент «Комсомольской правды» Геннадий Бочаров. Я знал Геннадия с самых первых дней его появления в «Комсомолке». Он приехал в Москву из Караганды – шахтерского города на юге Казахской республики. В свои двадцать четыре года он успел уже отслужить в армии, проработать год на угольной шахте в Караганде и еще год – в городской карагандинской газете. Отсюда, из Караганды, он прислал в «Комсомолку» несколько своих первых репортажей, отличающихся энергичным стилем, образным языком и особым чутьем на острую ситуацию… После трех или четырех таких статей руководство газеты пригласило Бочарова в Москву. И первые четыре месяца Гена жил прямо в редакции, в студенческом отделе, на диване.
Впрочем, спал он на этом диване не так уж и часто – он постоянно летал в командировки по всей стране, в самые «горячие» точки: на степные и таежные пожары, на заполярную границу, в студенческие трудовые десанты… Его неукротимой энергии хватало даже на то, что по личному приказу министра железнодорожного транспорта на столе Бочарова появился телефон специальной междугородной железнодорожной телефонной связи, то есть Бочаров мог бесплатно звонить в любую точку СССР, не бегая, как все остальные сотрудники редакции, за разрешением на междугородные звонки к секретарше редактора…
Через два года Бочаров получил за свои репортажи и очерки самую престижную в СССР журналистскую премию имени Михаила Кольцова.
Я говорю о Бочарове столь подробно потому, что именно этот один из самых энергичных и «хватких» московских журналистов попробовал первым вмешаться в судьбу капитана Кичина. Прибыв в июле 1986 года в Одессу, он услышал от моряков историю спасения «Требинье» и ареста капитана Кичина и буквально ринулся в местное управление КГБ, чтобы взять у Кичина интервью.
Ознакомительная версия.
