Ознакомительная версия.
Н-да… Миша не стал кинооператором. Возмужав, он стал менеджером крупного салона автомашин «Форд» в Мэриленде, купил дом и стал в этом году отцом чудных близнецов – Отари и Даниила. Но каждый раз, когда в его каторжной, по четырнадцать часов в день, работе появляется окно хотя бы в пару часов, он едет либо в мастерскую отца, либо на кладбище, сидит у могилы отца и плачет. Взрослый, громадный мужчина – о чем он плачет? Этого я не могу вам сказать, я не знаю. В декабре прошлого года я после восемнадцати лет эмиграции прорвался на несколько часов в Баку, приехал на еврейское кладбище, нашел там могилу мамы и, стоя над ней, тоже плакал, конечно. Да, мы все плачем на родительских могилах, это слезы вины, тихих разговоров с их давно отлетевшими душами и просьбами простить…
Каждый раз, когда Миша приезжает на могилу отца, он находит здесь остатки свежих цветов. Это Белла, его мать, была тут вчера, поливала траву вокруг могилы Отари и оставила на плите цветы, а ночью… Говорят, что ночью на кладбище приходят из леса олени и съедают цветы с могил.
Но кто их видел?
И откуда взяться лесам под Вашингтоном, в Мэриленде, изрезанном сетью шоссе и хайвеев?
Я предпочитаю думать, что эти олени спускаются на кладбище из той страны, где тишь и благодать. Они забирают цветы и уносят их Отари. Свежие цветы, которые он продолжает писать по заказу Верховного Творца. Или – потому, что Белла продолжает их приносить, как все сорок лет их так быстро пролетевшей совместной жизни…
1996, Нью-Йорк
Весь эпизод казни снимается как бы от Достоевского – рваными кусками, нестабильной камерой, странными ракурсами и порой даже вне фокуса, чтобы передать ужас Достоевского перед расстрелом…
«На прут с ушком надевалось от 8 до 10 запястий (наручней), в каждое запястье вкладывалась рука арестанта и затем в ушко прута вдевался запор… Нанизанные на прут осужденные отправлялись в путь вместе с каторжниками. На лбах и щеках у иных выжжены клеймом буквы «ВОР»; у других вырваны ноздри… У одного из нас пальцы на руках и ногах были отморожены и ноги гнили от кандалов. У Достоевского кроме того еще открылись на лице золотушные язвы…» (Из мемуаров современников Достоевского.)
Здесь и далее в кавычки взяты цитаты из свидетельств Достоевского и других участников описываемых событий. – Э.Т.
Кантонист – с детства служащий в армии.
Наемщик – нанятый отбывать армию вместо кого-то, обычно – сына богатого купца.
Придурок… (евр.)
«Он старался, – писал потом Врангель, – заглянуть мне в душу…»
Достоевский позже писал, что Буран до страсти любил сечь и наказывать палками, он был чем-то вроде утонченного гастронома в этом деле.
«Изба Достоевского находилась в самом безотрадном месте, – сообщает в мемуарах Врангель. – У Достоевского была одна комната, низкая; в ней всегда царствовал полумрак. Бревенчатые стены смазаны глиной…»
«…в этот момент мне становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет… На несколько мгновений я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии и о котором не имеют понятия другие люди… Это та же самая секунда, в которую не успел пролиться опрокинувшийся кувшин с водой эпилептика Магомета, успевшего, однако, в ту самую секунду обозреть все жилища Аллаховы. За несколько секунд такого блаженства можно отдать десять лет жизни, пожалуй, всю жизнь…» (Ф. Достоевский.)
К великой славе Господней! (лат.)
«Наружность его… была уж как-то слишком изящна. Он был высок, строен, тонок; лицо его было продолговатое, всегда бледное; белокурые волосы, большие голубые глаза, кроткие и задумчивые… Полные небольшие пунцовые губы его, превосходно обрисованные, почти всегда имели какую-то серьезную складку; тем неожиданнее и тем очаровательнее была вдруг появлявшаяся на них улыбка, до того наивная и простодушная, что вы сами вслед за ним ощущали немедленную потребность улыбнуться. Одевался он неизысканно, но всегда изящно; видно было, что… это изящество ему прирожденно… В нем ничего не было скрытного. Он был слаб, доверчив и робок сердцем; воли у него не было никакой. Он был не по летам наивен и почти ничего не понимал из действительной жизни… такие люди осуждены как бы на вечное несовершеннолетие». (Ф. Достоевский.)
«Сердце ее опять обратилось ко мне, – писал Достоевский Врангелю. – Она плакала, целовала мне руки… Я не знаю еще, что будет со мной без нее. Я пропал, но и она тоже… Я провел там не знаю какие два дня – это было блаженство и мученье нестерпимое…»
«Вы все, здоровые люди… и не подозреваете, что такое счастье, то счастье, которое испытываем мы, эпилептики, за секунду перед припадком. Магомет уверяет в своем Коране, что видел рай и был в нем. Все умные дураки убеждены, что он просто лгун и обманщик. Ан нет! Он не лжет! Он действительно был в раю в припадке падучей, которою страдал, как и я». (Ф. Достоевский.)
Так я сказал! (лат.)
Центральная комиссия по улучшению быта ученых.
Это дело! (укр.)
Да это мы сделаем! (укр.)
Со времени тех событий прошло больше 20 лет, фамилии не могу вспомнить точно, поэтому заменяю их инициалами. – Э. Т.
Да, кажется, мы поспешили с этим капитаном (укр.).
Нет, это невозможно… (укр.)
Это я понимаю. Только мы не можем менять решения партии (укр.).
Потому что партия никогда не ошибается, товарищ Бочаров (укр.).
Ознакомительная версия.
