Ознакомительная версия.
Статья не пишется. Пальцы опускаются на клавиши и застывают в миллиметре. Голова раскалывается от городского шума, а я смотрю на монитор, где чёрные буковки ждут окончания предложения.
Надо доделывать. Скоро Савка окончит школу, соберётся в институт, а я должен помочь ему выйти в жизнь: пытаюсь быть брату за отца, но из меня, наверное, никакой папаша…
В капельнице капало.
Влад мечтал умереть.
Рядом сидела мама. Дремала, уткнувшись подбородком в грудь.
Парень осторожно перевернулся, стараясь не задеть воткнутую в вену иглу, и закрыл глаза.
Боль.
Последний месяц она каждый день напоминала о себе. Сначала лёгкое жжение, потом зуд, от которого хотелось чесаться, и уже после по голове словно били кувалдой.
Влад крепился, сжимал зубы, и, когда сил терпеть не оставалось, кричал. Звал на помощь, и врачи вкалывали обезболивающее. Лекарство ненадолго помогало, ему даже удавалось минут на двадцать-тридцать задремать, но по истечении этого времени начинались жжение и зуд, и кувалда обрушивалась снова.
Иногда случались периоды затишья. Болей не было, в голове шумело, будто какой-то маленький человечек надумал там уборку и вовсю орудовал пылесосом. Шум этот не досаждал, Влад к нему со временем попривык и мог читать или рисовать в тетрадке, не обращая на пылесос внимания. Но такие периоды бывали редко. В основном он жил с кувалдой.
Голова у мальчика начала болеть после реки. Купаясь летом с ребятами, Влад прыгнул с высокого камня и неудачно нырнул, ударившись о воду. Ребята вытащили его на берег, побежали за взрослыми, а он около десяти минут лежал без сознания и пришёл в чувство только при помощи нашатырного спирта. Спасатель Паша Семёнов, приехавший вместе с ребятами, откачал Влада и отвёз домой, наказав не приближаться к реке в ближайшее время. Влад и не приближался. Через день он слёг с острым приступом головной боли и не мог даже приподняться с постели. Вызванный фельдшер ничего толкового не сказал и посоветовал обратиться в больницу.
Следующим утром Влад с мамой отправились на обследование. Небольшое улучшение позволило добраться до больницы, где врач заставил мальчика сдать множество анализов и лечь в какой-то огромный аппарат, напоминающий солярий, который Влад видел однажды в бассейне. К обеду состояние ухудшилось, и доктора решили оставить мальчика под присмотром, не понимая причину болезни.
Причина выяснилась позже. Томография показала опухоль размером со сливу чуть выше лба, а анализы подтвердили её злокачественность. Врачи поставили диагноз – рак в последней стадии развития. Не операбелен. Неизлечим. Поставили крест на маленьком человеке.
Мама Елена Евгеньевна, услышав шокирующую новость, вскрикнула и упала в обморок прямо у заведующего отделением. Заведующий был привычен к подобным фокусам, привёл женщину в чувство, посадил и объяснил, что к чему.
– Понимаете, – спокойным тоном сказал он. – Анализы показывают, что ситуация критическая. Рак не проявлял себя ничем на первых трёх стадиях. Сейчас он уже не операбелен. Мы только погубим ребёнка. Попробуйте обратиться в профессуру в Москве, я дам адрес, отвезёте им снимки и результаты, может они смогут помочь. Но поверьте, я двадцать лет в медицине, и советую вам набраться терпения и находиться рядом с мальчиком.
– Какой срок, доктор?
– Максимум месяц.
Дома Елена Геннадьевна до полуночи рыдала. Страшное известие пришло неожиданно, упало, как снег. Женщина не верила, что её единственный сын, одиннадцатилетний Влад, умница и отличник, радость и счастье, смертельно болен, и ничто не вылечит его. Никакие лекарства и уколы, никакие чудодейственные травы не спасут жизнь, не уберут эту опухоль с мозга. Ничто. Спасенья не осталось. Кто бы мог подумать, что обычный школьник, посещающий секцию дзюдо, педагога по вокалу и субботний футбол во дворе враз скиснет и лишится даже шанса на выживание. Судьба оказалась жестокой и выбросила Владика за борт.
В Москву Елена Геннадьевна всё-таки поехала. Собралась, наказала бабушке не отходить от Влада ни на шаг, купила билет на поезд и умчалась. Спустя день она прибыла в столицу, нашла адрес профессора и три часа прождала в очереди, ожидая пока пройдёт консультация. Старенький профессор с козлиной бородкой посмотрел снимки, пошамкал, изучил бумаги и сказал, что обязательна химиотерапия, без неё пациент не протянет и месяца.
– Опухоль запущенная. Здесь не поможем даже мы. За операцию я не возьмусь ни за какие деньги. Это бесполезно.
Обратно Елена Геннадьевна ехала с позорным поражением, которое не простила себе. Профессор упёрся, отказался оперировать, обрекая Владика на смерть, другие профессора не хотели даже слушать, зная, что старший не стал рисковать и твердили только одно: химиотерапия.
В больнице Влада перевели в онкологию. Кололи новые препараты и готовили к химии. Мама и бабушка по очереди дежурили, охраняя своё чадо, но улучшений больше не было. Голова болела, случались и обмороки, и Влад практически перестал интересоваться жизнью: не рисовал, не писал, не читал, а в основном лежал с закрытыми глазами или стонал, борясь с приступами. Елена Геннадьевна плакала, не в силах смотреть, как гаснет жизнь в сыне, бегала по врачам, пытаясь найти хоть какое-нибудь решение, однако судьба относилась к женщине безразлично. Все усилия разбивались о неприступную стену.
В день химиотерапии мама и бабушка не находили места. Сидели с бледными лицами на кушетке и молились.
Вечером Владик лежал в реанимации, подключённый к аппаратам. Аппарат пищал, но мальчик не слышал его, находясь в коме. Врачи ничего не говорили, и неопределённость пугала сильнее, чем ожидание скорой смерти.
На третий день кома оставила мальчика в покое. Влад проснулся, никого не узнавал, но ближе к обеду взгляд просветлел, он помахал Елене Геннадьевне рукой, улыбнулся, и у мамы сердце упало в пятки. Как сказать этому беззащитному комочку, что его дни сочтены и где-то через четыре недели он заснёт навсегда. Как ему это сказать?! Как?!
Ответа не было.
Заведующий отделением онкологии Мишин в разговоре с Еленой Геннадьевной сказал, что особого улучшения химиотерапия не принесла, скоро Влад вернётся в обычное состояние, поэтому необходимо подумать, что делать дальше.
– Как-то облегчить его уход мы не можем, у нас запрещено законодательством. – Мишин вытер платком лысину. – Обезболивающие не помогут, организм уже привык к ним, и реального толку мало. Выход один: эвтаназия.
– Что? – не поняла мама.
– Человеку вводят лекарство, и он умирает. Без болей, без криков. Проще говоря, засыпает.
– Разве так можно?
– В России это подсудное дело, в некоторых странах Европы эвтаназия официально разрешена, и тяжёлые больные летают туда, чтобы не мучиться последние дни. У вас есть загранпаспорт?
Загранпаспорт Елена Геннадьевна сделала в прошлом году. Подвернулся старый знакомый, оказавшийся работником УФМС, предложил помощь, и она подала документы. Осенью они с Владом слетали в Турцию.
– Если есть, то проблем меньше. Сделаете срочный запрос на Шенгенскую визу и полетите. Выбора нет, – подвёл итог Мишин.
Елена Геннадьевна и сама понимала, что выбора не осталось, но так и не верила, что всё это происходит с ними: с ней, с её кровинкой, попавшей в беду. Она как маленькое дитя щипала себя за руку, надеясь, что находится во сне, – нужно проснуться и кошмар закончится. Но кошмар не заканчивался. Он только начинался.
* * *
С шенгеном вопрос решился быстро. Всё тот же знакомый, узнав о страшной болезни Влада, не поленился и оформил визу за неделю. К тому времени мальчику стало совсем плохо, и расстроенная Елена Геннадьевна понимала, что поездка в Амстердам станет последней для сына. Обратно он уже не приедет.
Ночами женщина рыдала, молилась, стоя перед иконой, но чувствовала, что тратит время впустую. Бог захотел забрать Владика себе, этого умного и творческого мальчика, и ему без разницы, что мама и бабушка останутся одни в этом жестоком и страшном мире. Одни, без поддержки и опоры, без дальнейшего смысла в жизни. Без всего.
Мишин созвонился с коллегами из Москвы, те отправили запрос в Голландию. Спустя два дня пришёл положительный ответ и квитанция на оплату услуг. Сумма оказалась большая. Елена Геннадьевна сняла все деньги со счетов, с карточек, заняла у друзей на дорогу и проживание в Амстердаме и заказала билеты на самолёт до Москвы и из Москвы в Голландию. Женщина не знала, как выдержит перелёт сын, но надеялась, что всё пройдёт нормально, не будет обмороков и крови из носа. Врачи лететь не советовали, однако времени практически не осталось. Либо одним днём самолётом, либо неделю с двумя пересадками на поезде. Решили остановиться на первом варианте.
В понедельник утром бледный Влад и заплаканная мама ехали на такси в аэропорт. Сын дремал на заднем сиденье, убаюканный рокотом мотора, изредка вздрагивал во сне, а мама успокаивала его, поглаживая по руке.
Ознакомительная версия.
