Ознакомительная версия.
До аэропорта доехали быстро, пробок в Новом Уральске отродясь не было, аварии с утра не встретились. Дорога была свободная, таксист молчалив, не донимал глупыми разговорами, а просто гнал, держась за баранку, и думал о чём-то своём. У входа он помог Елене Геннадьевне с багажом, донёс сумку до стойки регистрации и исчез.
Зарегистрировавшись на рейс, мама и сын сели в зале ожидания. До отлёта женщина любовалась Владиком и незаметно, спрятавшись в платок, пускала слёзы. Сын сидел, не обращая ни на кого внимания, глядел в одну точку или на самолёты, взмывавшие в небо. Елена Геннадьевна сходила за кофе, предложила Владу, но он не откликнулся. Так, попивая горячий экспрессо, она дождалась объявления посадки.
– Себя нормально чувствуешь? – спросила мать у сына.
Тот безразлично кивнул. Мама поправила Владику волосы и позвала на рейс.
До Москвы долетели без приключений. Сын не жаловался, спал, вытянувшись в кресле, пускал пузыри, и никто бы в этот момент не сказал, что красивый мальчик болен и находится при смерти.
В Шереметьево они поели. Мама соблазнила сына на любимую пиццу, и Влад без аппетита съел небольшой кусочек. До следующего рейса оставалась ещё уйма времени, и Елена Геннадьевна не знала, чем занять сына. Пробовала разговорить, но он молчал, рассказывала смешные истории, шутила, однако Владик так и не растормошился. Сейчас он напоминал робота, у которого села батарейка.
Когда объявили посадку на Амстердам, сердце Елены Геннадьевны предательски кольнуло. Задумавшись на минуту, она смотрела вслед уходящим пассажирам и не верила, что шансов больше нет. На ватных ногах мама пошла за остальными и встала в очередь.
До Амстердама долетели без эксцессов, а в аэропорту сели в первое попавшееся такси. Елена Геннадьевна показала водителю бумагу с адресом, тот кивнул, и они поехали.
В больнице Владика осмотрели, подписали бумаги и положили в палату. Доктор на английском языке объяснил Елене Геннадьевне, что по договору пациент обслуживается в течение четырех недель и проходит эвтаназию. Мама согласилась, спросила у дока по поводу посещений и пошла устраиваться в гостиницу.
Потекли долгие голландские дни. Большую часть времени женщина проводила у Влада или в снятой комнате, редкими вечерами гуляла в одиночестве по городу и мечтала, что всё образуется. Владик держался молодцом, выполнял указания врачей, пытался крепиться, но боли стали сильнее, приступы длительнее, участились обмороки. Сын впал в депрессию, много плакал, а мама сжимала кулаки от безысходности и не знала, чем ему помочь.
Врачи начали колоть сильное обезболивающее, от которого Влад находился в дурмане и не мог разговаривать. Главный доктор подготавливал женщину к худшему, подходило время эвтаназии. Елена Геннадьевна не находила себе места, маялась от угрызений совести и боялась страшного момента, когда из клиники позвонят и скажут, что время пришло.
В конце третьей недели такое известие застало женщину в самый неподходящий момент. После свидания с Владом, где сын впервые в Голландии выдавил улыбку и сказал, что ему лучше. Мама вернулась в гостиницу, приняла душ, сварила кофе, и раздался телефонный звонок. Док сообщил, что пора начинать. Тянуть уже некуда.
Выйдя на улицу, Елена Геннадьевна посмотрела в небо и закричала что было сил. Сегодняшним днём её сердце умрёт вместе с Владом.
Навсегда…
1
Мы смотрели на дядю Сашу чёрными глазами-бусинками и не могли поверить в чудо. Чужой дядька, пришедший в детский дом выбрать ребёнка, увидел нас, подозвал к себе и положил тяжёлые руки на хрупкие мальчишеские плечи.
– Забираю вас с собой, ребят, – сообщил он густым басом и поднялся в двухметровый рост. – Домой поедем.
И мы поехали домой.
Залезли в «Ладу» девяносто девятой модели, уселись на заднее сиденье и болтали ножками, а дядя Саша рулил, маневрируя по скользкой январской дороге. «Лада» покорно слушалась, взрывала шипами грязную корку льда и везла по центральному проспекту Нового Уральска. Мы молчали, изредка переглядываясь с братом, и возвращали взор на витрины магазина. Боялись, что через секунду-другую проснёмся в спальне детдома, а дядя Саша исчезнет, окажется всего лишь сном.
Дядя Саша не исчез. Загнал тольяттинское авто во двор, припарковал у подъезда и велел подниматься на четвёртый этаж. Мы ковыляли по лестнице, стараясь шагать быстро, а он шёл следом, спокойный и уверенный в себе. Наш новый папа, выбравший из тысячи сорванцов двух братьев: пятилетнего Егора и четырёхлетнего Кирилла, двух сирот, чьи прежние родители погибли в авиакатастрофе.
Открыв железную дверь, дядя Саша пропустил нас внутрь, раздел, повесив дешёвые куртки на крючки, потрепал по голове, а мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, и чувствовали себя неловко. Не привыкли ещё.
– Что за дела такие? – насупился родитель, заметив загадочность на лицах. – Чего грустим? Обратно хотите?
– Не-е, – в один голос заголосили мы, а дядя Саша расхохотался, сразу став как-то ближе, и пообещал, что не отдаст.
– Делать вам там нечего. Пить, курить да кражами заниматься, – в России таких хватает. Я из вас достойных людей воспитаю – интеллигенцию! – Мужчина многозначительно поднял палец вверх, подчёркивая важное слово. – Читать-то умеете, братья?
– Не, дядь Саш, не умеем, – замотали мы пустыми тыковками. – У нас учительница… э-э-э… тётенька… не ладит с нами… Не любит. Мы и не учим ничего.
– Озорничаете?
– Ну… чуть-чуть. Капельку.
– Эх, бандиты!!! – Дядя Саша подхватил нас будто две пушинки. – Здесь шалить не получится! Завтра с бабой Томой познакомитесь: ух, она задаст, если нашкодите! Она всех в ежовых рукавицах держит!
– У бабы Томы рукавицы из ёжика? – поинтересовался Кирилл.
– Да! – не стал отвлекаться на глупости дядя Саша. – Вашу комнату посмотрим?
– Ещё бы!!!
И дядя Саша понёс нас в детскую.
Просторная, светлая, с игрушками и шведской лестницей, с широкой двуспальной кроватью, – о такой комнате мы и мечтать не могли. Смотрели, трогали покрывало и велосипеды, но вера в то, что всё это наше, появилась позже. Гораздо позже.
– Устраивайтесь, ребятня, – сказал дядя Саша. – Играйтесь, собирайте конструктор, кубики. Я – на кухню, готовить. Что на ужин хотите?
– Мы всё будем, – ответил я. – Хоть что.
– Добро. Значит, на вкус шеф-повара… Макароны по-флотски и салатик. Ну и на десерт сладкое.
И вот первый семейный ужин. Дядя Саша во главе стола, с рюмочкой водки – выпивает, закусывает, рассказывает о себе. Мы узнаём, что он на самом деле повар, и не просто повар, а главный в лучшем ресторане города, в ресторане, где питаются богатые и знаменитые люди. Узнаём, что у дяди Саши были жена и дочка, но обе умерли: жена – при родах, а дочка – от тяжёлой болезни, «рак» называется. Мужчина плачет, вспоминая о дочке, и мы понимаем, что он хороший, добрый, но несчастный человек, которому не хватает тепла и родных. Нам здорово – сытые, наевшиеся шоколадного торта, вспоминаем будни детского дома, начинаем клевать носами, просимся спать. Дядя Саша встаёт, стелет кровати, и мы ложимся. Кладём головы на подушки и тут же засыпаем, а новый папа шепчет сказку о принцессе и нищем.
Утром дядя Саша будит нас рано. Ему на работу, баба Тома опаздывает, и он раздражённо ходит из угла в угол. Наконец в дверь звонят, мужчина открывает, и в коридор заходит большущая тётенька – огромная – я больше не видел в жизни, в сером пальто и норковой шапке, – красивая, но очень толстая.
– Баба Тома, – представил её дядя Саша, пока мы хлопали глазами. – А это Егор и Кирилл, мои сыновья. Знакомьтесь, ребятня, с бабушкой.
– Здрасьте, – выдавил я, а Кирилл так и остался стоять с раскрытым ртом. Он тоже не видел больших тётенек.
– Саш, как обустроились? – между делом полюбопытствовала баба Тома. – Не дичатся?
– Всё нормально. – Дядя Саша принял шапку и пальто. – Привыкнут. Мы не кусаемся… Ладно, мам, побежал я. Опаздываю.
Дядя Саша чмокнул бабу Тому в щёку и ушёл, а мы остались с большой тётенькой. Та широко зевнула, жестом приказала нам идти в детскую, а сама удалилась на кухню. Я обрадовался неожиданной свободе и зазвал Кирилла играть, и около часа нас никто не побеспокоил. А потом баба Тома устроила экзекуцию.
Заставив двух мальчишек отжиматься, приседать и прыгать на скакалке, она контролировала каждое занятие повелительными командами, смеялась и обзывала «сачками» и «шлангами».
После зарядки нас умыли, растёрли полотенцем и накормили «солдатской» кашей – несладкой, с крошечным кусочком масла, яйцом всмятку и напоили горячим чаем – тоже несладким. На обед баба Тома приготовила щи, гречку с окорочком и компот из сушёных яблок, а на ужин снова были приседания, прыжки, «солдатская» каша и яйца всмятку.
– Как в детдоме, – ворчал брат. – Всё по графику.
– Режим, голубчики, – бодрила баба Тома. – Потом ещё спасибо скажете. Сашок вон до сих пор говорит: здоровье как у быка.
Ознакомительная версия.
