Елена Минкина-Тайчер - Там, где течет молоко и мед (сборник)

Ознакомительная версия.

Дом оказался вполне приличным, хотя и старым, но, конечно, без лифта. Полчаса ползли на четвертый этаж, Старик останавливался через каждые три ступеньки, вздыхал, вытирал лицо мятым платком. Наконец нашли нужную дверь, какая-то фамилия была написана по-венгерски, он даже не пытался рассмотреть. Кажется, там ждали, потому что дверь распахнулась мгновенно. Ага, все-таки женщина! Вот старый хрен! Пожилая женщина, но вполне симпатичная и аккуратная, намного моложе отца. Почему-то кажется знакомой. Нет, не знакома, но очень похожа на кого-то. Оглянулся растерянно, прямо напротив двери висел портрет. Даже не портрет, а увеличенная фотография – молодой мужик обнимает за плечи женщину… Это был он сам!.. Это он обнимал Йоланду на фоне родительского дома! У матери в альбоме хранилась такая же фотография, даже помнил когда снимали – Рони пошла в первый класс. И стало понятно, на кого так похожа женщина – на него!.. Да, эта абсолютно чужая женщина в чужой стране была похожа на него самого.

Полотенце, вышитое петухами, висело на смешном деревянном крючке в виде зонтика. Петухи были красными и желтыми, но у желтых все-таки оставались красные гребешки. Специально постоял в ванной комнате, требовалось как-то осмыслить происходящее. В принципе, все понятно. Ее зовут Катей, родилась в 41-м, уже после отъезда отца. А мать звали Марией. Соседка. Прятала три месяца как могла, потом собрала денег на дорогу. Не такая молодая, под тридцать. А он – совсем мальчик. Такой красивый мальчик, кудрявый.

Катя говорила по-английски неплохо, очень понятно, но она еще и руками показывала – такой, мол, кудрявый. Никто не надеялся, что мальчик спасется, всех евреев в округе забрали. И его семью забрали, и родителей, и сестру. Мама Мария каждый год осенью поминальную свечу ставила, и в церкви, и в синагоге – за упокой Миколоша. И внука Миколошем попросила назвать, чтобы память сохранить. А он вдруг явился!.. Через тридцать два года! Смеялась она очень заразительно, запрокинув голову, как девчонка.

Да, хорош Старик! Прятаться-то прятался, а ребенка успел смастерить…

Сразу же стало стыдно. Сколько было тогда отцу – двадцать, восемнадцать? Загнанный как дикий зверь, униженный, виноватый без вины, а тут добрая женщина – утешает, кормит. Единственная точка опоры. Небось, и женщин никогда не знал до нее, совсем пацан. А теперь глубокий старик, дышит с трудом, наверное, прощаться приехал. Черт, откуда я мог знать!

– Почему ты ждал так долго? Тридцать два года! Почему не приехал раньше, не искал их, не интересовался?

– Боялся. Боялся воспоминаний. Мама, бабушка, отец, сестра… Все, все ушли безвозвратно. Но я же не знал, что она осталась беременной! Как я мог знать?

– Тогда почему вдруг поехал?

– Из-за Михаэля. Из-за его болезни. Подумал, что на мне какой-то грех, а Бог карает его.

Очень хотелось уйти, не по силам была ему сейчас эта чужая жизнь, чужой дом, чужая старая женщина, которая почему-то обнимала его и хлопала по спине, как мальчишку.

– Красавчик, какой красавчик, весь в отца! И на меня похож, ты был прав, папа, мои глаза и уши, видишь, как прижаты, ты посмотри!

И еще что-то приговаривала, уже по-венгерски, обнимала Старика за шею, опять смеялась, вытирая слезы. И уже хлопотала, накрывала на стол, уже появились скатерть и тарелки, из кухни все сильнее пахло сдобой. Нет, невозможно было уйти, обидеть эту старую хохотушку с лукавыми темными глазами. Да и старой она не была, нечего наговаривать, проворные полные руки легко несли тяжелую посуду, круглое лицо сияло, как у девчонки. Невозможно поверить, что она только на десять лет моложе матери. Сразу сжалось сердце, даже на кладбище не заехал перед отъездом, а ведь вполне мог успеть.

Еда оказалась необычайно вкусной – темно-красный обжигающий суп, жаркое в горшочке, пряные жгучие перцы. Конечно, еще и голод сказывался, не ел со вчерашнего дня. Вдруг вспомнил про «сухой паек», не забыть выбросить вечером. Отцу Катя постелила в смежной комнате, он лег сразу после супа, еле ноги дотащил.

– У папы там любимое место, на диванчике. Это ведь он квартиру купил для нас с мамой, еще в семьдесят пятом году, правда чудесная?

Странно было слышать «папа». И видеть родные фотографии на чужих стенах. Вот почему всегда не хватало денег!

Чудесного в квартире было маловато – тесная кухня, низкие потолки, очень скромная мебель. На стене в гостиной висели большие старинные часы, и вообще был какой-то особый женский уют – коврики, салфетки, цветы в горшках. Цветы, кажется герань, стояли на деревянной этажерке с резными ножками, на каждой полке по цветку, так что верхний почти касался потолка. Рядом, на низком столике с такими же смешными ножками, сидела большая кукла.

– Мы трудно жили, честно говоря, еще с тремя соседями, печное отопление, шум. Мама так и не вышла замуж, наверное, боялась меня огорчить. Она ничего не просила, не думай, папа сам решил! Но он уверял, что вы очень хорошо обеспечены – свой дом, бесплатное электричество, у детей дорогие велосипеды и компьютер.

А что, все правильно! И свой дом был, пусть одноэтажный, и велосипед с шестнадцатью скоростями. И компьютер отец купил, когда он перешел в старшую школу. Хотя и ворчал потом целый год.

– И вот мама на старости лет стала жить как королева – покупала хорошие продукты, мылась в собственной ванной.

– Он что, каждый год приезжал?

– Да, каждый. Пока были силы, конечно. Миколаш его обожает! Это мой сын, вот видишь на фотографии. На пять лет тебя моложе, но совсем не такой умный. Папа очень тобой гордится, все рассказывает, какой ты прекрасный врач. А мой так и остался футболистом! И детям голову заморочил футболом, сам тренирует. Вот они, близнецы – Михаэль и Шай, тут им по двенадцать. Это я придумала вашими именами назвать, забавно получилось, правда? Миколаш сейчас тренер, а раньше играл в сборной Венгрии. Папа рассказывал, что ты тоже в детстве был футболистом. Все мальчишки – футболисты, что с вас взять!

У нее был удивительно хороший английский. Только слишком правильный, в Штатах говорили по-другому.

– Сорок лет преподавала язык в школе, самой не верится, как быстро время пролетело! Теперь уже шестой год на пенсии. Но еще подрабатываю переводами, не хочется замыкаться. В юности так мечтала посмотреть Англию и особенно Ирландию. При нашем-то режиме! Сейчас уже нет такого настроения. А твои девочки, наверное, любят путешествовать? Такие красавицы, просто волшебные!

Так и сказала – wounderful. И опять руками показала – кудри, талию, бедра … Смешная тетка, конечно. Все подкладывает ему на тарелку, огурчики выбирает покрепче, пирог из серединки, где больше яблок, с детства такого не помнил! И еще по голове погладила, будто он кудрявый мальчуган, а не лысый усталый мужик.

– Папа очень много денег нам привозил. Если пересчитать в евро, не меньше тысячи в год получится! Но когда мама умерла, я перестала их тратить. Тем более Миколаш стал хорошо зарабатывать в своем футболе. А мне одной много ли нужно? Муж у меня не слишком удачный оказался, слабый человек. Когда волнения начались, он потерял работу, пить начал. Так и умер однажды зимой на улице, стыдно рассказывать! Я все деньги храню, ты не думай!

Стыд перехватил горло. Сколько она там скопила, шесть тысяч, семь? Его месячная зарплата. Вспомнил, как за три дня с Ольгой спустил в Эйлате две тысячи долларов. А ведь разозлился на Старика за квартиру, признайся.

– Ты не сердись, но я эти деньги твоим девочкам хочу послать. Пусть поедут в Ирландию, правда? Все время мечтаю их увидеть, не на фотографии, а по-настоящему. Знаешь, я всегда хотела девочку, имя придумывала, даже куклу купила, все впустую – одни футболисты! Я бы сама приехала, но папа боялся Ривку расстроить. Да, твою маму. Особенно, пока моя мама была жива. Потому что Ривке и так много горя выпало, где тут силы на старые истории! Папа рассказывал, какой она была веселой в молодости, красавица, в волейбол играла. Ты не думай, мы не ревновали. Хороший человек заслуживает хорошую жену. А теперь вот похоронил… Он мне позвонил в тот день, так плакал, думала, сердце разорвется.

Невозможно было представить, как Старик рассказывает, смеется, плачет. А ты когда-нибудь спрашивал? Ты пытался понять, что у него на душе? Сам такой же, копия отца, не зря мама всегда смеялась. Только и умеешь молчать и обижаться! Йоланда всегда первая мирилась, даже когда была права. Вдруг представил, как приходит домой, к себе домой, а не в чужую нелепую квартиру, разгружает покупки – овощи, хлеб, коробки с мороженым. Конечно, две! Кто не знает, что Майя обожает ваниль с клубникой, а Рони только с шоколадной крошкой. Для малышки отдельный пакет, огромный, поэтому приходится его прятать за холодильник, но она все равно разглядит и с визгом вытянет красный пластмассовый грузовик. «Шай, ты все не можешь поверить, что она не мальчик, – засмеется Йоланда, – лучше бы купил теплые тапочки, скоро осень».

Ознакомительная версия.