– Стройся, – говорит.
Потом посмотрел и уточнил:
– В кучу, в смысле, соберитесь в одну.
Собрались. Командир рассказал известную вам историю и подытожил:
– Механики – на ввод ГЭУ и приготовление к бою и походу. Кто пьян как скот – в тяпки отсыпаться, даю четыре часа. Остальные – переодеваемся в лохмотья и поднимаемся на ракетную палубу. Сейчас вам кисточки привезут. Айвазовские…
На борту уже штаб дивизии во главе с комдивом. Сидят в журналах и пишут, что на готовность к выходу в море нас проверили и выход разрешают. Кого они тут проверили? Как, сука, не страшно подписи свои ставить? Отчаянные люди.
– Прибыли две машины с краской! – бодро докладывает верхний вахтенный.
– Как две? – удивляется командир. – Четыре же должно быть.
– Может, они их нагрузили побольше? – надеется комдив.
И вдвоём с командиром – контр-адмирал и капитан первого ранга бегут считать бидоны с краской. Возвращаются злые. Начинают звонить по всем телефонам и называть всех «пидорами» и прочими ругательными словами. Бесполезно, краски больше не будет. Думают. Уходят в штурманскую рубку, чокаются. Опять думают.
– Саша, – говорит комдив, – делаем так. Я сейчас звоню дежурному по Североморской базе, узнаю, куда вас будут швартовать и каким бортом. Тот борт и покрасите. Ну, ракетную палубу и полрубки ещё, само собой.
– Как это?
– Такэта, ёпт. Что ты предлагаешь? Может, гуталину тебе с береговых складов доставить и ты им корпус захуяришь?
– Не, – командир такого кощунства, как гуталин, над своей лодкой стерпеть не может. – Звоните.
Звонит. Семнадцатый пирс, говорят, правым бортом. Точно? Точнее не бывает, место под вас зарезервировано.
Представляете себе, как это – красить подводную лодку на плаву?
В общем, навязали жердей из нарубленных деревьев, поприматывали к ним валики, и началось. Сначала старались аккуратно: опрокидывали бидончик и валиками раскатывали, потом стало скучно, начали танцы на льду на краске устраивать. Ну, пока старпом не увидел. В общем, докрашивали уже в Мотовском заливе на ходу. Под утро причухали в Североморск. Запрашиваем проводку.
Дают проводку. Говорят: «Семнадцатый пирс, левым бортом». Командир удивлённо моргает невыспавшимися глазами и просит повторить. Повторяют: «Левым бортом».
Командир смотрит на старпома, старпом на командира.
– Ну а что, Сан Сеич, – говорит старпом. – Как иначе-то могло быть.
И оба начинают ржать. Ржут заразительно, а мы не спим уже сутки, некоторые с похмелья, устали все и воняем чернью. Начинаем, в общем, ржать всем центральным постом. До слёз вот прямо. Ладно, командир вытирает слёзы и просит связистов связать его со штабом флота.
– Это бортовой номер такой-то, – говорит командир. – Прошу швартовку правым бортом.
– Отставить! – отвечает ему Северный флот в лице дежурного по нему. – Левым бортом! Правым бортом к семнадцатому пришвартовали бортовой номер такой-то.
Связисты посмотрели по таблицам, говорят – эсминец «Отчаянный».
– Не имею возможности швартоваться левым бортом, прошу разрешения убыть в пункт базирования.
По голосу Северного флота было слышно, что он вскочил:
– Отставить пункт базирования! Назовите причину невозможности швартовки левым бортом!
Ох уж эти манерности в официальных флотских радиопереговорах.
– У меня только правый борт покрашен.
Северный флот на секундочку замолчал. Ну, он-то всё понимает, не с Луны же свалился.
– Есть, принял. Швартовка семнадцатый пирс правый борт.
Командир говорит связистам:
– Вы там послушайте, что сейчас в эфире твориться будет, расскажете потом.
Прибегает связист минут через пять, рассказывает диалог. («Д» – дежурный, «К» – командующий надводной эскадрой:
Д: «Бортовой номер такой-то. Перешвартовка 17-й пирс левый борт».
К: «Вы издеваетесь, мы только привязались!»
Д: «Повторяю. Перешвартовка 17-й пирс, левый борт».
К: «Да у меня солярки в обрез, я потом от пирса хер знает когда на своё место отойду!»
Д: «На вёслах погребёте. На правый борт встаёт подводная лодка».
Чтоб вы понимали, эсминец и подводная лодка – это классовые враги. Эсминцы предназначены как раз для поиска и уничтожения подводных лодок.
К: «Чтобля? Я из-за какой-то мухобойки буду тут эсминцем целым маневрировать?!»
Д: «Приказ командующего флотом».
Дежурный явно врал, но, видимо, устал спорить.
Выруливаем из-за угла на рейд, чухаем к семнадцатому пирсу. Эсминец уже почти закончил перешвартовку и всем своим экипажем толпится на корме и, открыв рты, таращится на нас. Эсминец – очень красивый корабль: он худой, поджарый и выглядит стремительным, даже когда стоит на месте.
Но, так уж получилось, что он меньше нас размером оказался. Ниже и худее тоже. И эти гордые своим предназначением моряки, забыв про свою тяжёлую и нелегкую профессию охотников, стоят и, тыча пальцами, смотрят на нашего чёрно-серого кабана.
Командир их эскадры бегает по кромке пирса и орёт в нашу сторону:
– Кто командир?!
Командир поднимает руку.
– Друг, прости, я тут погорячился в вашу сторону немного. Но теперь вижу, что рамсы попутал!
– Да мы привыкли уже, что все охуевают, когда нас первый раз видят, – кричит в ответ командир. – Пришвартуете?
– Говно вопрос!
На пирсе построилась швартовая команда эсминца. Вот за что люблю надводников – всегда они, бляха, красивые издалека: стоят строем в бескозырочках, в бушлатах, в жилетах оранжевых и ждут команды, задрав головы на наших. А наши грязные, в штанах с пузырями на коленях, в ватниках – у кого зелёные, у кого чёрные, жилеты эти рыжие тоже чёрные, слоняются по верхней палубе, нагло курят и цыкают зубом на своих менее удачливых собратьев.
Пришвартовались. Первый к нам прибежал командир надводников:
– Ребята, вы же под Козырева пришли?
– Под него самого, а вы чего тут?
– А мне, блядь, говорят бакланы эти тухлые: «А вы станьте рядышком, придёт Козырев на подводную лодку, а мы ему скажем: а ещё у нас эсминцы есть – вон как раз один, случайно, рядышком стоит»! Мы всю ночь большую приборку проводили – драили всё. На всякий случай. Но вам, я вижу, больше досталось, судя по оригинальной окраске. Издевается, сучье вымя.
– Нам, татарам, – говорит командир, – не привыкать: что водка, что пулемёт, лишь бы с ног валила.
– А можно моим на экскурсию к вам потом?
– Только потом, а то затопчете всё – чернь-то ещё не высохла.
Тревогу не снимаем, сидим все на боевых постах и ждём. Дело к обеду движется, а мы ещё и не ужинали. Естественно, продуктов у нас с собой нет, в город сбегать за лапшой не разрешают, поэтому занимаемся лечебным голоданием. Командир спит в центральном, прямо в своём кресле. Спускается какой-то капитан второго ранга. По роже сразу видно – замполит.
– Здравствуйте! – радостно он улыбается в наши хмурые затылки. – А где у вас командир?
Я показываю пальцем себе за спину. По штатному расписанию мой боевой пост – справа от командира, и я управляю общекорабельными системами с пульта «Молибден».
– Здравствуйте, тащ командир!
Командир в тулупе, и поэтому погон на нём не видно. Он что-то бормочет во сне.
– Я – заместитель начальника политотдела Северного флота капитан второго ранга Иванов! – гордо представляется замполит.
Командир открывает один глаз:
– А я. Командир. Ракетного подводного крейсера стратегического назначения. Капитан первого ранга Богатырёв.
– Товарищ капитан первого ранга! Мы вот тут с товарищами в штабе подумали…
В этом месте командир открывает оба глаза.
– …что вот эта ваша рабочая одежда не очень красивая и вам стоит переодеться в нормальную военную форму, чтобы встречать министра!
Командир открыл рот. Закрыл. Опять открыл, набрал воздуха. Опять закрыл. Выдохнул.
– Нам не положено, – говорит.
– Что не положено? – удивляется замполит своими голубыми глазками.
– В нормальной военной форме на атомной подводной лодке находиться. Запрещено нам.
– Кем запрещено?
– НРБ ПЛ[20].
– Ну, это заместитель командующего Северным флотом по воспитательной работе приказал!
– А НРБ ПЛ Главком ВМФ утвердил.
– А где ваш замполит?
– Хуй его знает, спит где-то. Вахтенный, проводи товарища к замполиту.
И так целый день – «то олень позвонит, то тюлень». Злые сидим, голодные, спать хочется. Ближе к вечеру уже телефонограмма: «Едет. Готовность пять минут».
Ну, приехал. Привели его в центральный.
– А что это у вас, – говорит, – липкая какая-то лодка?
И подозрительно смотрит на дорогие подошвы своих дорогих туфель.
– А это специальное покрытие такое. Гидроакустические помехи гасит, – отвечает ему старпом полным бредом.
Но тому нравится – звучит-то красиво.
– Ой, а вы в тапочках на лодке ходите?
Ну а в чём нам на ней ходить? В валенках?
– А мне в ботинках-то можно?
