Ознакомительная версия.
Неутомимый Святогорский, прознав о Маргошиных похождениях и проанализировав их результат, развесил её резюме на сайтах, где тусовались иностранные женихи с серьёзными намерениями. Сказав, что любой техасский фермер в разы круче, чем наши так называемые интеллигенты. Потому что кодировка нейронов у заграничных мужиков другая. Маргоша, обнаруживая у себя в почтовом ящике письма на английском языке, тут же пересылала их Аркадию Петровичу. Добрые дела наказуемы. Это любому анестезиологу-реаниматологу хорошо известно. Впрочем, и слава богу, что занимался этим Аркадий Петрович, вот так вот на старости лет сам на себя примерив роль брачного агента. Потому что посреди всякого и разного он отобрал для Маргоши вполне приличного фермера. Что правда, не из Техаса. И не из Айовы. И не из колхоза-миллиардера Огайо. А из вполне вкусного, красочного, сочного штата – colourful of Colorado! Маргоша сперва побила копытом, мол, что ей за удовольствие – крестьян ещё и в Америке выискивать. Но когда она получила пару-тройку прикреплённых фоток, запечатлевших как самого «крестьянина» (красивого, как голливудские актёры, исполняющие роли суровых парней бескрайнего Запада), так и его «крестьянского хозяйства» с прекрасными, ровными, разделанными полями, с потрясающе чистой, какой-то прямо даже игрушечной на вид техникой. Когда она рассмотрела всех этих коровок и даже лошадок… И пикапчики размером чуть не с Камаз (которые Святогорский нежно называл «годзилочками»)… Все эти частные дороги и дом… «Нет, он что, реально один в этом доме живёт? Он там что, в футбол гоняет?»… Когда поняла, что у мужика – её, к слову, ровесника, вполне серьёзные намерения, то тут Маргарита Андреевна… испугалась. Засомневалась. Испугалась того, что фермеру из Колорадо, такому красивому и видному, и загорелому, и мускулистому, нужна она, престарелая мать-одиночка. Ему же ж там любая девка даст! Нет, в чём тут… Где наёбка? «В иной кодировке нейронов», – неустанно повторял Святогорский Маргарите Андреевне, в отличие от него, объездившего-облетевшего весь мир, дальше Турций-Греций-Тунисов носа не совавшей. «Да и на что он тебя может развести? На бесплатный секс? А у нас что, жёны мужьям за деньги дают? Разве? Или за мытьё посуды? Да у него dish-wash размером с твою спальню, и наверняка мексиканская прислуга имеется. Он. Хочет. Семьи». Аркадий Петрович отлично отдавал себе отчёт в том, что переформатировать язык программирования, на котором написаны коды нейронов колорадского фермера, в язык программирования нейронов русской акушерки – это задачка куда сложнее, чем с английского на русский и обратно перевести. В любом случае, Аркадий Петрович уломал Маргариту довериться. Если не колорадскому фермеру, то хотя бы ему, дяде Святогорскому. В общем, Маргарита Андреевна в настоящий момент подала документы на туристическую визу США. Пока туристическую. Хотя фермер настаивал на визе невесты. Все расходы по Маргошиным перелётам, страховкам и пребываниям полностью и целиком брал на себя колорадский фермер. Но Маргоша всё равно жутко боялась, требуя льгот на бесперебойную связь со Святогорским в любое время дня и ночи на случай «если что». Святогорский покорно согласился. Тут же, разумеется, поразглагольствовав на тему языка тела и оставив за собой право не переводить озвучку постельных игрищ, паче чаяния они случатся. «Случатся, случатся! – говорила Маргарита Андреевна, плотоядно глядя на фотокарточку колорадского «крестьянина». – Возможно, это единственное, что случится!» Мандражировала она страшно. И если бы не Аркадий Петрович, то так никогда бы и не решилась… Потому что работа-дочь-собака. И страшно. На другой стороне планеты. «Так хоть другую сторону планеты увидишь, дубина стоеросовая!» – кричал на старшую акушерку обсервационного отделения заведующий отделением анестезиологии и реанимации. В общем, «мозги боятся, а руки делают!» – как перефразировал Аркадий Петрович небезызвестный прежде девиз Всероссийского общества слепых. Периодически Марго впадала в не видимую никому, кроме Святогорского, Панина и Мальцевой, панику. Но друзья совместными усилиями приводили её в норму. И тогда она была самой обыкновенной Марго, отменной акушеркой, прекрасным администратором и замечательной подругой.
И как обычно, вместо того, чтобы два часа (язык не поворачивается назвать их «лишними») поспать, Маргарита Андреевна и Татьяна Георгиевна болтали о колорадском фермере, о Панине, его новой бабе и обо всём таком, о чём со страстью болтают миллионы самых обыкновенных женщин на этой планете.
В семь часов утра в двери кабинета заведующей постучали.
– Да! – крикнула Марго вместо рта не успевшей открыть Мальцевой.
Вошёл Александр Вячеславович с букетом нераспустившихся ещё ирисов в руках. Бутоны трогательно выглядывали из белой обёрточной бумаги.
– Доброе утро! Весна – неизбежна, в придорожной лавке появились ирисы, – сказал он с очаровательной непосредственностью. Достал вазу. Налил воды. Поставил цветы. И вышел, улыбнувшись Маргарите Андреевне и Татьяне Георгиевне.
– Как он хорош! – восхитилась Марго.
– Всё, что он ни делает, он делает… – Татьяна Георгиевна ненадолго запнулась. – Он делает с очаровательной непосредственностью. Оперирует он так же. Без лишних слов. Без лишних движений. Он очень уместный.
– Уже оперирует? – слегка наклонила голову Марго, поглядев на подругу чуть насмешливо.
– Ну, разумеется! Ты что думаешь, он только промежности может филигранно заштопывать? Ты же постоянно наблюдаешь его в родзале. Ты думаешь, в операционной он другой? Я никому и никогда не ассистировала так спокойно, как ему. Представляешь, каким врачом он будет, поднабравшись опыта?
– Ему повезло с этим вашим… служебным романом. Хрен бы его кто и где так бы везде с собой брал забесплатно.
– Маргоша, одно другого ни капельки не касается. Хочешь верь – хочешь нет. Смешно, конечно, когда ученик учительницу, извините… Ну, ты поняла!
– Боже! Какая ты стала трепетная! – расхохоталась Марго, глядя на раскрасневшуюся подругу. – С Паниным, Волковым и прочими своими мужчинами ты это самое как угодно называть не стеснялась. Вот разве что с Матвеем… А может быть, это любовь?! – начала слегка ёрничать Маргоша.
– Очень даже может быть. Что это единственно та самая мужская любовь, которая меня устраивает. Единственно мужская. Но это мы не будем обсуждать. Потому что нечего тут обсуждать. И думать обо всём этом я не хочу. Давай лучше ещё поболтаем о твоём колорадском женихе.
В восемь часов утра позвонил Панин. По внутреннему телефону. Вызывать в кабинет не стал.
– Тань, привет! – хмуро-нейтрально бросил он в трубку. – Сейчас сюда прикатится один мини-олигарх с молоденькой жёнушкой. Судя по всему – отслойка. Меня вызывают к министру на ковёр к девяти. Утренней пятиминутки не будет. Я уже уезжаю, на пороге стою. И роды вести – я никак. Я их к тебе перенаправил. Оближи их там, как… Они вроде в США собирались рожать, но пока собирались – дело к тридцати восьми неделям подкатилось, и они решили не рисковать.
– Сёма, но если они у тебя наблюдались, то…
– Ни у кого они не наблюдались! Она даже на учёт не становилась. Из этих… Которые если не на дому, то в Америке, – раздражённо бросил Панин. И раздражался он, похоже, вовсе не на «этих». – Ему мой телефон, собственно, министр и вручил. Тань, гонорар весь твой. С мини-олигарха я что-нибудь для роддома выбью.
– Ага. Гонорар весь мой. Ты по телефонным описаниям диагнозы отслоек ставишь, а «гонорар» весь мой. Видимо, даже тот, который в виде клинического разбора и летальной комиссии.
– Таня, ты заведующая обсервацией? Заведующая. Баба необследованная. Показания к обсервации самые что ни на есть прямые. По личной просьбе министра. Так что встань по стойке «смирно!», козырни и исполняй.
– Есть, сэр! – ехидно ответила Мальцева.
– И это… Хватит уже только Денисова с собой в операционную таскать. И бога ради, хоть тут ему скальпель не давай. Тыдыбы… Разову Настю возьми. Смышленая девчонка, пусть учится.
– Разова, к вашему сведению, Семён Ильич, ходит за мной хвостиком и из операционной и родильного зала не вылезает. Чему я очень рада, потому что она и правда очень талантливая девица. Хорошо, что вы хоть сейчас это рассмотрели. Хотя она три года, с интернатуры, проторчала в патологии писарем, дурью маясь от скуки. А указывать мне, кого с собой, куда и в каком качестве брать – не надо. И чего это вы вдруг решили, что так прямо сразу операционная? Может, позволите мне самой поставить диагноз и определить лечебную тактику, а? Привет начмеду по терапии!
Шлёпнув трубку внутреннего телефона на место, Татьяна Георгиевна расплылась в довольной ехидной улыбке.
– Ну вот! Пусть теперь Абрам мучается! – подмигнула она Маргарите Андреевне.
– Балбеска!
– Так, всё. Хорош о лирике, пошли заниматься суровой прозой. В приёмную сейчас поступит молодая жена мини-олигарха. Необследованная. С кровотечением из влагалища. Сделай так, чтобы в родзале все стояли по стойке смирно, с портативными датчиками от всех пищащих, стучащих и показывающих картинки аппаратов в руках. Утренней врачебной конференции не будет. Сёму к министру на ковёр вызвали.
Ознакомительная версия.
