– Я бы и так тебе об этом рассказала, недоносок! – давясь слезами, прокричала Рита. – Я доверяла тебе, как и всем… как…
Она чуть не назвала имя Вышаты. Второй просчёт за месяц – не слишком ли?
– Людям нельзя верить, девочка, – назидательно сказал Асмуд. – Они такие непостоянные… Ап! – Он, как тореро, убрал руку, и Хрофт по-бычьи втаранился в возвышение, на котором стоял гроб. – Буффонада продолжается!
– Но без нас вы не обошлись! Кто передал мне карту с царицынским мостом? Кто подсунул «жучка»? Безмозглые! Сами сообразить не сумели, хотели, чтобы мы вас, как мопсов, за собой вели…
– Вытаскивать каштаны из костра чужими руками иной раз куда производительнее, чем выполнять то же действие, так сказать, в автономном режиме. Я склонен признать, что вы многое сделали за нас, но это уже не имеет значения. Капитал всё равно достанется нам. А вам и ноги отсюда унести будет проблемно… Ап!
Хрофт никак не мог биться уравновешенно – пёр напропалую, и Асмуд уходил от его ударов, не затрачивая лишних сил. Ответные выпады были куда опаснее: у Хрофта уже кровило плечо, вдобавок Асмуд чуть не отстриг ему мочку уха. Надо было не забывать и о расселинах в полу – они были не столь велики, чтобы в них провалился человек, но Хрофт раза два цепанул ногой за края трещин, а это грозило обернуться падением. Асмуд не станет великодушничать, прибьёт лежачего за милую душу…
И Джим, и Рита видели, что Хрофту долго не протянуть. Асмуд побеждал вчистую – это подтвердил бы даже самый беспристрастный арбитр. Его победа означала для них, так же как и для Хрофта, одно – неминуемую смерть.
– Хрофт, держись! – крикнула Рита, прикидывая, как лучше выстрелить, чтобы вывести Асмуда из строя.
– У него пистоль посерьёзнее, – сказал Джим шёпотом. – Ты и глазом моргнуть не успеешь, как он нас всех пришьёт.
– Что же – стоять и ждать?!
Джим подумал, выщелкнул сползшие на периферию носа очки обратно наверх и громко произнёс:
– Мировая у вас коррида получается, да только зряшная. Сокровищ в подземелье нет.
– Что-о??
Оба противника остановились, будто их сковал паралич.
– Сокровищ нет, – повторил Джим в наступившей тишине. – Я заглянул под крышку. Нас облапошили. Кто-то уже унёс их…
– Не-ет! – Асмуд бросился к возвышению, но, не пробежав и двух метров, чебурахнулся, потому что спроворившийся Хрофт хлобыстнул его плашмя мечом по голове.
– Нокаут, – сказал довольный Джим. – Если и прочухается, то нескоро.
Радость была преждевременной. Как только Асмуд хрястнулся на пол, в зал через пролом в стене вбежал целый гурт, который возглавляло создание с чавкающим голосом, потрясавшее аж двумя пистолетами.
– Всем лечь!!!
О сопротивлении не могло быть и речи. Хрофт отбросил меч и лёг, прикрыв руками голову. По другую сторону от стоявшего в зале гроба опустились на пол Джим и Рита.
– В того, кто дёрнется, всажу всю обойму… чвак!
Рита прижалась к нагретому полу и старалась представить, что будет дальше.
А дальше было вот что.
– Соизвольте, сударь, объясниться, по какому праву вы так обращаетесь с этими господами?
Услышав благозвучный, но совершенно дисгармоничный применительно к данной ситуации голос, Рита подняла глаза. В зале возникло новое действующее лицо. Одетый во фрак, топорщившуюся рубашку, обтягивающие панталоны и лакированные штиблеты щёголь стоял перед человекоподобными саламандрами и вертел в руках тросточку чёрного дерева. Рита сразу узнала его, хотя видела только на книжных гравюрах.
– Ты кто? – не сразу вник в изменившуюся обстановку чавкающий. – Откуда взялся?
– Откуда я взялся, вас не касается, – ответил щёголь. – А вот требование моё прошу принять на заметку и выполнить сию же минуту. Оставьте этих людей в покое и убирайтесь!
Чавкающий медитативно поднял пистолет и выстрелил. Из Ритиного горла вырвался крик. Щёголь во фраке пошатнулся, на рубашке образовалась дырка, опушённая подпалёнными нитками.
– Ваши манеры, сударь, переходят все границы. Придётся задать вам трёпку!
Щёголь взмахнул тросточкой, и, прежде чем чавкающий повторно нажал на спуск, пистолет выскочил у него из руки. Саламандры, преисполненные стремлением отстоять своего атамана, надвинулись на дерзновенного франта, но тот завертелся вьюном и с тороватостью мецената принялся сыпать удары направо и налево. Рита видела такое только в кино про каратистов. Саламандры палили в него, он уворачивался от пуль, а то, что в него попадало, не причиняло ему никакого вреда. Тросточка вычерчивала спирали, и саламандры отлетали от неё оглоушенные, будто их охаживал электрический угорь или как минимум скат-иглохвост. Щёголь (Рита стала называть его про себя Дмитрием Владимировичем, ибо не сомневалась, что это он и есть) шпокнул напоследок бойкого огольца лет восемнадцати, который, корча из себя самурая, метил в него сярикеном, и остановился над поверженными.
– Апофеоз войны, – суммировал он и, взглянув на Риту, обворожительно улыбнулся: – Маргарита Николаевна, не так ли?
Ни Рита, ни Джим не поняли, что опасность миновала, они по-прежнему лежали на полу. Страх перед явившимся с того света видением был едва ли не сильнее страха перед мафией.
– Вставайте, вставайте! – приободрил их щёголь. – Вас теперь никто не тронет.
За его спиной ворохнулся волосатый дегенерат в бейсболке, потянулся к выпавшим из его руки нунчакам. Дмитрий Владимирович повернулся, но дегенерат, приподнявшись, исхитрился хряпнуть его нунчаками по голени. Дмитрий Владимирович схватился за ногу, запрыгал и стал ругаться, как ломовой извозчик. Обрадованный успехом, дегенерат хотел дотянуться и до своего «вальтера», валявшегося в метре от него, но Дмитрий Владимирович пересилил боль, вынул из скрытой под фраком кобуры «макар» и сказал:
– Сидеть! Руки за голову!
Затем он поднял свою трость, как регулировщик полосатую палочку, и она завыла подобно сирене. Вой заметался по залу. Как отваливается с притолоки побелка, так с верхнего края пролома в стене отвалился кусок облицовки, и подземье, словно истосковавшиеся по Лиге чемпионов фаны чашу стадиона «Сан-Сиро», заполнили люди в мундирах итальянских полицейских. Вставшая было на ноги Рита, тихо ойкнув, снова села на пол. В зал вошёл майор Семёнов.
– Папа?
– Ну и устроили вы здесь Содом и Гоморру! – Майор прошёлся по залу, поднял один из валявшихся бандитских пистолетов. – Ого, «Магнум»! Тяжёлая артиллерия… кхм! Из такой и броник пробить можно. – Он протянул пистолет офицеру итальянской полиции.
– Не пробили, Николай Витальич! – Дмитрий Владимирович распахнул фрак, разодрал на груди продырявленную рубаху и показал майору целёхонький бронежилет.
– Скажи спасибо рационализаторам. Спецсплав! – Семёнов ввёл в состояние грогги ринувшегося на него дегенерата. – Финита ля комедиа.
Полицейские хватко обыскивали бандитов.
– Дима, – обратился майор к бывшему щёголю, который смахивал теперь на помещика, чудом пережившего крестьянский погром, – я на их мове не ботаю… кхм! Скажи им, что этих молодчиков лучше поскорее отправить в околоток. Да оружие пусть не забудут – тут его на целый батальон хватит. Это ж надо было столько провезти… И куда только таможня смотрит?
Дмитрий Владимирович приблизился к полицейским и залился итальянским соловьём, а майор подошёл к Асмуду, который пытался подняться после полученной от Хрофта затрещины.
– А этого фрукта, когда его в родимую отчизну возвернут, я лично допрошу. У меня к нему интерес особый.
– Кто это? – спросил нарисовавшийся рядом Хрофт.
– Прозвище у него Барбос. Объявился в Питере года три тому назад, собрал вокруг себя балбесов штук двадцать, и – пошла горбатая вприсядку… кхм! Гоп-стопы, мокрухи… Словом, давно уже его, голубчика, выслеживаем. А он, оказывается, и не скрывался вовсе. В игрушки поигрывал.
– Знать бы мне раньше, я бы из него давно дух вышиб! – заверил Хрофт, в знак своей правдивости приложив руку к сердцу.
– Не сомневаюсь. – Семёнов перенаправил шаг к дочке: – Ритусик, ты чего сидишь-то? Вставай!
– Папа! – Рита повисла у него на шее. – Как ты сюда попал?
– Вслед за тобой… кхм! Тебя же одну даже в булочную отпускать нельзя. А ведь просил: действовать строго под моим контролем! Так-то ты слушаешься… Вернёмся – выдеру как сидорову козу, не посмотрю, что отличница… кхм!
– Не сможешь, пап, – проговорила Рита, глотая нахлынувшие слёзы. – Ты у меня белый и пушистый.
– Николай Витальич, – подхромал к ним Дмитрий Владимирович, – мне медпомощь требуется. Крепко он меня приложил, бестолочь. А мне через неделю на чемпионат…
– Тебе бы тоже всыпать горячих, – заворчал на него Семёнов. – Артист погорелого театра! Велено было: выйди, шокируй и дай сигнал. Обезвреживать – не твоё дело. Это же совместная операция, причём главные права – у принимающей стороны. Мы как-никак гости, здесь синьор Джованни командует… кхм! Как теперь перед ним оправдываться?