Ознакомительная версия.
А с рождением Златы наступили совсем другие времена. Книги старорежимного доктора Спока предлагалось чуть ли не сжигать на Красной площади. Теперь детям следовало давать гораздо больше воли: кормить по требованию, носить привязанными к себе, как маленьких мартышек, избегать прививок и давать ребенку столько свободы, сколько он потребует. Естественно, Златина неаккуратность называлась теперь милой небрежностью, непунктуальность – женской пикантностью, а постоянно царивший в ее доме бардак гордо именовался творческим беспорядком. Надо ли говорить, что посещение квартиры сестры и вовсе не значилось в Ладином расписании. Обе предпочитали встречаться на нейтральной территории, где могли закрыть глаза на недостатки друг друга, которые каждая, естественно, считала своими достоинствами.
Именно поэтому невысказанное возмущение матери заставляло Ладу негодовать. Почему тот стиль жизни, который она так искусно, почти любовно создала, которого легко придерживается и которым даже гордится, вместо восхищения вызывает недовольство? У матери, которая лет десять назад на каждом углу трубила о том, сколько книжек прочитала Ладочка, какую очередную научную степень получила, в какие музеи ходит, на скольких языках говорит и какую должность занимает. Теперь на юбилеях и дружеских посиделках солировала Злата. Так же упоенно, как некогда старшей, мама хвасталась неуемной тягой младшей дочери к материнству, ее кулинарными способностями и, конечно же, внешностью.
– Сохранить такую фигуру с тремя детьми – просто подвиг.
Лада всегда кривилась. Подвиг – это у Александра Матросова или у Зины Портновой. А поплавать в бассейне, полежать на массажном столе или покататься на фитболе – это приятное времяпрепровождение. Интересно, с каких пор внешнее стало важнее внутреннего? Вот Ладе, например, совершенно все равно, как она выглядит. Кстати, когда смотрит в зеркало, понимает, что при желании из нее может получиться очень даже симпатичная женщина: выщипать брови, замазать черные точки на носу, сменить удобную оправу очков на модную, распустить и завить волосы, не забыв, конечно, закрасить седину, ну и, разумеется, чего уж душой кривить, надеть корректирующее белье. И перед вами – незнакомка лет на десять моложе и на пару размеров поуже.
Но Лада не хочет быть незнакомкой. Она желает оставаться самой собой. Да и времени на все эти преображения жалко. Любой поступок, с ее точки зрения, должен совершаться ради чего-то или ради кого-то. Ей меняться совершенно незачем. На работе ценят и уважают независимо от внешнего облика. Появись в нем легкомысленность – еще неизвестно, что из этого получится. Иди потом доказывай, что ты хороший судья, а не чья-то безмозглая протеже. Нет, Лада была решительно не согласна с пушкинским героем. С ее точки зрения «быть дельным человеком и думать о красе ногтей» было совершенно невозможно. Она бы очень удивилась, если бы узнала, что практически на всех телевизионных каналах существуют передачи, в которых по-настоящему умных, образованных женщин переодевают в красоток, мозги которых, по мнению Лады, заточены исключительно на то, насколько удачно сумочка сочетается с туфлями. Она же выделять в расписании время на парикмахера и косметолога не имела ни малейшего желания. Женщина была довольна собой. А мнение окружающих мало интересовало, даже если это было мнение мамы.
Лада еще немного позлилась. Потом отправилась на кухню и щедро намазала маслом большой кусок мягкого белого хлеба. Любой психолог сказал бы, что она заедает стресс и жизненную неудовлетворенность. Она же была уверена, что восполняет калории, потерянные в неприятном телефонном разговоре. После прочитала пятьдесят страниц из истории французской революции и, почистив зубы ровно три минуты, легла спать. Перед тем как уснуть, поежилась. Было прохладно, но взять одеяло потеплее не могла. Уже наступил апрель. И с апреля по октябрь полагалось накрываться одеялом полегче. А еще позавчера чувствовала себя совершенно разбитой и позволила себе на ночь выпить чай с вареньем, от чего, конечно, вспотела. Постельное белье теперь было явно несвежим, но менять его необходимо в субботу. «В субботу», – сказала себе Лада и уснула, чрезвычайно довольная своей стойкостью и непоколебимостью.
В здание суда на следующий день судья высшей категории Череницкая Лада Андреевна – дама строгая, дочь известного адвоката, совершенно не склонная оправдывать кого-либо, прибыла, как обычно, вовремя – ровно за пятнадцать минут до начала первого слушания. Запас времени нужен был вовсе не для того, чтобы выпить кофеек и посплетничать с коллегами. Лада включала компьютер и пять минут читала важные новости. Еще пять просматривала почту, чтобы понять, сколько времени понадобится посвятить переписке по окончании назначенных на сегодня процессов. И последние пять просто сидела с закрытыми глазами и наслаждалась тишиной. Это были последние мгновения безмятежности и покоя, где все друг друга любят и не имеют друг к другу никаких претензий. То есть Лада любит Ладу и не хочет в ней ничего менять. Она дышала глубоко и ритмично, пытаясь дыханием забрать в себя тот запас гармонии, который позволит выдержать людские дрязги и вопли, что ворвутся в ее жизнь вместе с началом очередного рабочего дня.
Первое заседание вышло таким, какие Лада любила больше всего. Это были такие дела о расторжении брака, которые попадали в ее ведение из мировых судов только потому, что один из супругов не хотел расходиться и поэтому сознательно тянул время, ходатайствуя о переносе слушания. Здесь люди не имели друг к другу никаких материальных претензий. Напротив, та сторона, что желала свободы, готова была откупаться как угодно и чем угодно. А другая говорила, что ей ничего не нужно, «был бы милый рядом». Милым сегодня был толстый плешивый дядька с дрожащими руками и оторванной пуговицей на мятом пиджаке. Он громко хлопал по кафедре потной ладошкой (почему-то Лада была уверена в том, что она потная) и требовал объяснить «этой женщине», что пламя желания быть рядом с ней в нем погасло навсегда. Ответчица – худосочная, пергидрольная блондинка – прижимала платочек к заплаканным глазам, хлюпала носом и требовала время для примирения. При этом обращалась вовсе не к Ладе, а к мужу. Тянула руки и шептала:
– Володечка! Ну, пожалуйста!
Судья испытывала брезгливость в отношении обоих супругов. К Володечке чувствовала глубокую антипатию из-за внешней расхлябанности, к жене – из-за того унижения, принимая которое, та, как казалось Ладе, невольно опускала весь живущий на Земле женский пол. Ответчица причитала и все время повторяла, что «без Володечки пропадет». Лада же думала о том, что, освободившись от такого подарочка, женщина должна, наоборот, обрести себя.
– Суд удаляется для принятия решения, – объявила и вышла из зала. О том, какое решение принять, не размышляла. Какие могут быть сомнения, если все прописано в законе. Время для примирения давно вышло, и если Володечка жаждет пуститься в свободное плавание, не в Ладиной власти его удерживать.
Она думала о вчерашнем телефонном разговоре: умела читать между строк и знала, что за маминым недовольством скрывалось настойчивое желание устроить личную жизнь старшей дочери. Мама ни за что не могла согласиться с тем, что жизнь женщины может быть полной без обязательного присутствия в ней мужа и хотя бы одного ребенка. «Надо пригласить ее на парочку заседаний. Пусть посмотрит на таких вот Володечек и поймет, почему меня от них воротит». Та, конечно, станет утверждать, что мир состоит не только из подобных экземпляров. Лада согласна. Кроме Володечек существуют еще Кирюшеньки, Миша`ньки, Шурики и многие другие. Один – маменькин сынок, другой – отъявленный садист, третий просто дурак, а какой-нибудь четвертый, пятый, десятый – ни рыба ни мясо. Она этого разнообразия насмотрелась на работе. К чему еще и дома такой? Мама бы, конечно, спросила: «А папа? А Валера?» Лада бы ответила, что таких, как папа, больше нет (и с этим мама бы спорить не стала), а по поводу Валеры можно и поразмышлять: так ли уж он хорош, как о нем думают? Да, умен. Да, образован. Да, умеет зарабатывать деньги. И от этого, кстати, ведет себя, как напыщенный индюк. Возможно, если бы хоть по выходным проявлял малейший интерес к домашней работе, их со Златой квартира не смотрелась бы как склад забытых вещей. Но муж считает, что в выходные надо отдыхать, а точнее – выходить. Вот и выходят то в ресторан, то в театр, то в клуб, то в игровые автоматы. Там (в толчее народа) Валера расслабляется и получает удовольствие. Еще бы! Ведь столько окружающих видят, какая у него симпатичная жена, какие очаровательные дети и какой он сам замечательный оттого, что так о них заботится. Вот на прошлом семейном сабантуе, например, с восторгом рассказывал, что старшие уже палочками едят суши. Мама, конечно, распахивала удивленные глаза и, хлопая в ладоши, восклицала: «Ну, надо же!» Папа кивал головой и говорил: «Славно. Славно». Только Лада сказала то, что на самом деле следовало сказать:
Ознакомительная версия.
