Приятная девушка, сидевшая в киоске, сразу отложила журнал и спросила:
– Что вам?
Я растерялся и невпопад ответил:
– Ничего.
Девушка втянула улыбку и недовольно сказала:
– Не задрачивай! Или покупай, или проваливай…
Я очень не хотел выглядеть дураком. У нас были деньги, причем большие. По сто рублей на каждого. Нам четко расписали бюджет на листочке, и, следуя ему, выданных денег хватало на два месяца еды. А за это время мы получили бы пенсию – третьей группы с нас не снимали – и стипендию. Я порылся в кармане, достал листочек, на котором написали, что нам кушать, и засунул в окошечко, уверенный, что девушка прочтет и снова улыбнется.
– У меня не гастроном, – прошипела она.
– А что? – спросил я с искренней болью.
– Ты больной или обкуренный?! – девушка резко закрыла окошечко.
Я хотел ей все объяснить и зашел в киоск с обратной стороны. Я открыл дверь, но с порога начал заикаться от жуткого волнения. Девушка увидела меня и взвизгнула. Ничего не понимая, я выскочил наружу, девушка следом. Она кричала:
– Сережа! Сережа!
На ее крик первым откликнулся Бахатов, появившись из темноты, как призрак, а уже вторым пришел званный Сережа – плотный мужчина в черной кожаной куртке. Я с надеждой глянул на него и приготовил бумажку с адресом.
– Эти, эти! – девушка кинулась к Сереже, указывая на нас пальцем. Я улыбался недоразумению и подбирал первые слова. Сережа решительно схватил девушку и спрятал за спину. Доморощенный рыцарь Бахатов воспринял это движение как агрессию в ее адрес. Он продолжал думать, что девушка звала его, поэтому чуть взмахнул рукой и притопнул, отгоняя Сережу.
Тут произошло неожиданное. В руках у Сережи появился предмет, похожий на резиновый шланг, которым он ударил Бахатова прямо по голове. И добрый, мухи не обидевший Бахатов упал на землю. Мое удивление быстро сменилось гневом. Я перехватил шланг и разорвал пополам. Только это был не полый шланг, а палка из тяжелой литой резины. Оба обрывка я швырнул в лицо злому Сереже.
Девушка вдруг развернулась и побежала. Чуть помешкав, за ней припустил ее защитник. Я осмотрел запылившегося Бахатова, к счастью, не очень пострадавшего. Он отделался вспухшей гулькой на лбу. Я отряхнул его, и мы побрели дальше.
Через некоторое время я вспомнил, что в киоске остался листочек с инструкцией по питанию. Мы повернули обратно, но уже не нашли того киоска. Мы переночевали в парке на летней эстраде, а утром пошли знакомиться с городом.
Опыт обращения с деньгами у нас имелся. Я не раз покупал Игнату Борисовичу в поселке сигареты и пиво, и Бахатов, само собой разумеется, тоже состоял на посылках. Проблема состояла в том, что нам выдавалась сумма без сдачи, к примеру, горстка мелочи, я подходил к прилавку и говорил: «Дайте, пожалуйста, пачку "Лиры"». И, в придачу к сигаретам, мне всегда протягивали несколько карамелек. То есть представление о цене как сложном экономическом явлении у нас было фиктивное, расплывчатое, и поэтому распоряжаться деньгами мы не умели.
Навык соотнесения цифры на ценнике с количеством денег в кармане устоялся аж к вечеру. До этого и в хлебном, и в молочном я протягивал кассирше сразу все наши деньги, чтобы не выглядеть ребенком, платящим копейками или конфетными фантиками. Так не могло долго продолжаться, и мы придумали рискованный, но эффективный способ, опробованный в кондитерских. Бахатов, точно прилетевший с Луны, делал заказ и давал продавщице пару монет. Если продавщица смотрела как убийца, я подоспевал с бумажными деньгами и, отслеживая ее реакцию, выкладывал на прилавок по купюре, пока нам не продавали товар. А после мы считали сдачу и думали. За день мы здорово истратились, но зато многому научились. Я уже точно знал, сколько стоит стаканчик мороженого, бутылка сладкой воды или пирожок с картошкой.
Обилие транспорта, виденного только на картинках или по телевизору, совершенно очаровало нас. Мы несколько часов просто катались на трамвае. Я сидел и на красном кресле, и на сером, то возле окна, то рядышком с окном, и на двойном, и на одинарном сиденьях. Мы бы и больше катались, но на нас слишком обращали внимание.
На перекрестках мы едва не сворачивали шеи, провожая взглядами машины иностранных марок. Каждую такую машину Бахатов называл «мерседес-бенц» – единственное название зарубежной марки автомобиля, которое он знал. Удивительно, как мы не попали под колеса – правила дорожного движения ассоциировались у меня с иллюстрацией в детской книжке: очеловечившийся светофор в форме регулировщика переводит через дорогу отряд малышей и подмигивает зеленым глазом.
Ночевали мы на новом месте, в уютном подвале старого дома. Город был настолько удивителен, что сам, без предупреждения, карал и миловал. В сухих углах подвала лежали старые матрасы, на гвоздях висела ветхая одежда. Мы нашли даже посуду и остатки еды.
Ночью нас разбудили пришельцы, несколько человек. Когда они зажгли свечу, я увидел, что хозяева подвала – немолодые или преждевременно состарившиеся люди. Среди них находилась женщина, но она мало чем отличалась от своих кавалеров.
Они действительно были все на одно лицо. Так похожи между собой бывали только дауны. Странные люди не разозлились и не обрадовались нашему появлению. Мне показалось, что они не до конца поверили в наше присутствие. Их сознание находилось где-то далеко и оттуда изредка руководило телом; в поведении и в полусонном отношении к жизни чувствовалась немыслимая умственная запредельность. Рано утром они поднялись и ушли, тихо переговариваясь на своем курлыкающем голубином языке. Вечером их число уменьшилось на одного, и голоса зазвучали печальнее.
Мне хотелось насыпать им хлебные крошки, как птицам. Бахатов отнес страдальцам полкулька пряников. Пряники они взяли, а его не заметили, точно глаза их потеряли оптическую способность различать человека. Да и в самих обликах существ жила глубокая ископаемость и древность.
В тот же вечер в наш подвал заглянул кто-то главный. Он еще с улицы крикнул: «А ну, пошли отсюда, козлы вонючие!»
Пинками он поднял прилегшее стадо человекозавров, и они безропотно встали. Я был уверен, что в головах ископаемых не было и тени мысли, что гнал их из подвального оазиса человек. Кричащий и дерущийся, он определялся, наверное, как метеорологическое бедствие.
Он уставился на меня и Бахатова и сказал с веселой ноткой:
– А вы, два котяха, чего расселись? Особое приглашение нужно?
Я тоже улыбнулся, голосом успокоил Бахатова, сунувшегося было с пряником к незнакомцу. Он казался самым обыкновенным, с плутоватым лицом, как у сказочного солдата. Меня он сразу окрестил Карпом, Бахатова – Рылом, а себя назвал дядей Лешей.
Я начал рассказывать ему о наших злоключениях, стараясь преподать все в ироническом ключе. Мужик слушал и посмеивался. Я дошел до момента, когда выхватывал у парня, лупившего Бахатова, резиновую палку, и для наглядности взял с пола какую-то трубу, но, естественно, не порвал, а согнул ее.
Дядя Леша даже привстал, повертел согнутую железяку и поощрительно сказал:
– Молодцы, ребята, киоск бомбанули.
Узнав, что мы ничем не воспользовались, дядя Леша просто руками развел. Я еще сказал, что в киоске осталась наша инструкция по питанию. Дядя Леша прямо из себя вышел.
– Да что же это такое в мире творится! – он возбужденно мерил подвал большими шагами. – Сирот грабят! – Потом жалостливо спросил: – Как вы теперь жить будете, если не знаете, что кушать?
Это прозвучало так тревожно… Мы даже забыли, что не умерли от голода, а нормально питались.
– Что делать, что делать? – задумывался вслух дядя Леша. – А может, найти этот киоск проклятый да потребовать от них: возвращайте, мол, наше, сиротское… – Дядя Леша лукаво и бодро посмотрел на нас. – Заметано, ребята, идем искать киоск!
На всякий случай дядя Леша принес короткий ломик, пояснив: «Вдруг в киоске никого не будет, а мы что же, даром приперлись».
Действительно, куда бы мы ни приходили, везде никого не было. Я не помнил точного местонахождения киоска, и дядя Леша предложил искать наугад, причем настаивал, что лучше искать ночью. Он придерживался одной неизменной схемы: устанавливал Бахатова неподалеку от киоска со словами: «Если кого увидишь, со всех ног к нам».
Я должен был открывать дверь, а бумажку искал дядя Леша. Меня смущал только один момент, что дверь приходилось взламывать.
– Давай, Карп, давай, – шепотом увещевал дядя Леша, – они, куркули, себе новую сделают…
Я брался за висячий замок и выворачивал его, пока не лопались петли.
– Руки у тебя, Карп, золотые, дал же Бог, – бормотал дядя Леша и проскальзывал в киоск. Там он возился минут десять, вываливался нагруженный, мы относили добычу в наш подвал. За ночь мы обошли пять киосков, но бумажки не нашли. Дядя Леша дал нам денег и еды, пообещав следующей ночью зайти за нами, чтобы возобновить поиски.