Предложение было воистину неожиданным. Даже Александра от удивления ахнула. Но старец молчал. Семёну Феофановичу надо отдать должное: он не стал ходить вокруг да около, а вывалил всё, как есть. Но Фёдор Кузьмич молчал.
Потом вдруг в упор посмотрел на свою ученицу и спросил:
– Что скажешь, Александра?
– А что я? – отмахнулась девушка. – Женщине не к лицу давать советы мужчине, только…
– Что?
– Только я не отказывалась бы. Семёна Феофановича, купца первой гильдии, в Томске каждая собака знает, как честного человека. Недаром он такое уважение среди народа имеет. Причём, в Томске ты, батюшка, сможешь многих деток Слову Божьему обучить. Да и мне сподручно будет к тебе ходить. А то в станицу Краснореченскую ездить – шутка ли?..
Слова Александры, видимо, были для старца очень нужны. Не потому что он сомневался в своих мыслях, а просто иногда необходима поддержка близкого человека даже в самых простых с виду решениях.
– Ну, что ж, – склонил старец голову. – Видимо, от судьбы не уйдёшь, да и незачем, поскольку – Александра правильно подсказала – я могу многих деток на путь истинный наставлять.
С этого момента начинается новый путь жизни томского старца Фёдора Кузьмича. Доподлинно известно, что у каждого человека на жизненном пути случаются неожиданные повороты судьбы. То есть любому из нас, пришедшему в этот мир, предоставляется возможность испытать себя задолго до того, как нужно будет предстать пред Божьим Престолом, где накопленные, а тем паче, награбленные слитки монет будут тяжким балластом для души, желающей подняться вверх по лунному лучу.
В Томске Фёдор Кузьмич регулярно посещал церковные службы в домовой церкви архиерейского дома, а чуть позже повадился бывать в церкви Казанской иконы Пресвятой Богородицы. На службах старец старался никому не мешать и не попадаться на глаза, хотя с его ростом это было довольно трудно. Обычно он занимал место ближе к двери в правом приделе храма. Но однажды именно там его обнаружил Томский епископ Порфирий и сразу сделал предложение Фёдору Кузьмичу молиться в его личной молельной рядом с алтарём.
Старец, молча, пожевал губами, что он делал только в неприятных нервных ситуациях, но ответил спокойно:
– Я простой православный христианин. Зачем же вы, Владыка, хотите отделить меня от остальных? Не след никому отделяться от ближних, ибо сие есть наущение Диавола.
– Я знаю, – не отставал епископ. – Ты, Фёдор Кузьмич, окормлялся у протоиерея кладбищенской церкви Петра Попова, а также бывал на исповеди у томских иеромонахов Рафаила и Германа, но ни один из них не согласился поведать твою тайну. А тайна у тебя есть, старец, потому что русский народ не станет дарить свою любовь, кому попало!
– Сии священнослужители лишь блюдут тайну исповеди, что предписано Богом, а не Синодом, – смиренно отвечал старец. – А во мне никакой тайны нет, разве что когда я с Богом остаюсь. Но это только Он знает. Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызвать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа. Вот и вся моя тайна.[85]
Это случилось весной и прихожане, слушая беседу епископа со старцем, не переставали удивляться умению Фёдора Кузьмича вести беседу с сильными мира сего. Епископ Порфирий был человеком, не терпящим возражений. Это трудно представить для любого священнослужителя, однако этот пастырь тем и отличался, поэтому прихожане его побаивались. Но, беседуя со старцем, епископ настолько успокоился, что, казалось, сам ангел Господень пожаловал к владыке, чтобы успокоить его.
Была середина мая и в это время со старцем в церкви находилась Александра. Девушка не мешала разговору, однако напряжённо прислушивалась. Когда епископ Порфирий оставил Фёдора Кузьмича в покое, Александра подобралась к старцу поближе. Она во время службы находилась на левой женской половине и старалась никому не мешать. Но сейчас литургия уже кончилась и девушка безбоязненно прошла на мужскую половину, тем более, что Фёдор Кузьмич всегда занимал место недалеко от двери.
– Сегодня день твоего тезоименитства, батюшка, – обратилась девушка к старцу.
– Господь с тобой, девонька! – перекрестился Фёдор Кузьмич. – Сегодня день тезоименитства князя Александра Благоверного.
– Вот. Я это и хотела сказать, батюшка, – поправилась Александра. – Только ты так любишь этот праздник, что я удивилась, почему ты забыл про него сегодня.
– Вовсе нет, – отмахнулся старец. – Сейчас, после того, как мы подойдём к кресту, начнётся молебен во славу Благоверного князя Александра Невского. А когда молебен закончится, настоятель попросил меня остаться на праздничную трапезу. Останешься со мной.
– А можно?
– Конечно, девонька моя, тебе можно, – кивнул старец. Он поднял голову, посмотрел на расписанный потолок церкви и закрыл глаза.
– Знаешь, какие торжества были в этот день в Петербурге? – спросил её Фёдор Кузьмич и сам же ответил:
– Стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером по всему городу было электрическое и газовое освещение, и общая радость наполняла сердца человеческие. Люди умели радоваться настоящему празднику…[86]
– Я думаю, батюшка, – решилась высказать своё мнение девушка. – Я думаю, сегодня тоже будет весёлый праздник. Недаром сам настоятель позаботился пригласить тебя. Только я не хотела бы, чтобы за трапезой был наш епископ Томский.
– Ну, будет, будет, – одёрнул её старец. – Запомни, в этом мире всяк на своём месте. Вот ты уже на парней засматриваешься. Замуж, поди, хочешь? О принце мечтаешь?
– О принце, не о принце, а хорошего человека встретить хотелось бы, – краснея, призналась Александра.
– Вот и ладно, – кивнул старец. – Выйдешь ты замуж за красавца офицера. Любить он тебя будет, как никого на свете не любили. Только и ты ему тем же отвечать должна. Поняла?
– Поняла, батюшка, поняла, – совсем засмущалась девица.
Предсказание батюшки сбылось, но несколько позже. Трапеза в день тезоименитства князя Александра Благоверного оказалась не хуже петербуржских застолий, тем более, что на праздник с благословения настоятеля полагалось подавать всё самое лучшее. Здесь можно было увидеть целиком запеченных севрюжек, перепелов в чесночной подливе, запечённых на вертеле кусочков изюбря под винным соусом, но самым главным украшением стола были сибирские муксун и нельма, приготовленные по особым поварским рецептам. Во всяком случае, вряд ли царский стол был когда-нибудь богат такими угощениями. Правда, у царских поваров тоже было чем похвастаться, но там чаще всего заглядывались на европейские кушанья, забывая, что на родине гораздо больше угощений и разносолов.
Во время трапезы церковный хор исполнял духовные песни. И отдельно регент объявил:
– А сей час мы исполним казачью песню «Ездил Белый русский Царь», посвящённую нашему царю-батюшке Александру Благословенному.
Певчие затянули любопытную песню о победоносном походе русской армии на Париж.
Фёдор Кузьмич, слушая песню, даже прослезился. Потом подозвал регента и сказал:
– Зря ты, брат мой во Христе, не поминаешь в песне Кутузова. Без него нам не побороть было бы французов. Царь Александр этому полководцу сначала завидовал. Но когда французы подходили к Москве, император Александр припал к мощам Сергия Радонежского и долго со слезами молился угоднику Божию. В это время он услышал ангельский голос Александра Невского, который приказным порядком сказал ему: «Иди, Александр, дай полную волю Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов». Так что поминать Кутузова надо обязательно…
А когда Сашенька провожала старца до дома, то по дороге спросила:
– Откуда, батюшка, ты знаешь, что сказал Святой Александр Благоверный царю Александру?
– А как бы без помощи своего ангела-хранителя мог справиться русский царь с нашествием басурманов? Без помощи ангела-хранителя мы, девонька, в этой жизни ничего не значим, хотя каждый мнит себя Сыном Божьим.
Придя домой, старец отпустил Александру, а сам прилёг на широкую деревянную скамейку, покрытую льняной простынёй. Фёдор Кузьмич привык спать на таком ложе, и оно не показалось неудобным. Тем более, что спать хотелось с недюжинной силой.
– Я уже два с половиной года у вас, батюшка, а всё ещё в послушниках хожу, – подступил к Серафиму Саровскому высокий мужчина в богатом батистовом подряснике. – Моя жена, Елизавета Алексеевна, уже представилась и молитвенник должен обрести уверенность в себе, чтобы ничто не мешало молитвам, возносимым Господу. Монашество хочу принять, ибо грехов на мне столько, что век не отмолить!
– Монашество через смирение приходит, чадо, – отвечал старец. – А ты хочешь всё сразу – и дело с концом, хоть отходную читай. Нет, брат, дело не в том, сколько раз на дню ты Богородичен тропарь споёшь или сколько кафизм прочтёшь. Вспомни Иисусову молитву: тогда перед храмом Божьим стоял мытарь, всю свою жизнь отнимающий у людей деньги, и фарисей, которому отдавал мытарь отнятое всё до последней лепты.
