Ознакомительная версия.
– А… – теряет Катарина интерес к разговору, – чья-то гостья в одном из горных отелей.
– Вы думаете? – Такая очевидная мысль Курту в голову не приходила.
– А зачем еще отправляться туда в такую погоду? – пожимает плечами врач.
– Действительно, – вынужден согласиться смотритель, но нарастающая необъяснимая тревога его не отпускает.
– Так ты меня пустишь к фуникулеру? – предпринимает Катарина последнюю, безнадежную попытку.
– Ни за что!
– Пожалуйста!
– И не просите! Идите к ратрактору! – отрубает смотритель и, глядя вслед направившейся к вездеходам женщине, ворчит себе под нос: – Тоже мне, нашлась тут… «пожалуйста, пожалуйста».
– Спасибо, – благодарит Соня официанта, пытаясь говорить безразлично-вежливо. Она искренне надеется, что ей удается скрыть свое душевное состояние, хотя голос дрожит. Соня заглядывает в счет. «Платить или подождать? Сидеть просто так или заказать что-то еще?» Она смотрит на часы в сто пятидесятый раз за последние пять минут и с трудом сдерживается, чтобы не вскочить и не начать взволнованно вышагивать туда-сюда.
Кафе было последним пунктом в инструкции. Зал почти пустовал. Кроме нее за столиками – парочка юнцов, не разжимающих рук и не сводящих друг с друга глаз, и мужчина лет сорока с небольшим, равнодушно потягивающий глинтвейн. Влюбленных Соня отметает сразу, они абсолютно не соответствовали воображаемому портрету покупателя фальшивых партитур, а вот любитель горячительного вызывает поначалу небезосновательные подозрения. Во-первых, он похож на иностранца: темные с поволокой глаза, черные волнистые волосы и оливкового цвета кожа – удивительная для австрийца внешность. Во-вторых, сидит за самым дальним столиком в углу, что может свидетельствовать о желании остаться незамеченным. В-третьих, через некоторое время он начинает проявлять признаки беспокойства: поглядывал то на запястье, то на дверь, что делает его ожидание совершенно очевидным.
«Почему он так переживает? – спрашивает себя Соня. – Я же здесь, уже пришла. Может быть, он не догадывается, что я – это я? Но меня и не спрашивали о том, как я выгляжу. Значит, они не предполагали, что могут возникнуть проблемы, или они просто об этом не подумали. Нет, не может быть. Люди, присылающие такие инструкции, просчитывают каждый шаг. А что, если самой к нему подойти? Поинтересоваться, не меня ли он потерял, или спросить, как он относится к Моцарту. Да, точно. Спрошу про композитора, и все сразу станет понятным. А если он – обыкновенное передаточное звено и понятия не имеет, что именно должен забрать? Тогда фамилия Вольфганга Амадея заставит его сильно удивиться. Что же делать? Нет, это явно он. Уже ерзает и нервно постукивать подушечками пальцев по столу. Или спросить, не должен ли он мне что-то передать? Может, они не собираются переводить деньги на благотворительный счет и придумали какой-нибудь другой способ оплаты. Например, убить меня, и концы в воду».
Удушливый ком сжимает горло, Соня с трудом делает глубокий вдох, прогоняя страх, заставляющий отбивать мелкую дробь ногами под столом. «Нет. Зачем им от меня избавляться? Я их не знаю, выдать не могу. Даже если полиция выйдет на меня, вся информация, которой я обладаю, – почтовый адрес, который наверняка уже недействителен. Нет, максимум, что они могут сделать, – не заплатить».
Мужчина, опознанный как иностранец, хватает салфетку и вытирает выступивший на лбу пот, затем сжимает руки в кулаки и начинает раскачиваться на своей скамейке вперед-назад, не спуская напряженных и вместе с тем растерянных глаз с закрытой двери. «Сейчас расплачусь и подойду к нему, – решает Соня, делая знак официанту. – Это определенно он».
Дверь распахивается, и в кафе заходит женщина в ярком ультрамариновом комбинезоне. Предполагаемый ценитель каллиграфии вскакивает и бросается к ней.
– Элиза!
«Не он», – понимает Соня, которой тут же становится не по себе.
– Сколько можно! – набрасывается мужчина на вошедшую даму.
– Да я всего полчаса покаталась! – кокетливо защищается она. Заметно, что беспокойство кавалера ей приятно.
– Ты же видишь, что на улице делается! Давно пора спускаться отсюда!
– Боишься, Антонио? – поддразнивает спутника женщина.
– Не хочу свернуть себе шею!
– Ладно тебе, успокойся. Сейчас выпью кофе и поедем.
– Какой кофе! Ты с ума сошла! Едем немедленно!
Мужчина хватает женщину за руку и вытягивает на улицу.
Соня тоскливо наблюдает через стекло, как они вставляют ботинки в лыжи и начинают спускаться. Пара пропадает из виду уже через доли секунды. Плотная снежная пелена поглощает их, и Соне страшно даже подумать о том, что происходит снаружи.
К ней подходит официант.
«Платить или подождать? Сидеть просто так или заказать что-то еще? В конце концов, долго это будет продолжаться?! Я больше не могу, не могу, не могу выносить сидение здесь!»
– Вам просили передать, – официант протягивает сложенный вчетверо белый лист бумаги.
Соня испытывает мгновенное облегчение. Но едва она успевает прочитать содержание записки, оно тут же сменяется леденящим ужасом. «Они хотят, чтобы я вышла туда? В эту круговерть снега, ветра и холода? Да меня сдует через секунду! А они предлагают спуститься несколько метров по двадцать седьмой трассе, остановиться, вынуть партитуру из сумочки и ждать? Они ненормальные? Бумага намокнет! Едва ли файловая папка спасет чернила от этого потока сыплющейся с неба воды. Скорее всего, у них не хватило ни времени, ни мозгов, чтобы скорректировать свой план, ориентируясь на погоду. Они что, не знают, что всегда необходимо иметь запасной план? Господи! В кого я превратилась?! Я мыслю как заправский преступник. Правильно пророчил мне возвращение мерзкий надзиратель колонии. Именно там, среди воров и мошенников, мне и место. Ладно, что будет, то будет».
Она поднимается из-за стола и обращается к официанту:
– Где мне найти двадцать седьмую трассу?
– Я бы на вашем месте уже не выходил, – откликается молодой человек.
– Я не собираюсь кататься.
– У вас и не получится, она давно закрыта, но прогулки по горам в такую погоду тоже могут быть опасны.
– Спасибо за предупреждение. И все-таки как мне добраться туда?
– Это рядом. Пройдете метров двадцать вверх и налево.
– Сейчас не получится! – усмехается начальник службы спасения. – Не лучшие условия для первой тренировки, – кивает он на окно, за которым бушует метель. – Неподходящий день вы выбрали для знакомства с курортом.
– Почему же? – возражает Лола. – Наоборот, повезло. Я делаю фильм о снеге, и этот катаклизм, можно сказать, предел мечтаний. А скажите…
Рация, лежащая на столе перед мужчиной, начинает возмущенно трещать и издавать нечленораздельные хриплые звуки.
– Да! – рявкает викинг.
– Там…пя…са…му…на…ру…мал, – издает грохочущая трубка.
– Сейчас буду, – отзывается начальник службы спасения, сдергивает с крючка форменную куртку и намеревается оставить гостью в одиночестве.
– Что-то случилось? – чувствует своим репортерским нюхом Лола. – Можно мне с вами?
– Нет! – Тон сеньора Свенсона не предполагает дальнейших просьб и возражений. – Оставайтесь здесь! Никуда не выходите!
Лола чувствует себя солдатом отряда спасателей.
– И кстати, – оборачивается на пороге мужчина, чтобы отдать последние распоряжения, – вас ведь интересует снег, полюбуйтесь на него.
Он небрежно машет в сторону телескопа у окна и исчезает.
Журналистка улавливает какой-то шум: скрип входной двери и тихий, смущенный женский смех. До ее ушей вновь доносится голос начальника службы спасения, изменившийся, однако, почти до неузнаваемости. Легкое высокомерие и деловитость, с которыми он беседовал с ней, куда-то улетучились, уступив место теплым, заботливым интонациям. Если бы Лола знала немецкий, она смогла бы разобрать этот короткий разговор.
– Доброе утро, – здоровается мужчина с невидимым собеседником, и от этого простого приветствия ничего не понимающая Лола невольно улыбается. – Опаздываешь, – продолжает обращаться к кому-то Патрик.
– Погода, – спокойно отвечает женский голос, – да и на подъемник уже не пускают.
– Правильно делают. Ты вовремя. Пойдем скорее!
– Что стряслось? Козни снегопада?
– Скорее всего. Какой-то идиот сломал руку на пятом склоне.
Собеседники удаляются. Лола слышит рокот отъезжающего ратрака.
У окна деревянной избушки, заглушая остальные звуки, хрипло завывает вьюга, вызывающая у Лолы внезапный страх и чувство полного одиночества во вселенной. Требуется несколько секунд, чтобы справиться с подступившей тревогой и воспользоваться советом начальника службы спасения. Лола подходит к телескопу и внимательно его рассматривает. Современная модель с электронным управлением, самонаводящимся окуляром и большим зумом ее не пугает. Через несколько минут, забыв о недавнем страхе, репортер уже с удовольствием разглядывает поглощаемые бураном вершины Альп. Затаив дыхание, она с восторгом наблюдает за метаморфозами, что дарит пейзажам беспрерывно падающий снег. Маленькие остроконечные звездочки, беспорядочно порхающие в объективе у самого лица Лолы, кажутся ей невесомыми пушинками, скрывающими всю остальную вселенную. Если бы не волшебные линзы, Долорес никогда не увидела бы, что на земле и в воздухе существует в эти мгновения что-либо еще, помимо этих танцующих перьев.
Ознакомительная версия.
