Ознакомительная версия.
Инка с ней нежно ворковала, сплетничала, обсуждая родню и знакомых, вместе они поливали невестку Людмилу, допоздна пили чай, и она, слава богу, уезжала домой. После нее на кухне оставался тяжелый и терпкий запах цветочных духов и длинные белые волосы в раковине в ванной комнате.
Куропаткин подумал, что Аделаида сейчас поливает его помоями и плачет от жалости к дочке. «Ну и черт с вами, – подумал он. – Подумаешь, новость!»
Хотя, конечно, настроение подпортилось, что говорить.
Он ушел в спальню и долго не мог уснуть, ворочался, было душно, и ему казалось, что тянет тещиными духами.
Инна зашла в комнату, зажгла настольную лампу, села за туалетный столик и начала свои манипуляции, предшествующие приятному сну. У нее вообще была мания – высыпаться. Не менее девяти часов. Иначе – беда. Старение, блин, кожи лица. Трагедия жизни!
Раньше он любил подглядывать за ней – чуть приоткрыв глаза. Ему нравилась сосредоточенность, с которой она разглядывала себя, поворачивая голову. Как изящно открывала баночки с кремами, расчесывала волосы, заплетала «ночную прическу» – косу.
Потом, почему-то вздохнув, она гасила свет, стягивала кружевную сорочку и осторожно ложилась в постель.
А он, словно подросток, вдыхал ее запах, зажмуривал в блаженстве глаза и, чуть обождав, клал ей руку на грудь.
Тогда еще она отзывалась!
Сейчас все, разумеется, повторялось. Он видел, как она села на пуфик, как тяжело вздохнула, внимательно разглядывая себя, и увидела то, что скорее всего ее не утешило. Потом расчесала волосы, заплела косу, откинула ее за спину и стала мазать кремом лицо.
Потом выключила свет, снова вздохнула, стянула рубашку и легла на свое законное место.
Куропаткин осторожно повернулся к ней и, почти не дыша, положил руку ей на плечо.
Она резко скинула его ладонь и возмущенно сказала:
– Ну, ни стыда ни совести у человека! Совсем обнаглел!
И Куропаткин отвернулся к стене. Очень сильно обидевшись.
Утром он сам варил себе кофе и делал бутерброд. Жена его игнорировала. Ваньку отвез в школу он, болтая с ним по дороге о каких-то роботах – последнем увлечении сына.
А дальше поехал в офис, по дороге набрав телефон Инны Фроловой.
Та тут же откликнулась, весело и бодро сообщив, что будет ровно в одиннадцать. Это удобно?
В офисе было все так же неряшливо и пустынно. Он стал прибираться – помыл вчерашние чашки и блюдца, протер пыль со стола и даже полил цветок на подоконнике – последний привет от стервы Полины.
Потом он поправил галстук и воротник новой сорочки, сбрызнулся одеколоном и слегка намочил топорщившиеся волосы. Сел в свое кресло, поерзал, поднялся и поменял его на кресло Полины.
– Знай свое место! – проворчал он, примериваясь к новому креслу.
Ровно в одиннадцать: точность – вежливость королей, и это он очень любил, – раздался стук в дверь.
– Войдите! – отчего-то хрипло, будто волнуясь, крикнул он, и дверь растворилась.
На пороге стояла… красавица. Нет, не так. На пороге стояла красавица обалденная!
Он даже опешил.
– Вы ко мне? Не ошиблись?
– Да нет, это я! – рассмеялась Инна Фролова и села напротив.
Она, эта Инна, была из тех женщин, от которых он всегда терял голову. Да и не только он, несомненно! Она была довольно высокой, с прекрасной фигурой – не слишком худая, плотная, длинноногая. Пепельные волосы были затянуты в хвост, перехваченный синей бархатной лентой. Синий пиджак, серая юбка. Белая маечка под пиджаком. Пальто из плотного черного драпа она небрежно бросила на спинку стула в прихожей. Высокие, под колено, блестящие сапоги и маленькая сумочка в цвет. На пальцах пара колечек, в ушах скромные серьги. Косметики минимум и очень со вкусом.
Она, видя его растерянность, мягко улыбалась и слегка покачивала стройной ногой в высоком и, видимо, недешевом итальянском сапожке.
Он взял себя в руки, напустил строгий вид и повел разговор. Приврав, что прежняя секретарша ушла в декрет, работы – увы – не так много, ох, ох. Кризис, будь он неладен!
Она уже сняла улыбку с лица и кивала – в поддержку, что ли? Видя его смущение?
Потом, откашлявшись, он еще раз спросил насчет зарплаты. Осторожно и все же неловко.
– Вы правильно меня поняли, Инна? Увы, больше платить сейчас не смогу. Ну, дела не то чтобы плохи…
Ну, и дальше пошел всякий бред про коварных партнеров, про взлетевший евро, приплел туда же несчастную Грецию, зажатую Евросоюзом в тиски, основную поставщицу товара, – ну, вы понимаете! Потом неожиданно для себя вдруг рассказал – коротко, правда, – про «некорректное поведение» Полины.
Она мягко остановила его.
– Да вы не расстраивайтесь так, Николай Григорьевич! Беременная женщина, ну, вы понимаете… А контакты я восстановлю, не сомневайтесь.
И повторила, что зарплата ее не очень волнует. Главное – что удобно и близко от дома.
Работа. Дочка на бабушке, с мужем в разводе. В общем, тоска. Надо чем-то заняться.
Потом она прошлась по офису, оглядев все опытным глазом. Предложила сварить кофе, ну, или чай. Вы любите черный или зеленый?
Он, растерянный и ошарашенный внезапно привалившей удачей, даже счастьем, согласился на чай, и они выпили чаю. За которым она коротко, не вдаваясь в подробности, рассказала, что совсем недавно развелась с мужем, серьезным бизнесменом. Квартира, слава богу, осталась за ней, да и машина тоже. Деньги на дочь он дает, и достаточно. И вообще, как правильно, что они подписали брачный контракт.
Потом она вымыла чашки, сложила их аккуратно на чистой салфетке, сказала, что надо купить пару пачек хорошего кофе, итальянского. Не возражаете? Ну. И еще так, по мелочи – сушки, печенье, хороших конфет. Ну а дальше – там будет видно.
Он тупо кивал и со всем соглашался.
Они распрощались и договорились, что выходит она в понедельник. Так как сегодня пятница. Ну, все понятно.
Инна Фролова вышла, оставив шлейф легких и тонких духов, которые он с удовольствием громко втянул ноздрями.
После ее ухода он наконец словно очнулся, бодро заходил кругами по офису, почему-то приговаривая: «Ну, дорогая, посмотрим!»
Что это значило, он и сам точно не знал, знал только, что кому-то грозится. Наверное, Инне Ивановне и противной Полине.
В подробности он не вдавался. Был возбужден и полон надежд. Отчего возбужден? И какие питал надежды?
Да непонятно. Наверное, так окрыляет мужчину новая и незнакомая женщина, да?
Очень красивая женщина, надо сказать.
Он вернулся с работы рано, принялся читать с сыном книжки. Потом играли в «стрелялки». Недолго – долго не позволяла жена. Ну, права.
А назавтра договорились поехать в «Детский мир» – за этими роботами, о которых так мечтает Ванька.
На жену он почти не смотрел, словно ее и не было вовсе. А когда она позвала обедать, нехотя встал, словно делая ей огромное одолжение.
Увидев в тарелке кусок приготовленной на пару рыбы и отварную брокколи, скривился и уставился на жену.
– А нормальной еды у нас нет?
Она почему-то растерялась, опешила и не ответила хамством.
– Есть пельмени… готовые… хочешь? – перепуганно сказала она.
И он с тяжелым вздохом согласился на пельмени.
– Уж лучше готовые, чем эта бурда.
Ванька тоже закапризничал и стал отпихивать тарелку с рыбой, затребовав готовых пельменей.
И Инна, к удивлению сына и мужа, молча сварила пельмени.
Ночью она, как всегда, легла на свою половину и чуть – самую малость, но он заметил, – придвинулась к нему.
А он отвернулся и тут же уснул. Но перед сном ехидно подумал: «А-а, прочухалась! Значит, не дура. Хотя бабы и без мозгов все просекают – сердцем чуют, как в фильме сказано. Вот пусть и помучается. А то… совсем обнаглела. А ну как закручу роман с тезкой – вот тогда и посмотрим. Чего стоит твой безответственный муж Николай Куропаткин!»
Инна откинулась на спину и уставилась в потолок. «Странно все это, – думала она, – и что это значит?»
Расстроилась, долго не могла уснуть и решила, что с утра позвонит маме. Может, она все объяснит?
Утром она, нажарив оладий, бегала по кухне и заглядывала мужу в глаза. А Куропаткин был неприступен, болтал только с Ванькой, обсуждал с ним планы на день.
После завтрака они стали собираться, и Ванька спросил, берут ли они с собой маму.
Куропаткин ответил, что нет – выход у них чисто мужской, без, как говорится…
Ванька вздохнул и кивнул. И было неясно, расстроился он или не очень.
Инна задумчиво смотрела в окно, наблюдая, как муж и сын садятся в машину. Потом убрала посуду, села на стул, посидела немного и стала звонить матери.
А после – подружкам, Кристине и Яне. Перетереть. Ну и, конечно, все про них, про козлов. Про мужиков в смысле.
Ознакомительная версия.
