Ознакомительная версия.
– Дочь у меня теперь инвалид. В прошлом месяце на фабрике убирала с барабана пушинку, и ей руку провернуло до плеча. Станки такие…
Я держал под столом Анину коленку и шептал:
– Не кипи. Сейчас будет станция. Выйдем, подышим.
Мы первые выбежали из вагона. Даже не оделись.
– Ребята, стоянка пять минут, – окликнула нас проводница.
Спрятались от ветра за углом бетонного туалета, закурили.
– Значит, с наступающим вас, – что ты будешь делать, опять дед! – Рад был познакомиться. Желаю вам любви, мирного неба над головой…
– Иди уже к своей калеке и сдохни там! – выпалила Аня.
– Ах ты сопля… – он просиял внезапными слезами. – Да ты живая ли? Сердце-то у тебя бьётся, сопля?
Аня жестоко уставилась на меня, и в это время страшным гудком разразился локомотив. Настал знаменитый решающий миг.
– Долго вы? – донёсся из-за угла голос проводницы. – Отходим!
Аня не простит. Новый год накроется поломанным в атаке тазом.
Мой кулак обогнал мои медленные мысли.
Дедок мягко лёг в сугроб, и куда-то безвозвратно улетела его вставная челюсть.
– Бегом! – позвала Аня.
Я дёрнулся вслед за ней, но – стоп! Вдруг потом пожалею? Вернулся к деду и забрался к нему в левый карман. Тсс, не кряхти. Есть! Тонкое бумажное счастье.
– Всё нормально, – шептала Аня, упираясь в столик тяжёлой грудью. – Так ему и надо, старому. Ещё бы деньги забрать у него…
– Я забрал.
– Вообще, хорошо! Молодец.
Она стремительно поцеловала меня в нос.
– Ветеран всё-таки, – просипел я пересохшим горлом.
– Ну и что? Он тогда, ты сейчас. Чем ты хуже? – Аня взяла мою правую руку и прижала к своей груди. – Горжусь тобой.
– У тебя волосы красивые, – нашёлся я, как отблагодарить её. – Чёрные-пречёрные. Ты эмо?
– Я гот, – поцеловала она мою руку.
– Железнодорожная готика, – внатяжку улыбнулся я.
За окном промелькнули городские огоньки. «И это пройдёт», – вспомнилась мудрость Соломонова кольца. Декан рассказывал.
Быдло повалило к выходу, загромоздило проход, и нам пришлось плестись последними. Я щупал в кармане счастливую бумажку. Пальцы попадали на влажное место. Слюни.
Наконец-то перрон. Я спрыгнул с подножки и протянул руки, чтобы принять Аню.
– Да-да, они, – сказала проводница. – Они выходили курить.
Руки мои опустились под чужим грузом.
– Держи, чтобы из карманов не выбросил! – проорали мне в ухо.
– Держу! Ты сам держи! – проорали в другое.
Аня остановилась на ступеньках. Открыла рот.
– Смелее девушка, смелее, – проворковал громадный милицейский бушлат.
Представьте себе, кости тоже могут слабеть. Я превратился в плюшевого медвежонка. Хочешь, пинай меня, хочешь, кидай.
– Тих-тих-тихо! – жжёт мне щёку чьё-то дыхание. – Спокойно иди. Не дёргайся.
Я дёргаюсь? Я ещё дёргаюсь.
Аня пищит:
– Отстаньте! Мне домой надо! Меня мама ждёт!
Я подхватываю:
– Меня тоже ждут! Тоже мать. Она с ума сойдёт, если я сейчас не приду. Вы звери, что ли? Мать мою пожалейте!
Молчат. Жарко дышат. Наверное, точно так же черти водят грешников в ад.
2.
Кабинет на втором этаже вокзала. Грязь. Окурки по полу. Компьютер времён пятого удара Советской армии.
– Фамилия! – спрашивает существо без внешности.
– Письма рёв, – отвечаю, пытаясь разглядеть его лицо, но страх ослепил меня.
– Имя-отчество!
– Сан-сан… Александр Александрович.
– Оп-па! – восклицает Существо. – У тебя отец не на заводе работает? Начальником электроотдела?
– На заводе! Да! Ага! – спешу подтвердить я свою хорошую родословную.
– Классный мужик. Знаю его. Жаль, что сын говно. Год рождения!
И мне жаль. Кстати, сегодня отец на работе. Он непьющий и поэтому заменил кого-то в ночной смене. Хорошо бы его убило током. Чтобы не узнал про меня.
– Ххуу! – выдыхаю эту мысль.
– Ты чего?
– Душно.
– Адрес!
В кабинет вламывается громадный бушлат.
– Понятых привёл, – говорит он.
– Заводи.
Входят два железнодорожника в оранжевых жилетах и… две великанши.
– Так, девушку – в кабинет дознавателя, а этого досмотрим здесь, – руководит Существо.
Круговерть.
Стою. Меня обыскивают. На стол падает пятитысячная.
– Деньги чьи?
– Мои.
– А если подумать?
– Мои.
– Ты где работаешь?
– Учусь.
– Домой с неразменянной деньгой едешь, студент?
– Я экономный, – просыпается во мне гонор.
– Деньги чьи?
– Мои.
– Сядь! – взрывается Существо. – Понятые, обратите внимание. При задержанном обнаружена купюра достоинством…
Спустя время у него появляются русый чубчик и серые, смешливые глаза.
– Ну и что? – спрашивает.
– Я экономный, – повторяю, как мантру.
– Ты старика обул, чудовище лесное?
– Какого старика?
– Ну и мразь.
– Не надо меня оскорблять. Я юрист. На юрфаке учусь.
– О! -Да.
Дверь распахивается. Влетает девчонка в красном пальто.
– Я убью всех! – кричит она.
– Сказано тебе было, не ходи домой, – смеётся Существо. – Быдло всегда испортит праздник. По-другому не бывает.
Девчонка снимает пальто, а под ним фартук.
– Блиин, забыла снять! – всплескивает она руками. – В чём готовила, в том и сорвалась. Что тут?
– Что: разбой. Двое, пацан и девка, группа лиц.
– Блиин! Это же на всю ночь! Блин! Блин! Блин! Погуляла Новый год!
– А мы? Нас тоже из домов выдернули. Я уже за столом сидел.
– Слушай, Гриш, – девчонка приложила к груди руку. – Может быть, сделаем первую часть? Пусть один из них будет свидетелем. А? Так быстрее.
– Мы сразу так хотели, Свет, без группы обойтись, но заяву от терпилы комаровские принимали. В Комарово всё было, а не у нас.
– И что написано в заявлении?
– Написано, что напали двое. Уже никак не переделаешь.
– Блин! Блин! Блин!
Я хочу пить. Адски.
– Дайте попить, – говорю.
– А бабу не дать?! – взвизгивает девчонка, которая Света. – Я сойду для тебя?
Кабинет дрожит. Прыгают по полу окурки. Входит сам сатана. Рост выше человеческого. Глаза красные.
– А?! – оглушительно рычит на меня. – А?! – пинает по моему ботинку. – Подруга твоя уже рассказала!
Закрываю глаза. Жду несколько секунд – открываю. Проверяю, не сон ли это всё. Увы.
– Не признаётся? – спрашивает сатана у Существа, который Гриша.
– Нет пока, Андрей Игоревич, – отвечает тот.
– Пока? А не хрен с ним церемониться! В камеру его к пидорам! Завтра будет в ногах валяться, просить, чтобы мы приняли явку с повинной.
Милый, милый декан, ты ведь совсем-совсем не страшный. Приди, скажи им, чтобы не кричали. Забери меня отсюда.
– Да он, вроде, парень ничего, нормальный, – возражает сатане Гриша. – Ты, Саш, нормальный парень?
– Д-д-да… – пробивает меня электрическая дрожь.
– А я что говорю. Я сразу вижу нормальных людей. Ты расскажешь нам, как было? Мы подружимся? Не будем врагами?
Молчу. Боюсь говорить. Боюсь слышать, видеть, дышать. Мир стал очень плохим.
– Гриш, не разговаривай с ним! – рычит сатана. – Не марайся!
– Андрей Игоревич, он просто испугался. Мы и не работали ещё с ним.
В руках у меня появляется стакан воды.
– Пей, дурачок, – говорит Света.
Пью, давлюсь. Течёт через нос.
Сатана хлопает меня по спине.
– Ладно, ладно, не спеши, – неожиданно воркует он и присаживается передо мной на корточки. – Скажи, прав мой сотрудник? Ты не станешь с нами ссориться?
– Н-не с-с-стану…
Лицо моё мокрое. И вода, и слёзы.
– Старика ты бил? Деньги ты взял?
– Й-й-я…
– Оформляйте! – благословляет сатана и уходит.
3.
Сидим бок о бок, я и Аня.
Набилось народу. Одни пишут, печатают, галдят. Другие накрывают на стол. Скоро двенадцать.
Света разговаривает по телефону:
– Зачем? Они только-только приехали. Похищенное при них. Зачем? Всё равно ничего не найдём. Хорошо, поняла… – она бросает трубку и визжит: – Как меня всё достало! В управлении дебилы!
– Что ещё? – отрывается от компьютера Гриша.
– Говорят, чтобы мы провели обыски по месту жительства злодеев. Я говорю, зачем? Смысл? У них, видите ли, статистика по обыскам. Чем больше, тем лучше.
– Точно до утра придётся работать! – Гриша бьёт по столу кулаком, и клавиатура брызжет клавишами. – Ну, сука!
Я поднимаю с пола «Delete», подаю ему и спрашиваю:
– А что за обыски? Где?
– У вас дома, где же! Если чего спрятано, говори сразу. Мало ли, обрезишко для самообороны, патроны. Бери на себя, чтобы ещё отец за тобой не пошёл. Есть что?
Я воображаемо бегаю по родительской квартире, перерываю ящики, перетряхиваю одежду, щупаю за шкафами.
– Вроде, ничего, – говорю.
– А у вас, девушка? – Гриша смотрит на Аню.
– Тоже ничего, – слабо произносит она и съезжает со стула.
– Где нашатырь? – вскакивает Гриша. – У дуры обморок!
Ей натирают виски, суют пузырёк едва ли не в самые ноздри.
– Намочите вату! У неё так слизистая сгорит! – трезвонит Света.
– Отстань, не мешай!
Аня открывает глаза, морщится. Лицо у неё сине-зелёное, волосы всклочены. Гот.
Ознакомительная версия.
