– Кдани спит в машине с Иркой, – прошептала она. – Вторая машина совершенно свободна. Отнеси меня туда.
– Отнести? – удивился Борис. – А ножками?
– Отнеси, – повторила Саша. – На руках.
Борис без труда поднял ее, легкую, почти невесомую, и прижал к себе с чувством, названия которого он не знал, к тому же ничего подобного и не испытывал никогда. Наверное, это была какая-то разновидность страха, что, если он сейчас отпустит ее, выпустит из своих рук, Саша исчезнет и он нипочем не найдет ее в этой бесконечной и безлюдной темноте Северного Урала, где ему с самого начала под каждым кустом мерещились холодные недружелюбные тени.
И только закрыв изнутри дверцу ренджровера, он разжал руки и опустил довольную Сашу на сиденье.
– Я прямо угрелась… Иди сюда, – прошептала Саша, стягивая свитер через голову и естественным женским, почти материнским движением прижимая его голову к своей груди.
«Ну, поехали», – подумал Борис, раздваиваясь, причем одна его часть скользила ладонью по гладкому девичьему животу и задерживала дыхание, а вторая почти отстраненно наблюдала за тем, как взявшееся ниоткуда четвертое измерение искривляет привычную для человека систему координат.
Они не сразу услышали стук в окно, еще некоторое время не понимали, что нужно сделать, если стучат. В конце концов, кое-как натянув на себя то, что попалось под руку, открыли дверцу машины. И увидели Ирину, у которой сна ни в одном глазу и несвойственное ей выражение лица. Растерянное выражение.
– Шура, – сказала Ирина, – тут такое дело…
В первый момент Борис подумал, что Ирина, верная своей гадкой обломистской сущности, решила непринужденно пошутить в своей обычной манере. Приколоться, как сказал бы Димон. И вдруг всем телом ощутил, что Саша напряглась.
– Ты что-то услышала? – спросила она сестру. И куда только делась ее недавняя томность?
– Нет, – коротко ответила Ирина, всем своим видом явно игнорируя присутствие Бориса.
– Увидела?
– Ну, в некотором роде. – Ирина кивнула в сторону реки Ауспии, еле различимой в ночной темноте. – Я тут пописать пошла… Смотри немного выше, вон там… туда смотри. И мысленно веди прямую в полуметре от поверхности воды.
Некоторое время Саша молчала, смотрела, прищурившись. Наконец сказала неуверенно:
– Зеркало? Я думала, это сказки всё. Про зеркала.
Борис мучительно всматривался вдаль и, кроме ленты реки да мшистых валунов на берегу, не видел ничего.
– Георгий говорил, что это фольклор арви, – усмехнулась Ирина и поежилась. – Вот я его сейчас разбужу, и пусть посмотрит на этот фольклор. Зеркало, Борис, – это удвоение пространства. Это немного не то зеркало, перед которым девушки гадают. Хотя те зеркала тоже, бывает, преподносят сюрпризы…
– Так что, это какая-то физическая аномалия? – спросил Борис Ирину, с сожалением выпуская из рук Сашу – та выскочила из машины и, кутаясь в Борисову куртку, продолжала вглядываться в даль.
– Физическая? Метафизическая. Бывает, в пространстве образуется зеркало – раз – и происходит удвоение мира. Ну, на некотором его участке… И ладно бы удваивалось настоящее – все удваивается. И прошлое тоже. И будущее. Так что это не оптический эффект, а, не побоюсь этого слова, пространственно-временной. Короче, «Легенды и мифы арви», том второй.
– Эй, вы это видите? – вдруг раздалось из темноты, и большая фигура Георгия материализовалась рядом с машиной. – Я тут пописать пошел…
– Ясное дело, – фыркнула Ирина. – Как бы мы жили, если бы не наша физиология.
– Но это же убиться веником! – Георгий неожиданно применил идиому, которой от него Борис никак не ожидал. – Это же, Борис, просто оху… извините.
– Я ничего не вижу и ничего не понимаю, – признался Борис. – Но ерунда, я уже привык.
– А вы присмотритесь. Вы думаете, что видите одну реку? Вы видите две реки.
И Борис увидел. Две водные ленты, две реки Ауспии, абсолютно совпадая друг с другом валунами и изгибами береговой линии, параллельно текли и терялись в ночной темноте.
– Может, здесь просто воздух такой… разреженный, – упрямо держался Борис за естественно-научную теорию. – Горная местность. Вы же сами говорите, что фольклор.
Георгий хмыкнул:
– Мы в основном живем в символическом мире, именно он для нас обыденность. Поэтому так любим и ценим всевозможные телесные радости и прочие соприкосновения с природой… Если хотите, мы ходим туда-сюда. Ни язык, ни мышление, ни все наши практики, ни пространство-время не имеют материального… ну как сказать?.. денотата, что ли. Материальной основы не имеют. Ни под микроскоп не засунешь, ни в рот не положишь. А весь основной сыр-бор вокруг них, вокруг этих самых символических штуковин, человек за них жизнь отдает. То, что мы видим, не из естественно-научной оперы, это да. Может, инструменты с верстака рассыпались, когда мир создавался. Что-то выкинули за ненадобностью, что-то закатилось под шкаф… Короче, малыши, если это и есть зеркало, молимся, чтобы оно не помножило нас на ноль. Говорят, такое бывает…
Борис поднял голову и посмотрел на ковш Большой Медведицы. И подумал, что в детстве действительно относился к звездам как к чуду, а не как к небесным телам, имеющим материальную природу.
– Зеркало стоит в ортогонали к видимой поверхности. Ну, не стоит, а как бы плавает немного, дрейфует. – Георгий протянул руку туда, где мирно и сонно текли две Ауспии. – По идее, оно перемещаться не должно. Но что такое ортогональ? Это когда проекция одной плоскости на другую равна нулю.
– Ага, так все-таки физика! – обрадовался Борис.
– Какая же это физика? Геометрия. Даже топология. Лента Мебиуса, бутылка Клейна…
– Поверхность Кипенского, – сказала Саша.
– Отличница ты наша. – Георгий легонько щелкнул Сашу по носу. – Там, в стыке, ничего нет. Ни-че-го. Мертвая зона. Поэтому желательно бы нам держаться от реки как можно дальше.
– Так нам же идти вдоль нее бо́льшую часть пути, здрасьте, – вмешалась Ирина. – Михаил Ефремович сказал, что другой дороги нет.
– Ну что ж поделаешь? – вздохнул Георгий. – Тогда вертолет.
В темноте кое-как собрали палатки и остаток ночи провели в машинах, переехав на несколько километров назад от реки. А в половину восьмого над ними завис серебристый геликоптер компании «Сияние Урала». Покружил, выбирая место для посадки, после чего приземлился, устроив небольшой ураган.
– Я первый раз лечу на вертолете! – орала жизнерадостная Кдани.
«Глаза б мои не видели этих вертолетов», – отметил про себя бывший военный разведчик Борис.
По просьбе Бориса приземлились километрах в двух от перевала, оставшуюся часть пути прошли пешком.
Склон был как склон. Бурая подмерзшая поверхность, ничем не примечательная. Влажные ржавые кустики травы, несколько небольших голых сосенок. И бесконечное желто-охристое пространство вокруг.
– Обратите внимание, вот именно здесь, – заученно начал Михаил Ефремович, – вечером первого февраля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года девять студентов и выпускников Уральского политехнического института разбили палатку, поужинали и начали готовиться ко сну…
– А нам что делать? – кивнув на Бориса, спросила Кдани Георгия. – Нам, чайникам?
– Хотите – наблюдайте. Хотите – ассистируйте. Вон Димыч прекрасно ассистирует Димону уже несколько лет. Человеческого участия ведь никто не отменял… – Георгий снял куртку и остался в черной футболке с короткими рукавами. Перевесил на плечо кожаный планшет, с которым не расставался, даже спал в поездке. – У меня проблемы с терморегуляцией, – так он объяснил Борису свое неожиданное разоблачение. – Когда извлекаем тяжелый ивентаген, у меня разве что ожога кожи не случается, так жарко. А девчонкам вот практически ничего.
– А как ассистировать? – не отставала дотошная Кдани.
– Вот что значит архитектор баз данных, – усмехнулась Ирина, плавно потягиваясь и разминая плечи. – Всё ей точные инструкции подавай. Алгоритм действий, то да сё… Пристраиваетесь рядом с кем-нибудь из нас и изо всех сил желаете нам не облажаться. Держите кулаки. Ну, как минимум. Если будет опасно, мы вас отошлем.
– Куда? – не понял Борис.
– Куда подальше, – усмехнулась Ирина. – За кудыкину гору. Тут их полно.
Саша, Ирина, Георгий и Димон расположились так, что образовали правильный квадрат. Димыч встал рядом с Димоном, Борис – рядом с Сашей, Кдани – рядом с Ириной. Таким образом семь человек как бы окружили место бывшей стоянки. Михаил Ефремович присел на рюкзак в отдалении и напряженно вытянул шею.
Димыч заговорил, за ним – Георгий. Это выглядело так, как будто один начинал, а другой продолжал фразу, как будто между ними плавно двигалась стрелка метронома или невидимый маятник постепенно наращивал амплитуду. В этой же манере, но, как показалось Борису, на каком-то другом языке заговорили Саша и Ирина, причем, начав говорить, они стояли минуты две-три, а потом одновременно сели на землю. Борис примерно понял, о чем толковал им Георгий в кафе: «Начните работать в метаплане к мансийскому, чтобы зацепиться, а потом образуйте донный слой, подушку. Там подушка должна быть…»
