Ознакомительная версия.
– Да Гурдиал, из твоего подразделения! Ну, ты, я вижу, не в духе.
Хумаюн, поправляя карабин; «Стэн», встал позади калитки, завёл беседу ещё с одним констеблем. Сатвант тронул точно такой же автомат, висящий на его плече. Уже скоро его ствол будет горячим.
Явился субинспектор Беант Сингх, и Сатвант подивился его выдержке. Как всегда, тот был ровен, и подтянут. Никаких следов бессонной ночи и волнений из-за предстоящего молодой полицейский не заметил. Старший наряда Балбир Сингх, тоже сильно нервничая, обошёл охранников, проверил внешний вид и боевую готовность каждого. Около двоих он задержался подольше, еле заметно кивнул. Беант воспринял это неодобрительно – зря Балбир выделил их среди остальных. Коллеги могут заметить.
Заговорщики прекрасно понимали, что им не выйти отсюда живыми. Солнечным знойным утром последнего дня октября здесь, за белёной стеной, отделяющей резиденцию премьер-министра от шумного города, было тихо. Только под слабым ветерком трепетали листья на платанах, акациях и канчонах.
Будущие убийцы ощущали себя жертвами и немедленно призывали на помощь ненависть; так им становилось легче. Сатвант обернулся, встретился взглядом со смеющимся Хумаюном. Правоверный индуист через несколько минут первым выпустит по нему очередь. А ведь только что справляли свадьбу Хумаюна. Жена его, красавица Нильмони, была очень дружна с Сатвантом.
А вот ему так и не довелось сосватать невесту, и не доведётся уже никогда. Даже за оградой не бывать, по крайней мере, свободным. Такая короткая жизнь – и уже кончается, утекает, словно последние песчинки в часах. Хоть бы всё сорвалось, провалилось! Бывают же чудеса на свете…
Ноги похолодели, колени ослабели от страха. То и дело перехватывало дыхание. Их отправили на верную смерть, а урожай снимут другие. Нет, так нельзя! Зачем жалеть себя и делать руку неточной? Первым выстрелит Беант, а он… Это уж как получится.
В благоухающем цветами и листвой саду, в самом центре Нью-Дели, жизнь казалась особенно желанной. Мойны[168] перепархивали с ветки на ветку, разгуливали по дорожкам. Всё-таки как жаль! Всего двадцать два года! А родители, сестры, старший брат – что с ними будет? Позор на всю деревню, мало кто одобрит поступок их сына.
А вдруг их арестуют, осудят? Брата непременно уволят со службы, а незамужним сестрам трудно будет найти женихов. Сатвант явственно услышал рыдания матери, тяжёлое, свистящее дыхание отца. Всё, довольно! Он сам выбрал путь мученика за веру и должен пройти его без колебаний. Кехар Сингх вещал об этом ровно неделю назад в районе Рама Кришна, в гурудваре, куда они пришли поздно вечером, чтобы их не заметили вместе.
«Посягнувшая на святыню должна умереть!» «Я клялся, я должен…» – Сатвант наблюдал, как сыпется пыльца в чашечку цветка, как ползает по лепесткам бархатная пёстрая бабочка. Жалость кольнула сердце в последний раз и ушла навсегда.
Жаркое солнце, по преданию ночующее на вершине мечети Кутуб-Минар, медленно поднималось над утренним городом. Людские голоса, как всегда, тонули в треске мотоциклов и шуме автомобилей. Площадь-звезда перед резиденцией премьера, тенистые улицы были оживлены и в то же время спокойны. Несколько чёрных блестящих лимузинов медленно въехали в ворота.
Индира Ганди нехотя подняла трубку звонящего телефона; подумала, что это личный секретарь Фотедар. Чаще всего именно он пользовался этим аппаратом, соединенным со служебными комнатами.
Секретарь почтительно поздоровался и сообщил, что съёмочная группа Питера Устинова ждёт в коттедже для приёма гостей.
– Вы передали моё распоряжение об отмене даршана?
Индира чувствовала себя усталой, несмотря на раннее утро. Сколько продлится интервью? Час, полтора? Больше никак не выйдет – в планах на сегодня очень много дел. Через три дня, в субботу, первый день конференции в защиту национального единства. Фотедар должен вчерне подготовить речь, а она внесёт поправки. Сейчас напомнить? Нет, после встречи с Устиновым…
– Да, передал, и ваши извинения также. Киносьёмщики ждут, и я смею просить вас поторопиться. – Фотедар не сдержался и улыбнулся в трубку. – У этого ирландца так много вопросов! Пробивной и энергичный господин, но в общении вежлив и приятен…
– Сейчас иду. – Госпожа премьер-министр хотела положить трубку.
– Простите, – торопливо произнёс Фотедар. – Вы просили напомнить – в два часа дня состоится молодёжный митинг на Центральном стадионе…
– Я не забыла, – рассеянно отозвалась Индира и посмотрела на часы.
Прижала рычаги, встала из-за стола и услышала, что сзади открывается дверь. Камердинер Натху Рам, отдуваясь и кашляя, навалился плечом на створку, вошёл и с облегчением свалил в кресло бронежилет.
– Нат, ну сколько раз тебе говорить, что мне это совсем не нужно?!
– Вы обещали господину Радживу! Он выбранит меня…
– Раджив выбранит?! Не смеши меня, Нат! Он сейчас далеко, и я его не слушаюсь. – Индира ещё раз оглядела себя в зеркало, поправила бусы. – Нат, немедленно унеси это и забрось подальше!
– Индира-джи… – Старик поглядел на госпожу с таким ужасом, что она перестала улыбаться. – А если они… сейчас сделают что-то плохое?.. Я эти бородатые звериные морды не могу видеть без дрожи! По городу страшные слухи ходят. Якобы они поклялись индуистов порубить на куски в отместку за Пророка Бхиндранвале. Он им завещал делать так!
– Натху, что ты говоришь?! Они верят так же, как и мы с тобой. И что это ещё за звериные морды? – укоризненно сказала Индира. – Ты разве не знаешь, что по Конституции и по совести все религии одинаково священны? Или среди индуистов мало подонков вроде Бхиндранвале? Вспомни Натху Рама Годзе, по несчастью, твоего тёзку, который застрелил великого Махатму! Стыдно, очень стыдно! Виновны не религии, а люди.
Индира немного помолчала, глядя в окно, на залитый утренним солнцем сад. Между прочим, подумала, что после выступления на стадионе в такой день обязательно случится аллергия.
– Пусть будет то, чему суждено быть. Единственное, чего не должны видеть враги, – моего страха.
– Миссис Ганди взглянула на лежащий в кресле бронежилет.
– Унеси его, Нат, и подай зонтик. Он пригодится больше – уже очень, жарко…
Рамешвар Дайял, заслонив собой дверь, кивнул, приветственно сложив руки. Остановился у порога, ожидая, когда Индира выйдет. Натху Рам, вновь появившийся в комнате с зонтиком под мышкой, твёрдо сказал:
– Я пойду с вами, Индира-джи.
– Не бери на себя чужие обязанности, – опять улыбнулась она. – Рамешвар прекрасно справится сам.
– Не обижайте, госпожа!
Голос камердинера дрогнул, глаза наполнились слезами. Телохранитель пожал плечами, но промолчал.
– Хорошо, пойдёшь сзади, раскрыв надо мной зонтик. – Приподнявшись на носки, она тихо сказала Дайялу: – Подстрахуй его обязательно…
– Никогда не посмел бы идти впереди вас, Индира-джи, – не расслышав слов, обращенных, к телохранителю, произнёс успокоенный камердинер.
Так, втроём, они и вышли в сад. Старый Натху с зонтом пристроился сзади, умоляя свою госпожу идти помедленнее. Зелёная, пустая сейчас лужайка, где одни только птицы как всегда, что-то искали в траве, напомнила о несостоявшемся даршане. Настроение слегка испортилось. Питер Устинов просил по возможности назначить интервью на тридцать первое октября. Тревожное положение в стране могло отодвинуть встречу на неопределённое время, а ирландец мечтал о ней уже давно, не уставая разными способами напоминать о себе Фотедару.
И всё-таки зря она пренебрегла даршаном, пусть даже ради интервью. Люди ждали этого дня, ради встречи с ней ехали в столицу со всех концов страны – редко на автомобилях, чаще на повозках или в переполненных вагонах. Бывали и такие, что проделывали весь путь пешком, будто шли на поклонение святыне. Глава правительства не имеет права отказываться от беседы с жаждущими помощи – некоторые вопросы и впрямь могла решить только она.
Рамешвар и Натху жевали пан. Старик к тому же кряхтел, задыхался, и это раздражало Индиру. Она торопила слугу, потому что и так опаздывала. По асфальтированной дорожке прыгали солнечные зайчики, кружевная тень лежала на заборах и газонах. Листва казалась тоже золотистой, и липкий, осенний зной мешал вдохнуть полной грудью.
Маленькая группа вышла из тени деревьев, к калитке, ведущей в служебные помещения. Телохранители, сверкая зубами на смуглых лицах, хохотали, ещё не замечая премьер-министра. И лишь один, Беант Сингх, как всегда был серьёзен и собран. Он, отсалютовав, на полшага выступил вперёд, чтобы открыть калитку. По другую сторону дорожки стоял молодой констебль, кажется, Сатвант Сингх, только что переведённый из внешнего кольца охраны.
Он, видимо, из-за этого очень волновался, смотрел на миссис Ганди в упор, сжимая в онемевших руках карабин «Стэн». И вдруг, совершенно неожиданно, госпожа премьер-министр будто бы услышала голос отца. Всего два слова «будь храброй». Неру нередко наставлял дочь таким образом, но только при жизни. И лишь сейчас впервые фраза эта, короткая, но пронзительная, долетела из иного мира. Будь храброй…
Ознакомительная версия.
