Ознакомительная версия.
– Верно, – ответила Ирина. – А вот что там было внутри… В душе… Этого ты не знаешь.
– Вот только про душу не надо! Умоляю! Я не удивлюсь, что ты стала ходить в церковь и просить прощение. Это вполне в твоем духе!
– Удивляйся! – рассмеялась Ирина. – В церковь, представь, не хожу и грехи не замаливаю. Не мое!
– Слава богу! Боюсь, что жизни твоей не хватило бы, чтобы все отмолить.
– А ты так хочешь, чтобы я расплатилась?
– Ну, по крайней мере, это было бы справедливо.
Ирка решила не комментировать.
Вдруг глаза ее наполнились слезами:
– Такое одиночество, Леля! Такое одиночество! Ни детей, ни близких – никого. У тебя есть мама, Машка. Семья. А у меня? Только отсутствие материальных проблем и прочих забот.
– Ну, отсутствие проблем и забот для тебя не новость. Под этим девизом ты жила всю жизнь. А что касается семьи… Так тут вообще смешно. Ты, если память не изменяет, отказалась от всего этого добровольно и без принуждения.
Дверь на кухню распахнулась, и на пороге появился босой и раздетый Арсюша, вытирающий ладошкой сопливый нос. Следом влетела разъяренная Машка и наподдала ему по попе:
– Голый, засранец! С температурой и голый! И босиком!
Ирка переводила растерянный взгляд с одного на другого.
– Познакомься! – предложила Ольга. – Твоя племянница. Маша. И ее сын, Луконин Арсений, четырех лет.
Машка резко замолчала и замерла с широко открытыми глазами. Несколько минут она разглядывала Ирку, а потом с тревогой посмотрела на Ольгу.
Ирина встала и подошла к Машке.
– Вот так выглядит чудовище! – улыбнулась она. – Тебя, наверно, мною пугали в детстве?
Машка неопределенно мотнула головой, покраснела и, переведя взгляд на Ольгу, беспомощно спросила:
– И как же так, Леля? Как теперь?
Ольга пожала плечами:
– Так. Твоя тетя Ира – большая мастерица всяких «сюрпрайзов», как она изволила выразиться. А как дальше… Не знаю. Наверно, мужественно, как всегда. Ведь нам с тобой не привыкать?
Машка в волнении сглотнула слюну и кивнула.
А что еще оставалось делать?
В своей комнате раскашлялась Гаяне.
– Кто там у вас? Призраки? – беспокойно дернулась Ирка.
– Призрак – это ты, Ира. А там – Гаяне. Если ты помнишь такую.
– И она теперь здесь? – Ирка удивленно вскинула брови. – Не родительский дом, а дом престарелых. А ты по-прежнему благодетельница! Мать Тереза просто!
Ольга согрела молока и пошла в комнату к Гаяне. Машка села напротив Ирки и с интересом ее разглядывала.
– Рогов нет, – рассмеялась та, – клыков тоже! Ну, что робеешь?
Машка опять покраснела.
– А парень у тебя отличный, – кивнула Ирина на притихшего племянника. – Хорошенький такой, кудрявый. Папаша имеется?
Машка отрицательно мотнула головой.
– Ясно, – вздохнула тетка, – мать-одиночка. Вполне в духе семьи.
Когда Ольга вернулась на кухню, чтобы сварить кашу для Гаяне, Ирка торопливо засобиралась.
– У вас тут лазарет. Боюсь заразиться. Ну, понимаешь, времени у меня не так много.
Она подошла к Машке, внимательно на нее посмотрела и провела ладонью по щеке. Потом потрепала по кудрявой голове Арсюшу и кивнула Ольге:
– Спасибо за теплый прием.
Ольга сделала книксен.
В коридор вслед за Иркой засеменила все еще ошарашенная Машка.
Ольга прижалась лбом к холодному и влажному оконному стеклу.
Как там говорится? Встретились, поговорили…
Голос крови, ау? Чушь все это. Никакого голоса нет и в помине.
Она смотрела, как сестра вышла из подъезда, села в ожидавшую ее машину и подняла голову. Увидев в окне Ольгу, она улыбнулась и помахала рукой.
Ольга от окна отошла. Все. Финита ля комедия.
Все. Все. Все.
Она быстро проскочила в свою комнату, легла в постель, закуталась в одеяло и… заплакала так горько и так громко, что к ее двери подбежала испуганная Машка – застыла и не решилась войти.
– Все, все, все, – повторяла Ольга как заведенная.
Все?
* * *
А через два дня пришлось встать. Куда деваться? Надо сварить обед, запустить стиралку, хоть как-то прибраться в квартире. Гаяне все еще температурила, и Ольга не разрешала ей вставать. Машка ковырялась с сыном – ингаляции, полоскания. Все со скандалом и с воем.
Сил совсем не было – какая же гадость этот грипп! И все равно – поднялась, налила в термос бульон и покатила в больницу к матери.
Елена, увидев дочь, запричитала:
– Господи, Лелька! Ну разве можно! Какой бульон, какие мандарины! Нужно было отлежаться, прийти в себя! На тебе же лица нет – белая, как парадная скатерть!
Ольга и правда еле держалась на ногах – опустилась на стул и платком вытерла вспотевшее от слабости лицо.
Елена продолжала возмущаться, но было видно, как она соскучилась – руку Ольгину не отпускала.
– Заберу тебя через три дня, – пообещала дочь. – Врач сказал, что можно.
Елена порозовела от радости и все пытала Ольгу, какие новости.
– Ну какие, мам? Какие у нас новости? Все дома, все болеют. Валяются на своих шконках и вытирают сопли.
Елена требовала подробностей – был ли участковый врач, слушал ли Арсюшу и Гаяне. Какие выписаны лекарства, ведет ли Гаяне температурный лист? Это очень важно – не пропустить пневмонию. Не дай бог, в ее возрасте и с ее легкими!
Ольга вяло отчитывалась и мечтала поскорее добраться до дома и рухнуть в постель.
После больницы пришлось заезжать в магазин и на рынок – в доме было пусто, хоть шары катай.
Нагрузив полную машину продуктов и всякого прочего баловства, заехала еще и в «Детский мир» – купить что-нибудь мальчику для поднятия настроения. Конструктор или машинку. Купила и то и другое. Заскочила в книжный – купить свежий детектив Гаяне и чего-нибудь детское, непрочитанное, для Арсюши.
Когда она, нагруженная, как ломовая лошадь, свалив пакеты и сумки у двери, пыталась выудить ключи от квартиры из бездонной, словно черная дыра, сумки, дверь распахнулась и на пороге показалась растерянная и дрожавшая Гаяне.
Она теребила воротник халата и испуганно смотрела на Ольгу.
– Что, господи? – крикнула Ольга. – Кто? Мама?
Гаяне мелко затрясла головой:
– Живы, все живы, Леленька!
Ольга схватилась рукой за сердце.
– Говори! Не тяни, ради бога!
– Уехали они, – шепотом сказала Гаяне и заплакала. – Собрали чемодан и уехали. На машине. Она их ждала внизу.
Ольга прислонилась к стене. Закружилась голова, подкосились ослабшие ноги.
– Иди в комнату, Гаечка! Иди! А то здесь так дует. Снова простудишься.
* * *
«Надо разобрать сумки», – пробежало в голове.
Сумки! Какая чушь. Чушь, а надо – вот что смешно. Так смешно, что…
Она затащила пакеты в квартиру. Машинально, словно робот, начала раскладывать продукты – сыр в сырную коробку, ветчину – в контейнер, масло – в масленку. Селедка, апельсины, печенье.
Взгляд упал на пакет из «Детского мира».
Господи! И за что ты мне посылаешь такие испытания! За что? Можно бить по щекам, по почкам. Можно. Но ведь не так – наотмашь! Так, что останавливается сердце!
Нет. Нет. Надо взять себя в руки. Потому что есть мать, есть Гаяне. Есть эти две старухи, за жизнь которых она отвечает.
Она заставила себя встать и пошла в комнату Гаяне.
Та сидела на кровати и смотрела в одну точку.
Ольга села рядом.
– Никто не умер, Гая. Все живы. У каждого свой выбор, в конце концов. Когда-то его сделала ты. Потом мама. Дальше я. – Ольга помолчала. – Теперь она. Все имеют право. И жизнь, кстати, вовсе не закончилась.
– Закончилась, – прошептала Гаяне. – Для меня – закончилась. Все у меня отобрали. Все. Ничего не оставили. Вот только вопрос – почему? За что, Леля?
Смотреть на нее было невыносимо. Слушать ее было невыносимо. Жить было невыносимо.
– Гаечка! – тихо и твердо сказала Ольга. – Мы с тобой все уже знаем. Мы с тобой – самые сильные. Но через два дня я забираю маму. Она еще очень плоха. И нам надо придумать, ЧТО мы ей скажем. Понимаешь? Ну хотя бы на первое время!
– Придумаем, – эхом отозвалась Гаяне. – Что-нибудь придумаем.
Ольга кивнула и встала с кровати.
– Выпей успокоительное и ложись. А потом будем обедать. Ну не пропадать же такой вкусноте!
Она вышла из комнаты и подумала: «Господи! Только дай силы! Пожалуйста! Дай силы пережить еще и это!»
* * *
Елена ходила по квартире и радовалась так, будто не была дома тысячу лет.
Сразу взялась протирать пыль и расставлять посуду на кухне.
Горевала, что в этом году не наряжали елку.
– Ну мам! Не до этого было, все же свалились, – вяло оправдывалась Ольга.
Мать продолжала ворчать:
– Ребенку все равно нужен праздник. Ощущение праздника, подарки под елкой, мифический Дед Мороз. Ты, кстати, Лелька, верила в Деда Мороза лет до одиннадцати! Слышишь, Гаечка! – И Елена смеялась.
Про Машку было придумано – уехала к подружке в Ригу.
С Арсюшей, разумеется. Переменить обстановку.
Елена сокрушалась и ругала дочь – отпустить в такую даль, после болезни! Ну хотя бы одну! А тут еще с мальчиком!
Ознакомительная версия.