Дмитрий Рыков - Та, что гасит свет (сборник)

– «А ведь вы и убили-с…» – как сказал Порфирий Петрович, да? – хихикнул Деймос.

– Убивать нельзя, – добавил Фобос.

– А мне понравилось.

– Ну и хорошо, что на Наташе и закончилось. Так бы ходил и мочил всех красивых баб только за то, что они красивые и желанные.

– Нет, какие дураки! Вам же по нескольку тысяч лет, что вы мне тут плетете? Да мое ли дело, кто, когда и с кем? Но ведь эта развратная женщина была моей женой…

– Запись в паспорте – не жена. Венчаться надо было, – заметил Фобос.

– А я бы просто после первого «косяка» послал бы ее к черту. Потратил бы полгодика на лечение и стал бы трахать всех подряд – уверяю, ты так сразу бы заглушил свою тоску, – сказал Деймос.

– Я ее любил…

– Ты полюбил первую, которая проявила к тебе симпатию. А она симпатизировала всем подряд, такой, понимаешь, открытый, добрый, жизнерадостный характер.

– Если бы эта фраза прозвучала на веселом испанском, я бы перевел ее просто: «В общем, она была потаскуха».

– А на скучном английском?

– Он краткий, неэмоциональный. «Суперпотаскуха». И все.

– Ты мизантроп! Ты не любишь женщин.

– Я люблю женщин. Особенно в постели разными способами.

– Да ты фашист.

– Я просто родился не в то время. В девятнадцатом веке за пьесу в стихах автору платили в полтора раза больше, чем в прозе. Кому сейчас, скажите, продать перевод в стихах?

– А ты, не будь дураком, напиши двести двадцать серий для телевизионного сериала про сбежавшего из тюрьмы невинно осужденного, который начинает мстить своим врагам, – сразу купят.

– А разве это не история «Графа Монте-Кристо»?

– Точно! Ну а тебе-то что? Сюжет отличный, завлекательный. Только парень бежит из зоны, а на его невесте женился следак, который его и посадил. Ну и так далее…

– Я думал, что после Шекспира сюжетов просто не осталось.

– А мы думали, после Библии.

– Много вы о Библии знаете, вы же язычники.

– Много-немного, но, вообще-то, все это мы своими глазами видели и немало бы тебе могли рассказать.

– Ну так расскажите!

– Времени нет. Ты через пять минут умрешь, там тобою другие займутся.

– Будут мытарства?

– Будет намного хуже. Не надо было человека ножом резать.

– А мне понравилось. И нож хороший…

– Нож точно классный.

– Пока не умер, скажите, Христа видели?

– Конечно! Кто ж его не видел?!

– А какой он?

– В Третьяковку ходил?

– Да, ходил.

– Помнишь картину Иванова «Явление мессии?»

– «Явление Христа народу?»

– Правильно «Явление мессии», дурья башка!

– Видел.

– Ну убираешь с картины весь восторженный народ – и вот такой он, Христос. Ходит, думает о чем-то своем…

– Я засыпаю! А так хочется поговорить! Где же вы раньше были?

– Так все время здесь и были.

– А что же не появлялись?

– Ну еще бы, мы после нескольких упаковок феназепама и флакона донормила не появились.

– И всего-то? Так вы просто глюки? Я разочарован.

– Поздно разочаровываться. И мы не простые видения. Настает минута смерти. С миром прощайся.

– Мир! – заорал что есть силы Борис Антонович. – Зачем ты мне сдался?!

– Тоже своего рода подход, – заметил Деймос.

– Это его личное, – сказал Фобос.

– Ты будешь нам читать на прощание свой перевод Фернанду Пессоа?

– С английского?

– Нет, из раннего, что написано еще на португальском.

– А откуда вы знаете про перевод?

– Потому что это твой лучший перевод.

– Но он же нигде не публиковался!

– Ну, может, потому и лучший?

– Пожалуйста! Мне для друзей не жалко!

– Виски допей для вдохновения.

– А стакан пустой.

– Так вот же бутылка. Давай из горлышка.

– А хорошая штука – виски!

– Хорошая. Читай.

– Слушайте, ребят, я засыпаю.

– А ты прочти и сразу спи.

– Вы мне только скажите: тот свет – он есть?

– Во торопыга! Сам же через три минуты узнаешь! Читай!

– Пожалуйста…

Правдив и вечен… Правдив и вечен… Правдив и вечен…

Последнее, что Борис Антонович услышал в своей жизни, был звук разбившейся бутылки, упавшей на мокрый кафель.