И Серега бросил «княжну», то есть Ленку, ставшую его очередной женой, за борт на домашнее хозяйство. И она нашла себя. Чистый дом, ухоженный Соколов, иногда нытье, что «ты не позволил мне стать джазовой певицей». Но Соколов был в порядке, и это отмечали все. Он, правда, все больше пропадал на заработках, чиня телевизоры и настраивая всяку-разну радиоаппаратуру, но для «Горного Короля» времени хватало. Другое дело – кризис жанра. Время воспитало новых героев – уже никого невозможно было удивить пением по-английски. В большинстве ресторанов пели шлягеры от «Yesterday» до всяких там «Криденс», тем более что неулыбчивый брат Толик Соколов не молодел, и его уже не спасала «милая близорукость». Толик не пытался «искать», а его все чаще находили желающие с ним выпить. И это постепенно превращалось в зависимость.
А время шло. В семье Соколовых появился сын Димка, и у главы семейства в полный рост встали проблемы «кем быть» и «как жить». Однажды, году в 1976-м, мы с Серегой встретились часов в 10 вечера в метро, возвращаясь домой. Он, как и я, жил на проспекте Вернадского. Сначала в поезде, а потом на улице мы проболтали аж за полночь. Серега катил бочку на всех, в том числе и на меня, что мы предали рок-н-ролл – мечту нашей юности. Эти мысли порой приходили и ко мне в голову, и я пытался ему как-то оппонировать, убеждая попутно и себя. Я в то время уже вовсю работал на профессиональной сцене и даже сменил место работы, уволившись из «Веселых ребят» и перейдя на службу в «Голубые гитары».
– Я понимаю, ты – певец, тебе трудно, ты вынужден, – говорил он.
– Нет, пойми, просто наступило время – или я занимаюсь профессионально музыкой, или ухожу в науку. Кеслер защитил диссертацию, Жестырев ушел в симфонический оркестр, а я сидел между двух стульев.
– А знаешь, меня зовут в «Бастион» Алексея Баранова, – заявил Сергей.
– Кем? Барабанщиком?
– Да не совсем. Они же играют джаз-рок. А нынче барабанщики шпарят на двух бочках. Билли Кобэн слышал? А я со своей ногой? Мне бы с одной бочкой справиться. Нет, меня приглашают на многофункциональную работу.
– Это как?
– Ну я должен привести в порядок аппарат.
– Это ты умеешь.
– А еще – всякая перкуссия. Конго, бонги, бубен, маракасы.
– Я думаю, это интересно. Тем более в «Бастионе» играют инструментальную музыку, и тебе не надо будет идти на сделку с совестью.
– А помнишь, как мы в «Буревестнике»? А?
– Как не помнить?.. И тебе, я скажу, не в лом было «Наташку» и «Гусляров» играть с нами.
– Не я же принимал решение, вы же были генералы.
– А, кстати, как ты будешь себя чувствовать без «руководящей работы»? В «Бастионе».
– Ой, и не знаю. Попробую Баранова на ковер вызвать, но боюсь, что не придет, – усмехнулся Соколов.
– Ну ладно, Серега, Бог в помощь.
И Серега ушел в «Бастион». И до меня доходили слухи, что он там прижился, даже собрал студию. Кто-то передавал от него приветы и желание что-нибудь записать вместе, если я, конечно, созрею.
Интересно, что первый альбом Лозы Соколов записал на своем аппарате. Я этот альбом где-то на гастролях услышал, разозлился и приложил все силы, чтобы тоже записаться. Так что Серега завел меня… Но мой рассказ не об этом.
Многие почему-то считают, что музыканты, особенно те, которые на виду, дружат и постоянно ходят друг к другу в гости и вместе закатываются на всякие тусовки. Как правило, если ты проводишь много времени на гастролях, то люди, с которыми ты делишь сцену, часто становятся для тебя средой обитания. Так что в то время, когда мы гоняли по стране девяносто процентов времени, со многими коллегами мы не виделись годами, так как у них были свои маршруты. А приезжая домой, не могли насытиться общением с семьей и близкими. Поэтому неудивительно, что Соколов опять выпал из моего поля зрения. Мы отвыкали друг от друга, у нас росли дети, появлялись новые привычки и привязанности. Сергей и Ленек, по слухам, жили дружно. Серега зарабатывал не только музыкой, но еще и всяческим ремонтом дорогих в то время телевизоров и видиков. Он был рукастый и хозяйственный парень. И в доме на улице Удальцова, где они в то время жили, все блестело, сияло и говорило о достатке. Мы с ним снова случайно встретились, и он затащил меня к себе. Вспоминали рок-н-ролльные времена, «Мозаику» и «Короля», спортлагерь «Буревестник». Ленек, которая в шутку называла меня свахой, пригласила нас с женой и нашим сыном Никитой в гости.
– Слав, заходите, может, дети подружатся, а мы видак посмотрим, – вторил жене супруг.
И мы зачастили к Соколовым. В то время видеомагнитофон был редкостью, и мы стали постоянными зрителями невиданных доселе фильмов с Чарльзом Бронсоном, Брюсом Ли и прочими Николсонами. И в квартире Сереги образовался видеосалон, в который захаживали его друзья, мы. Иногда нам позволялось привести кого-то из своих знакомых. Хозяин радушно подливал гостям в бокалы вино и комментировал происходящее на экране, а жена его что-то там стряпала на кухне, и оттуда доносились аппетитные запахи и шкворчание мяса на сковородке. Выпивки бывало выше крыши, так как она была своеобразной платой-билетом за просмотр нового фильма из коллекции нашего барабанщика. Сервировка стола, нужно отдать должное Леньку, а может, Сереге за то, что он так ее воспитал, всегда была, как в лучших ресторанах Лондóна. Хрустальные бокалы для вина и напитков, набор вилок и ножей. Вспоминается один наш вечер, который чуть не закончился погромом хрустальной посуды.
Маленькое лирическое отступление.
Моя жена в годы своего студенчества, а закончила она школу-студию МХАТ как актриса, была ну очень взрывного темперамента. Особенно это касалось фильмов и театральных постановок. Она настолько погружалась во внутренний мир героев, когда смотрела кино или спектакль, что слезы и громкий заразительный смех были ее постоянными спутниками. Однажды, это еще в период нашего жениховства, мы отправились смотреть в кинотеатр «Мир» французский фильм «Двое в городе»… Два великих актера – Жан Габен, игравший полицейского, и Ален Делон в роли преступника – создали неповторимо правдивую историю, которая захватила всех зрителей. В конце фильма полицейский ловит преступника, того судят, приговор – смертная казнь. И наступает время, когда героя Алена Делона возводят на эшафот, ему разрывают рубаху, на экране показывают гильотину. Нервы зрителей напряжены, и вдруг Татьяна в голос начинает рыдать. Удар по нервам зрителей был даже более сильный, чем луч солнца, отразившийся от клинка гильотины. Шум в зале, кто-то кричит:
– Выведите эту истеричку…
Я в растерянности, пытаюсь уговорить свою еще не невесту Татьяну выйти на воздух. Она, размазывая слезы по щекам (слава богу, тогда она еще не красилась), кричит мне:
– Отстань, я должна это досмотреть до конца…
Когда мы выходили из кинотеатра, один из зрителей, увидев заплаканное лицо моей избранницы, сказал:
– Да, парень, повезло тебе…
Я до сих пор не пойму, что он имел в виду. Кстати, сейчас подобные проявления чувств я все реже вижу у моей уже жены. Может, раньше она хотела показать мне, какая она тонко чувствующая, а может, мы не те картины теперь смотрим, хотя всякие фильмы про «золото партии» и про Врангеля мы заставляли себя посмотреть. А на фильм «Новые приключения „Иронии судьбы“» так вообще в кинотеатр сходили и для лучшего понимания фильма жевали воздушную кукурузу.
А в тот раз у Соколовых должна была собраться шумная и пестрая компания. Было закуплено всяко-разно… Ленек кашеварила на кухне, а хозяин поставил нам триллер с Чарльзом Бронсоном в главной роли. Фильм назывался, по-моему, «Крик». Начиналось действие в одной из студий Лос-Анджелеса. Героиню фильма, которая смывала в дýше смрад тяжелого трудового дня, убивает, и, судя по количеству красной краски, разбрызганной в санузле, убивает весьма успешно какой-то отпетый негодяй. Собственно, сцена уже снята, и идет озвучка. И актриса, исполняющая роль убиенной, никак не может органично заорать, чтобы зрителю мороз по коже пустить. И ихний Станиславский в четвертый раз кряду не принимает работу, причем, прокручивая эпизод в очередной раз, режиссер «Крика» добился, чтобы мы в деталях рассмотрели героиню. Но ужаса все не хватает и не хватает. И тогда режиссер прекращает озвучание и отпускает актрису домой навстречу судьбе. А в это время в реальной жизни серийный убийца (а может, и несерийный) готовится в очередной раз пролить кровь. Он, почему-то голый, подбирает нужный инструментарий для своего негуманного поступка. Продемонстрировав бицепсы, трицепсы и прочие глютеусы (ну, по-нашему, задницу), наш красавец, наделенный недюжинным отрицательным обаянием, отправляется на «охоту», все-таки запаковав свой организм в какие-то необязательные одежды.
А в другой части города в эти минуты в помещение придорожного пивняка заходит только что уволившийся по собственному желанию из полиции еще один персонаж, которого играет Ч. Бронсон. И мы понимаем, что хеппи-энд обеспечен, но все равно интересно, как они дойдут до места, где произойдет основная схватка героев. Место, выбранное для съемки этой сцены, удивительно напоминает железнодорожную станцию «Мытищи» Ярославского направления.