Ознакомительная версия.
– Расскажи мне о своих женщинах, – вдруг неожиданно даже для себя выпалила я.
Он опять весело расхохотался:
– Про которую из них тебе рассказать?
Ответ мне понравился. У меня даже настроение поднялось. И что самое интересное, я узнала свой ответ на подобные вопросы в былые времена.
– Обычно я тоже так отвечаю.
– Что-то на тебя не похоже. То она дрожит, боится, бежит сломя голову, то она, видишь ли, так отвечает. Я, честно говоря, не знаю даже, что от тебя в следующую минуту ожидать. Иногда ты мне кажешься такой раскованной, без всяких комплексов и предрассудков, уверенной в себе женщиной. Женщиной хай-класс. Особенно, когда целуешься. А иногда кажешься до ужаса скромной, деловой, и, как бы помягче это сказать…
– Фригидной? – продолжила за него я.
– Нет, нет, фригидная женщина не способна на такие страстные поцелуи. Я хотел сказать что-то другое.… – тут он, конечно, потерял нить мыслей, потом продолжил: – Да бог с ним. Просто ты настолько непредсказуема и одновременно очень эмоциональна, чувственна и ранима, что я боюсь нечаянно обидеть тебя. А я меньше всего на свете хотел бы обидеть тебя.
– Хочешь обидеть меня? – в шутку прервала я его монолог. Он любитель монологов. Иногда, как начнет о чем-нибудь рассуждать, так увлекается, что может философствовать часами. Ученый.
– Боже, опять ты меня сбила с мысли. Конечно, я хотел другое сказать. Я так тебя люблю. Я просто не представляю жизни без тебя. Как же я раньше жил? Чем дышал? Какая у меня раньше жизнь была серой, без тебя… Ты меня с ума сведешь.
Его голос становился прерывистым. Он прижал меня к себе, начал осторожно целовать. И шептал, страстно шептал:
– Только не бойся меня. Я не причиню тебе зла. Я тебя люблю. Я тебя хочу. Только не бойся меня, не убегай, не оставляй меня одного…
Мы с ним так сладко целовались. У меня сердце сжималось от чего-то сильного, надежного и теплого. Тепло разливалось по всей груди.
Он поднял меня нежно и понес в спальню. Положив на диван и не переставая целовать, начал меня раздевать. Во всех его прикосновениях была такая нежность… Во взгляде – влюбленность. Я некоторое время чувствовала себя, как посторонний наблюдатель, который бдит.
Бдит. Как можно наслаждаться нежностью и одновременно бдить? Господи, что опять со мной происходит?
А в нем с каждым движением разгоралась страсть, его поцелуи становились все горячее.
Я закрыла глаза, и меня понесло, как в круговороте.
Я опьянела от нежности, от счастья. У меня голова пошла кругом, и я, расслабившись, отдалась воле судьбы. Я непроизвольно начала издавать звуки – это истомы любви. Я наслаждалась, стонала от удовольствия, умирала от счастья. Во мне проснулась та страстная любовница в прошлом. Мою страсть подхлестывал еще его горячий шепот:
– Ты сводишь меня с ума, любовь моя. Я с ума сойду, с ума сойду… Какая ты желанная… Как давно я об этом мечтал… Я хочу тебя… Я умру без тебя…
Мы судорожно начали снимать друг с друга одежду. Я надолго застряла с его галстуком. Пальцы меня не слушались. Потом, оставив эту бесполезную затею, я принялась за рубашку, справившись с ней, я принялась за брюки и …
…После испытанного одновременно пика блаженства мы откинулись в разные стороны и долго приводили дыхание в нормальное русло.
Немного отдышавшись, он все еще задыхающимся голосом произнес:
– Ты – супер. Ты оправдала все мои ожидания.
Я посмотрела на него и засмеялась, у него был такой забавный вид: на голом теле на шее висел галстук:
– Так вот что значит спать с ученым, – прокомментировала я. – Голый, но в галстуке.
– У меня к тебе идиотская просьба. Только ты обещай, что смеяться не будешь, во-первых, а, во-вторых, обещай, что не откажешь.
– Боже, сколько у тебя всяких запросов, Шереметьев! – опять засмеялась я. – К тебе даже опасно ходить в гости. Давай сделаем так: ты озвучишь свою просьбу, а я обещаю твердо, что смеяться не буду, но насчет того, откажу или нет, ты узнаешь потом.
– Так нечестно! – пробубнил он. – Я озвучу свою просьбу только в том случае, если буду твердо уверен, что ты не откажешь.
– Слушай, Шереметьев, ты меня начинаешь пугать, – объявила я. – Говори сейчас же, или я вынуждена буду принять меры…
– Ладно, ладно, что за детские выходки? Сразу же за вещи хвататься! Я очень и очень хочу принять вместе с тобой ванну, только не смейся. Я об этом мечтаю с первой нашей встречи. – Он даже смутился.
– Шереметьев, ну ты и маньяк! – хихикнула я. – Это когда же ты мечтал об этом? Ты что, приходил ко мне в кабинет и представлял меня в ванне голой?
– Все тебе расскажи! Может, это мои эротические фантазии. Может, это самое сокровенное. – Он слегка обиделся.
– Можно, я тебе задам один очень неделикатный вопрос? – Я смотрела на него очень внимательно.
– Я уже догадался! – махнул он рукой. – Нет, ни одной своей женщине я не предлагал вместе принять ванну. Только не говори, что именно поэтому у меня такая мечта. Психоанализ. Знаем, проходили. Читали, изучали. И никакое это не тайное желание. Просто очень хочется с тобой больше времени проводить.
– Особенно с голой?
– Ну, ты, Фрейдиха, пошли лучше. Нет, давай я тебя отнесу.
И он меня голую поднял и на руках понес в ванную. Ванная у него, как и вся квартира в целом, соответствовала евро-стандарту. В джакузи у нас опять возникло обоюдное желание, и мы самозабвенно предались любовным ласкам.
А после ванной он укутал меня в свой махровый халат и посадил в кресло на кухне, и мы с ним пили английский чай. Чай был очень вкусным, с изысканным ароматом.
– Какая у тебя классная квартирка! А где твои родители живут? – поинтересовалась я.
– У них квартира в этом же доме, четырьмя этажами ниже.
– Тоже большая?
– Точно такая же, только они там практически не живут, – объяснил Игорь..
– А где же они живут? Извини за любопытство.
– У нас дом на Рублевке, они там чаще обитают.
– Рублевка – город новых русских, – иронично прокомментировала я.
– В данном случае – старых интеллигентов. Мои родители этот дом на Рублевке купили еще в 1964 году, задолго до моего рождения.
– А чем теперь они занимаются?
– Мать на пенсии, а отец еще работает. Когда у отца длительные загранкомандировки, мать приезжает жить в Москву и берет к себе Марию Васильевну. – Игорь улыбнулся.
– А кто такая у нас Мария Васильевна? Извини, не знаю, что со мной, какая-то я любопытная стала.
– Нет, я отвечу с удовольствием. Мне даже лестно видеть твой интерес к моим делам, моей жизни. Наконец-то! А то ведь в упор меня не замечала. Мария Васильевна – это наша домработница. Причем она домработницей была у моих родителей чуть ли не с детства. Воспитала моего отца, хотя старше его всего лишь лет на восемь. Ее еще совсем молоденькой наняли мои бабушка и дедушка, когда мой отец учился в третьем классе и стал ходить в музыкальную школу. Сначала Мария Васильевна водила его только в музыкальную школу, а затем стала помогать бабушке по дому, а когда бабушка с дедушкой уезжали в командировки, она оставалась с отцом. И так всю жизнь. Потом она была моей няней, а теперь она в квартирах наших убирает.
– Вот почему у тебя идеальная чистота! А где она живет? И сколько же ей лет, она, наверное, старенькая уже?
– Отцу моему почти шестьдесят, а она его старше. Но старенькой ее не назовешь, она выглядит очень хорошо. Все ждет, когда я женюсь, и у меня будет ребенок, чтобы воспитать и его. А живет она тоже в нашем доме, только у нее однокомнатная квартира. Мои родители ей давно купили, чтобы она была рядом.
«Вот это да, мистер Буржуй! Точно профессор Преображенский, не меньше».
– Раз пошел такой допрос, хочу спросить, откуда у тебя такая машина? Ты сам ее купил? Она же дорогая. – Я никак не могла уняться.
– А ты что, в машинах разбираешься?
– Нет, это мой муж однажды спросил, чья машина. Сказал, очень редкая, эксклюзивная и очень дорогая. Правда?
– Да, это отцу японцы привезли из Токио. Действительно она эксклюзивная. А отец подарил мне. Только она большая, мне не очень нравится. У меня нет комплекса маленьких людей, я не люблю большие машины, предпочитаю, на оборот, маленькие, компактные и маневренные. Вообще-то, японцы обычно делают маленькие машины, но эту действительно сделали на заказ от МИДа специально для отца. Видимо, решили, что русские большие, и соответственно сделали огромную машину.
– Игорек, мне так неудобно… – пропела я. – Но кто у тебя папа и какое отношение имеют к нему японцы?
Он снова улыбнулся.
– Алиночка, наоборот, я очень рад, что ты мною интересуешься, я думал, никогда этого не дождусь. Правда, все женщины, с которыми я раньше мог быть знаком, так или иначе знали моих родителей, и меня не покидало чувство, что их больше интересуют мои родители, чем я. А ты совсем другая. Вот сколько мы с тобой знакомы… Больше года, да. Но ты до сих пор никогда не интересовалась моими родителями и моим материальным положением. Почему?
Ознакомительная версия.
