Ознакомительная версия.
– Вы только подумайте, – негодовал он, – дата шестисотлетия героической обороны города Козельска прошла незамеченной, трехсотлетие со дня рождения Петра I – великого преобразователя России – тоже прошла без должного внимания.
В конце своей речи он неожиданно вынул из своего портфеля настольный церковный календарь за 1988 год (надо заметить, что в то время это был страшный дефицит: нам, священникам, давали только по одному экземпляру). Потрясая этим календарем, он грозно вопросил зал:
– А кто мне скажет, что празднует Церковь 1 января по новому стилю?
«Господи, – подумал я, – что же там может быть 1 января по новому стилю? Если бы по-старому – там все ясно: праздник Обрезания Господня и память святого Василия Великого. Хоть бы меня не спросил, вот опозорюсь».
Из зала раздались голоса:
– Новый год.
– Нет, не Новый год, по церковному календарю новолетие – 1 сентября. – Он торжествующим взглядом обвел притихший зал и провозгласил: – 1 января Церковь празднует память Ильи Муромца – того, кто, согласно русским былинам, Змею Горынычу головы рубил.
После этих слов он сел, посмотрел на меня: мол, знай наших, – и, нагнувшись, спросил:
– Можно, отец Николай, я ваше выступление на магнитофон буду записывать? Мне это для областного радио надо.
Я в знак согласия кивнул головой. Действительно, 1 января празднуется память преподобного Илии Муромца, монаха Киево-Печерской лавры, который был, по всей вероятности, из города Мурома и мог быть воином княжеской дружины, защитником земли Русской, но при чем здесь Змей Горыныч, я так и не понял, но спрашивать не стал.
Я выступал около часа, обозначив главные исторические вехи Русской Православной Церкви и их значение в жизни нашего Отечества. Начал я издалека, с крещения великой княгини Ольги, и закончил современным состоянием Церкви. Внимание к моему рассказу было предельное – в буквальном смысле пролетевшую муху было бы слышно. Закончив выступление, я сел и с любопытством стал ожидать, как будет меня замыкать в клещи Николай Николаевич, уж если одной клешней был Змей Горыныч, то другой должна быть по логике Баба-яга. Но Николай Николаевич не стал вводить персонажей русских сказок, а сказал просто, что я, мол, изложил все хорошо, но у них несколько другой взгляд на историю Крещения Руси. Русь познакомилась с христианством еще задолго до Крещения при князе Владимире, и мы с Византией еще долго присматривались друг к другу (в этом я с ним согласен), но в чем этот иной взгляд состоит, он так и не объяснил, закончив на этом свое выступление.
После наших выступлений было предложено задавать нам вопросы. Вопросов из зала посыпалось много, но все они были обращены исключительно ко мне, так что мне стало даже неудобно перед главным религиоведом, и если попадался вопрос, который мог входить, по моему мнению, в его компетенцию, я с радостью переадресовывал ему.
Наконец Николай Николаевич сам решил задать мне вопрос.
– А как вы, батюшка, относитесь к борьбе с пьянством, которую бескомпромиссно и последовательно ведет наша партия?
Я высказался положительно за борьбу с пьянством, сославшись на Священное Писание, которое говорит: «Не упивайтесь вином, в нем же есть блуд»[201], но в то же время выразил сомнение по поводу методов этой борьбы, опять же сославшись на авторитет Священного Писания, где говорится: «Доброе вино веселит сердце человека»[202], тем более что Сам Христос совершил Свое первое чудо, превратив воду в вино на свадьбе в Кане Галилейской[203], а не наоборот.
– А сейчас что получается, – продолжаю я, – хочу купить себе бутылочку коньяка, чтобы разговеться на Пасху, но не могу стоять по полдня в очереди. Великим постом не в очереди нужно стоять, а в храме на молитве.
Тут весь зал зааплодировал. Видя такой крен на идеологическом фронте, буквально взвился со своего места парторг:
– А вы верите в коммунизм?
«Вот тебе и на, как говорится, приплыли, – думаю я. – Если сказать прямо, что не верю, то поминай как звали, пришьют антисоветскую агитацию и пропаганду, УК РСФСР, ст. 70, до трех лет лишения свободы». Решил ответить обтекаемо-уклончиво: мол, я могу допустить, что в будущем будет общество, которое добьется таких результатов в сельском хозяйстве и промышленности, что будет изобилие плодов земных, так что каждому – по потребностям и, естественно, от каждого по способностям. Но вот то, что когда-нибудь будет общество, в котором нет Церкви, я допустить даже в мыслях не могу.
– Вы противоречите сами себе! – вскричал парторг. Я не стал вступать с ним в дискуссию, и на этом встреча наша закончилась.
На следующий день позвонил в собор Юрий Федорович и попросил меня зайти к нему. Я пришел, а он смеется:
– Ты что натворил, отец Николай, весь институт разложил своей агитацией, теперь люди требуют, чтобы им Библию дали почитать. Мне тут покою звонки не дают, наверху возмущаются, требуют разобраться, почему попы по государственным учреждениям расхаживают, как у себя в церкви. Но я им сказал, что дал тебе разрешение, так сказать, принял удар на себя.
– Спасибо вам, Юрий Федорович, что заступились, ведь вы могли и отказаться, говорили-то мы с вами в неофициальной обстановке.
– Что же ты думаешь, у одних священников совесть есть? У нас, моряков, честь превыше всего. Скажу тебе по секрету: в Москве готовится встреча руководства страны с руководством Церкви, так что скоро такие выступления священников будут не редкость. Но твое первое, поэтому давай выпьем за это историческое событие. – И он достал из стола бутылочку коньяка.
Действительно, вскоре произошло поистине историческое событие: за «круглым столом» в Кремле Михаил Сергеевич Горбачев встретился с Его Святейшеством, Патриархом Московским и всея Руси Пименом, и отношения государства и Церкви круто изменились.
Но самое интересное, что через два года эта история получила очень необычное завершение. Отучившись два года в Ленинградской духовной академии, я перешел на экстернат и вернулся по просьбе владыки Пимена служить в нашу епархию, так как планировалось открытие в Саратове духовной семинарии и владыка намеревался поручить мне это дело. Я стал снова служить в Казанском соборе. Как-то раз, когда был мой черед совершать Таинство Крещения, наша горластая регистраторша Нина кричит:
– Отец Николай, идите крестить, вас дожидается мужчина.
Вхожу я в крестильню и глазам своим не верю: стоит главный религиовед области Николай Николаевич, держит в руках квитанцию на крещение, свечки и крестик. Я обрадовался ему, как старому знакомому. Он мне говорит:
– Я, отец Николай, подготовился как положено, выучил «Отче наш» и Символ веры наизусть.
Вот такие невероятные истории случаются в обыкновенной жизни.
Один, второй, третий толчок, наш «жигуленок» буквально сотрясало от неожиданных порывов ветра. Мы ехали по степной дороге от города Камышина в Саратов. Ветер дул со стороны Волги в правый бок автомобиля. Казалось, что как будто огромные ладони какого-то невидимого великана мягко, но сильно толкают нас в бок, забавляясь автомобилем, как игрушкой. За рулем сидел хозяин машины Сергей Булхов. Находясь с ним рядом, я чувствовал себя спокойно, так как знал: машина в надежных руках опытного профессионала. Сергей работал водителем такси в Волгограде. Старую двадцать четвертую «Волгу» с шашечками, на которой он трудился, можно было нередко видеть возле Казанского собора, куда он приезжал на службу. Там мы с ним и познакомились.
Часто беседуя на богословские темы, я наблюдал, как он возрастал духовно от силы в силу, и радовался за него. Парень он был на редкость сообразительный и умный. Правда, чувствовалось влияние на него индийской теософии[204] с ее йогой, которой, по-видимому, он увлекался до прихода в Церковь, но через это прошли многие неофиты[205]. Я дал ему книгу по исихазму[206] и умной Иисусовой молитве: она стала его настольной книгой. Решил свозить его в Саратов, чтобы представить архиепископу Пимену как возможного кандидата к рукоположению во священника. В Саратов поехали на машине. Если бы мы знали, что с нами может приключиться, то непременно бы сели на поезд. Теперь вот мчимся по заснеженным степям Поволжья, и чувство беспокойства невольно охватывает наши души.
До Камышина мы добрались благополучно, надеясь, что и дальнейший путь у нас протечет так же гладко. Но в этом мы жестоко ошиблись. Вслед за порывами ветра посыпал снег. Сергей обеспокоенно произнес:
– Как бы нам, отец Николай, не пришлось в степи ночевать. Может, повернем назад?
– Обидно, – говорю я, – больше половины дороги проехали. Может, распогодится и, даст Бог, доедем.
Сумерки спустились быстро. Дорога то ныряла вниз затяжным спуском, то поднималась вверх. Когда мы поднялись на очередной холм, перед нами открылась картина: множество огней вдали вереницей уходили за горизонт. Подъехав поближе, увидели, что это были большегрузные «КамАЗы» с прицепами. Мы вышли из машины, спросили: почему все стоят? Водитель крайнего грузовика, матерясь через каждое слово, объяснил нам, что дальше дороги нет, все занесено, и они будут ждать до завтра прибытия тракторов.
Ознакомительная версия.
