Западу это понравилось, но встала задача генерации новой системы. Роль информационного оружия здесь трудно переоценить. Я же, бесспорно, являюсь одним из инструментов его создания. Проблема в том, что я не вижу ни всего оружия, ни направления прицела и, естественно, не могу определить результатов от выстрелов. Довольствуюсь только верой в правдивость завербовавших меня людей. Они же все плотнее подвязывают меня, а я не сопротивляюсь. Наоборот, сам лезу в мышеловку. Бизнес по их указке и с их протекцией организовываю. Вдруг все в этом бизнесе ими контролируется? Калеман, Георгий и другие могут быть частью общей игры… Тогда я попал в мировое закулисье, управляющее всем. Рыпнись, и ты ничто. Даже не банкрот. Если так, то разумно плыть по течению. Результат неизбежен. А вдруг все не так? Мой клуб – арена противоборства, и от моих действий многое зависит. Встречусь в Риме с Экерсоном и постараюсь спровоцировать его на откровенную беседу. Если они считают, что меня заарканили, то он проговорится…»
Его размышления прервала Окса, вошедшая в комнату, чтобы накрыть к ужину.
– Кончил свои бесконечные переговоры? – спросила она. – Давай садись за стол. Водку будешь?
– Не помешает. Мы с Мишей в понедельник в Варшаву уезжаем. Тебе что-нибудь привезти?
– Вроде ничего не надо… Я бы с вами могла поехать, но паспорта нет…
– С этим очень сложно. Я советовался. Похоже, единственный способ его законно получить – оформить тебе российское гражданство. Просят за это пять тысяч долларов. Я бы дал, но боюсь фальшивки. По закону у тебя таких прав нет, а подлог опасен. Самый простой путь – выдать тебя замуж за россиянина.
– Фиктивный брак?
– Ну-ну… Да. Только подходящую кандидатуру найти пока не могу. Кстати, это тоже денег стоит и не очень надежно – может быть опротестовано. Хоть сам на тебе женись.
– От тебя дождешься. Вообще на каких правах я живу… Стыдно. У всех семьи, а я…
– Ух, как заговорила. Хотя… Может, так и сделать? Легализуем тебя и сразу разведемся. Согласна?
– А куда мне деваться?
– Что ж, давай завтра подадим заявление, а приеду из Варшавы – распишемся. С пропиской и паспортом бегать будешь сама. Довольна? Что тут вкусного сготовила?
Окса недоверчиво промолчала.
Проснулся Родик еще до звонка будильника. Рядом посапывала Окса. Глядя на нее, Родик вспомнил вчерашний разговор и пожалел о данном ей обещании. Дел перед отъездом было много, и тратить время на поход в загс не хотелось. Да и появились сомнения в правильности принятого решения. Однако, будучи последовательным, Родик растолкал Оксу и сказал:
– Собирайся. Поедем в загс.
– Мне одолжений не надо, – сонно отреагировала она. – Насильно мил не будешь.
– Прекрати, я решений не меняю. Иди мойся, а я позвоню Мише. Предупрежу, что на часик задержусь. Мы на заводе должны сегодня быть. Не забудь паспорт.
Процедура не заняла много времени, и около одиннадцати Родик был уже в офисе. Михаил Абрамович и бухгалтер ожидали его в полной готовности к поездке.
Следующие до воскресенья дни они провели на заводе, успев не только все проинвентаризировать, но и принять оборудование с производства терраблоков, а также обустроить стоянку для грузовиков.
Утром в день отъезда Родик проснулся с тяжелой головой и каким-то болезненно тянущим ощущением в суставах. Он решил, что неудобно спал, и, перевернувшись на спину, потянулся. От этого он закашлялся и ощутил режущую боль в горле.
«Этого еще не хватало. Простудился, что ли? – подумал он. – Не вовремя. Вечером в дорогу. Надо постараться привести себя в порядок. Полежу еще немного. Может, пройдет».
Он свернулся калачиком и закрыл глаза. Стало лучше, но тело продолжало ныть, сопротивляясь необходимости еще какого-либо движения.
– Ты что не встаешь? – спросила Окса, проходя мимо спальни. – Я уже завтрак приготовила.
– По-моему, я заболел, – тихо, чтобы не вызвать новую боль, отозвался Родик. – Горло как ножом режут. Даже говорить трудно. Дай воды, что ли.
– Иди чаю попей.
Родик промолчал, и это подвигло Оксу к действиям:
– Померяй температуру.
Она порылась в аптечке и достала градусник.
– Не стану. Все равно вечером ехать. Лучше поищи чего-нибудь от простуды. Бисептол, что ли.
– Бисептола нет. Есть шипучий аспирин. Сейчас воду принесу.
– А аскорбинки нет?
– В этом аспирине все есть.
– Глупая. Там мало. Мне грамма два чистой надо. Помогает на начальном этапе простуды.
– Потом в аптеку схожу. Может, у тебя грипп. Меряй температуру, а я вызову врача.
– Не суетись. Это меня позавчера на заводе просквозило. Сначала на складе инвентаризацию в духоте делали. Вспотели. Я пиджак снял. Потом на сквозняке акт составляли, а вечером принимал оборудование с производства. За пиджаком идти было лень. Замерз, как цуцик. Только в машине согрелся. Так что не паникуй.
– Может, хоть до вечера отлежишься? Я тебя чаем с медом попою, поингалируешься. Все же температуру померь. У тебя как-то плохо глаза блестят.
– Отвяжись. Занудила. Все равно поездку перенести нельзя. Полечиться, не спорю, надо. Давай останусь дома. Мише позвони. Что есть дома из лекарств – давай сюда и беги в аптеку. Хотя… Пошли вместе. ЗАГС там рядом. Всё… Возражения не принимаются.
После обеда Родик почувствовал себя лучше, хотя кашель не проходил, но, вероятно, под действием кодеина и либексина в совокупности с десятком ингаляций стал реже, а горло почти перестало болеть.
В поезде он выпил водки и провел ночь относительно спокойно, хотя с утра горло першило, но, попив чаю, Родик почувствовал себя вполне сносно.
В Бресте процедура пересечения границы на такси прошла быстро, а в Кукарыках они сразу сели в электричку и около одиннадцати утра уже очутились в Варшаве.
По предварительной договоренности они должны были позвонить Янеку, а тот – сказать, в какой отель надо ехать, поскольку накануне он не смог забронировать номер из-за какого-то международного мероприятия, проходящего в городе.
Так и сделали, воспользовавшись первым попавшимся телефоном. Однако выяснилось, что Янеку так и не удалось найти свободные места ни в одной из центральных гостиниц и поэтому придется жить где-то чуть ли не за городом, куда он их отвезет.
Не успели они попить кофе, как появился Янек и, извиняясь, усадил всех в машину. Ехали достаточно долго. Городские строения уже не попадались. Наконец свернули в сельский поселок с узкими улочками. Попетляв, подъехали к двухэтажному зданию, похожему на частный дом.
– Ну и завезли вы нас, – посетовал Родик. – Как сюда добираться? Да и здание какое-то подозрительное. На отель не смахивает.
– Буду на машине вас доставлять… Ничего лучше найти не смог. Ситуация, как в Москве при социализме, но не расстраивайтесь. Внутри вполне уютно. Это приватный отель. Достаточно популярный.
Комната, в которую заселился Родик, оказалась действительно уютной. Тяжелые шторы, столик с гнутыми бронзовыми ножками, окруженный глубокими мягкими креслами, широченная кровать с покрывалом, обрамленным кружевными оборками, создавали впечатление будуара времен какого-то Людовика. Большая ванная комната с прекрасной сантехникой дополняла положительные впечатления Родика.
Устроившись и приняв душ, он почувствовал себя почти здоровым и готовым к работе. Остаток дня они заняли обсуждением проблем реализации велосипедов и лодочных моторов, а вечером Янек пригласил в ресторан.
В зале было душно. Поэтому решили устроиться на открытой веранде.
Засиделись допоздна. Когда стемнело, Родик в какой-то момент опять почувствовал неприятный озноб, но водка, которую они с Янеком активно поглощали, сгладила это ощущение.
Утром Родик проснулся опять больным. Все позавчерашние симптомы возвратились с новой силой. Отлеживаться возможности не было, и Родик, через силу умывшись, спустился завтракать. Михаил Абрамович уже пил кофе.
– Привет, Миш. Что-то меня опять прихватило, – закашлявшись, сообщил Родик. – Не надо было вчера пьянствовать. Да еще и на сквозняке.
– Может, останешься и полечишься? Вон как грохаешь.
– Я хочу поехать на таможенный склад, а потом по точкам рекламы, о которых говорил вчера Янек. Надо сформировать свое мнение. Полагаю, что прочихаюсь.
– Как знаешь. Смотри совсем не расклейся. У нас еще большая программа.
– Постараюсь. Вон и Янек появился. Давай доедать и поехали.
До обеда мотались по всему городу, и Родик как-то крепился, хотя кашель почти не давал говорить, временами наступала слабость, и он чувствовал, как по спине струится пот. Наконец он не выдержал и, оставив дела и общение с Янеком на Михаила Абрамовича, на такси уехал в отель, надеясь до завтрашнего утра привести себя в работоспособное состояние.
Поднимаясь по лестнице в свой номер, он желал только одного – побыстрее лечь в постель. Однако, открыв дверь, он застыл в недоумении, решив, что перепутал номер комнаты. Из-за спинки кровати он увидел ритмично вздымающийся голый торс с выступающими позвонками, а затем понял, что ворвался в самый разгар постельной сцены. Родик дико смутился, забыв про все свои болячки, и начал ретироваться, но в последний момент увидел свой портфель и сообразил, что он не ошибся и находится на пороге номера, который несколько часов назад покинул.
