Ознакомительная версия.
– А вы что, стесняетесь, что вы еврей? – спросил Коренев с нескрываемым интересом.
– Мне фиолетово, кто я, только меня бесит, когда кто-нибудь произносит слово «еврей», оно звучит как нецензурная брань вперемешку с похабщиной, – не смог сдержаться Сырец, он-то знал, чего ему стоила его национальность. Ее все ругают, она всех интересует, все над ней смеются. Но многие это делают исподтишка.
– Н-не знаю, никогда не думал над этим, – пожал плечами Коренев, разглядывая руки Сырца.
Володя тоже посмотрел на свои руки, они мешали ему. Спрятать деньги в карман? Неловко как-то. Положить на стол? Страшно. Сразу заберут, посадят в камеру. Коренев продолжал улыбаться, наблюдая за Сырцом, будто ждал от него еще каких-нибудь выходок.
– Вы же антисемит? Вы не любите евреев, – сказал Сырец, преодолев, наконец, робость.
Володя намеренно спокойно сунул руку во внутренний карман пиджака и положил в него деньги.
– А почему я должен их любить? – пожал плечами Коренев. – Главное, что я их не ненавижу. В этом вся суть наших взаимоотношений. Люди должны помогать друг другу, невзирая на национальные различия. Вы ведь неплохой человек, Сырец. Только запутались немного в жизни, ведь правда?
Сырец молча кивнул, мол, правда, есть такое дело, я запутался в трех соснах. Ощущать себя евреем внутри и быть хорошим человеком снаружи – понятия несовместимые. Их сложно составить в одно целое. С одной стороны, в Сырце живет его отец Соломон вкупе с его религиозными постулатами, с другой – Сырец является свободным художником. И ни от одной из сторон он не желает отказываться.
– Было бы предложено, – сказал Сырец, прощаясь.
– Что вы будете делать, Сырец? – крикнул ему в спину Коренев.
– Буду жить дальше, – сердито буркнул Володя и закрыл за собой дверь.
Потом они не встречались. Иногда Сырец с благодарностью вспоминал Коренева, но никогда ему больше не звонил.
На суде ему дали слово. Сырец встал и посмотрел на судью, но она не глядела в его сторону. Она всего лишь выполняла формальности. Внешне она напомнила ему судью из Невского районного суда, такая же продолговатая, как сухая осина, с тонкими шелестящими пальцами вместо высохших веток.
– Ваша честь, – сказал Сырец, обращаясь в сторону обвиняющей стороны, – отпустите их. Они не ведали, что творили. Я лично их прощаю. У меня нет к ним претензий.
Все пятеро за барьером хором ахнули. Сырец передернулся. Заключенные все делают сообща. Это он уже проходил.
– Ваша честь, я не хочу, чтобы вы загубили их молодость, – продолжал Сырец, глядя на прокурора, – они еще молоды. Когда-нибудь они поймут, что чужие деньги не приносят счастья. Это плохие деньги. Потому что, они – чужие!
Сырец спустился с трибунки и вышел на улицу, не слыша окриков судьи. Он шел по улице Бабушкина, и ему почему-то не хотелось плакать. Мысленно он повторял слова Соломона, те самые, что он часто слышал от отца в детстве. Мин гошо маим. Так суждено свыше. Сырец впервые был счастлив. Счастливый человек уподобляется Богу. С этой минуты Володя был чист перед Всевышним. Он стал самим собой. Больше того, он поднялся выше себя самого. Сырец простил родителей за их отношение к нему. Он наконец примирился с жизнью. Не было больше предательства на планете. Оно исчезло.
* * *
Тишина сгустилась. Ее можно было потрогать и погладить, как кошку, ощущая под пальцами вязкое течение времени. Наташа застыла в ожидании развязки. Но Семен замолчал, погрузив напряженный взгляд внутрь себя, видимо, заново переживая давнюю историю, случившуюся с его отцом.
– А что было дальше? – сказала Наташа, прервав молчание.
– Дальше? – встрепенулся Семен. – А дальше ничего не было. Вскоре я вернулся из-за границы. Отец продолжал крутить баранку в автохозяйстве. А я занялся бизнесом. Кстати, мне пригодилась та злополучная тысяча долларов. Почти на пустом месте я создал компанию «Интроконтракт». И вот я здесь, – он оглядел следственную комнату и добавил, не скрывая иронии, – и вот мы здесь.
– А что, ваш отец не понял тогда, что его подставил Аркаша?
– сказала Наташа, нетерпеливо постукивая ручкой по столу.
Время неумолимо бежало вперед. Оставалось всего пятнадцать минут до конца допроса обвиняемого.
– При чем здесь Аркаша? Полковник Коренев весьма ясно намекнул моему отцу на то, что ребята хотели избежать конфискации, именно по этой причине они не раскололись на дополнительный эпизод. Ведь они делали все синхронно, били Якова, отца и Зою, потом Аркашу, – сказал Семен с раздражением.
Ему явно не хотелось объяснять очевидные факты. Семен выглядел измученным.
– Как же так – синхронно? Двое бьют Якова в 8 утра, чуть позже трое бьют Сырца и Зою, а кто в это время бьет Аркашу? – сердито возразила Наташа, посматривая на часы.
Время бешено мчалось вперед, подстегиваемое невидимыми кнутами.
– А-а, вот вы про что, – догадался Семен, – нет, к Аркаше они пришли впятером, где-то в середине дня. Аркаша дал показания и подписался под ними.
– Но Черепков с его дружиной отреклись от Аркашиного эпизода, не забывайте, Семен, – еще пуще рассердилась Наташа. – Давайте лучше вернемся к нашим делам. Расскажите, что из себя представляет Илья Лащ? Кто он – ваш друг, просто работник, близкий родственник?
– Что из себя представляет Илья Лащ, – сказал Семен и задумался, – он программист. В сущности, неплохой программист, но весь какой-то вялый, продольный.
– Какой-какой? Продольный? Что это означает? – насторожилась Наташа.
– Непонятный, другие сотрудники мне были понятны, а этот нет, – Семен говорил неуверенно, словно во рту у него была вата, – говорили, что он часто ездит в клуб «Золотой телец».
– А что это за клуб? Я слышала про «Золотые куклы», – Наташа громко постучала ручкой, словно подгоняя Семена, дескать, да говори ты побыстрее, времени нет совсем.
– Это клуб этих, – замялся Семен, – ну, этих, сами знаете…
– Геев, что ли? – засмеялась Наташа. – Сейчас модно быть геем. Престижно. А вы боитесь произнести слово.
– Да, именно так, – кивнул ей Семен, соглашаясь, – он часто там бывал. Правда, это его личное дело, но он частенько пропадал там и в рабочее время. Меня это беспокоило. В компании жесткая дисциплина, сотрудники могли возмутиться, что родственнику можно прогуливать, а остальным нет. Пожалуй, это единственная причина, по которой я испытывал беспокойство, в остальном к Илье у меня нареканий не было. Он был подтянутый, весь чистенький, даже чересчур чистенький, девчонки обращали на него внимание.
Раздался резкий звонок и Семен вздрогнул. Наташа тоже передернулась. Посторонний звук нарушил их общность. Коренева поднесла трубку: «Да. Коренева».
– Наталья Валентиновна, – сказал голос Макеевой, – вы почему до сих пор не на работе?
– Я в Крестах сижу, – сказала Наташа, – допрашиваю Сырца.
– Быстрее возвращайтесь, меня не будет два дня, а я еще должна подписать ходатайство перед судом об избрании меры пресечения обвиняемому Сырцу. Без моей визы прокурор не подпишет ходатайство.
– Скоро буду в РУВД, – сказала Наташа и связь оборвалась.
От Макеевой не спрячешься. Везде найдет неугомонная начальница.
– Начальство? – сказал Семен, кивая на мобильник.
– Да, будь оно неладно, – сказала Наташа, покусывая губы.
Коренева отчаянно трусила. И боялась признаться себе в этом. Нет, она уже приняла решение. Пусть будет так, как она поступит. Но она боялась совершить первый шаг, как будто решалась на преступление. Наверное, точно так чувствуют себя все люди, решившие изменить свою жизнь. Они согласны пойти на плаху, на эшафот, лишь бы измениться самим, чтобы не погубить свою жизнь в самом ее начале.
– Вы уже уходите? – упавшим голосом спросил Семен.
Сырец больше не шутил, не смеялся. Перед Наташей сидел печальный человек. Красивый мужчина. Единственная Наташина любовь.
– Да, мне уже нужно уходить, – кивнула Наташа, – но, Семен, прежде чем, уйти, я хочу вам сказать…
Она запнулась, подыскивая нужные слова. Наташа еще раз задумалась над своим выбором, понимая, что еще не поздно остановиться. Не поздно. Не поздно. Не поздно.
– Поздно, – сказала она, – поздно. Выбор уже сделан! Семен, я объявляю вам свое решение. Хочу сразу оговориться – оно не было сиюминутным, мое решение изначально было продуманным и взвешенным, но я все равно долго думала, мучилась, переживала, прежде чем объявить его вам.
– Это приговор? – растерялся Семен.
Было странным видеть этого язвительно человека растерянным и подавленным, ему явно не хотелось возвращаться в камеру.
– Понимаете, я подписала у прокурора постановление об удовлетворении ходатайства об избрании меры пресечения. Я сделала это в обход начальства, – сказала Наташа торжествующим голосом.
– Как это – в обход начальства? Разве так может быть? – еще больше растерялся Семен. – А вам не попадет за это?
Ознакомительная версия.
