Охапкин после разговора со Смычкиным по кандидатуре Пихенько долго упирался, ссылаясь на то, что этот Жорж не внушает ему доверия: больно он суетлив, въедлив и внешне мелковат для такой значительной должности.
– Да ты не сомневайся, мы ему будем помогать, постоянно находясь рядом с ним и подсказывая, как и что надо делать, чтобы наши СМИ начали, наконец, отображать такую жизнь, которая будет соответствовать взыскательному вкусу старокачельцев. Охапкин, будучи приближённым самого Председателя Старой Качели, хотел, чтобы на его служебном мундире не было компрометирующих пятен. Но Смычкин умел убеждать.
По случаю назначения Жоржа Пихенько на высокую должность главы Департамента СМИ и рекламы Старокачелья друзья Жоржа устроили грандиозный пир в кафе «На золотом крыльце». С приветственным словом ко всем собравшимся обратился Юстиниан. Он сказал о том, что теперь старокачельский Медиа-холдинг начнёт отражать ту позицию, которая будет близка каждому старокачельцу, ибо возглавил её с сегодняшнего дня замечательный человек и настоящий гражданин Старой Качели Жорж Пихенько. Он сказал также про гуманитарный суверенитет, который должен будет возобладать в наших СМИ, сказал о том, что Пихенько обещает уделить внимание поэзии, ибо высокий слог – есть нравственный камертон общества. Сказал Юстиниан и о том, что с экранов уйдут представители общества демонстративного потребления, хвастливо обнажающие свою роскошь. Не мог он обойтись без цитирования своего кумира императора Юстиниана, который сказал следующее: «Добра не жди, где тайна и элита». В конце он поблагодарил Жоржа Пихенько за приглашение и выразил ему пожелание твёрдости духа и решимости на очень важном посту. Юстиниан от лица Председателя Старой Качели преподнёс Жоржу подарок – золочёную кошку с качающейся лапой и приносящей удачу, которую придумали японцы и назвали её Монеки неку.
Поздравили Жоржа Виктор Охапкин, Владлен Смычкин, Гарик Милютин, Ося и Уклейкин.
Пихенько запомнил фразу, которую произнёс Смычкин: «Жорж, всё, что нас не убивает, делает нас сильнее». Друг детства капитан дальнего плавания Чепуркин подарил Жоржу капитанскую фуражку с кокардой и дал напутствие: не забывать про свою гавань!
А в самом конце на небольшой подиум с микрофоном поднялся инженер Уклейкин, который особенно трепетно сказал о своём друге Пихенько и подарил ему самый первый, только что сошедший с конвейера, аппарат «шельмостат».
– Это тебе, дорогой Жорж, с помощью этого аппарата ты сможешь проверять людей, идущих к тебе на службу, их нравственную и моральную стойкость и благонадёжность. Будешь, как Бог, метить всякую шельму. Шельмостат тебя не подведёт!
Когда Пихенько возглавил старокачеслький медиа-холдинг, остряки его тут же переименовали в Медиа-хохол-динг.
Смычкин не мог дождаться, когда к нему придёт Дубравин и принесёт чудом сохранившиеся глиняные таблички с клинописными стихами. А вдруг это будут не мои стихи? Вдруг кто-то другой, как и я, вынужден был придумать носить стихи на палках? Значит, он тоже должен был делать дырчатые таблички? И всё же свои тексты я должен вспомнить. Тем более, что я ещё и подписывал стихи своим именем Антрахамер. Кстати, свой престижный отель в центре Старой Качели Виктор Охапкин назвал этим именем в честь меня. Вот только я роман о нём так и не написал. Потому он и вспылил в Дворянском собрании. Нехорошо получилось. Ладно, я ему стихотворение посвящу. Этот обжора вполне заслужил такой подарок.
За этими мыслями и застал Смычкина появившийся Михаил Михайлович. Владлен вскочил обрадованный его появлением и усадил гостя в удобное кресло. Потом побежал на кухню, принёс бутылку вина и пару бокалов.
– Ну, давай, мифограф древностей показывай твои артефакты!
Дубравин не спеша вынул из портфеля коробку, открыл её и стал разворачивать пергаментную бумагу, которая особенно сильно шуршала в создавшейся тишине. Сердце у Смычкина замерло на нулевой отметке. И вот, наконец, появилась первая глиняная табличка, изрядно посеревшая от времени и пыли. Но углубления от клинописи были вполне рельефными и читабельными. Смычкин стал ощупывать табличку, разглядывать её и даже понюхал, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но самое главное было то, что он узнал свою подпись, поставленную в самом низу таблички. И стихи стал узнавать.
Затаив дыхание, за его движениями следил историк. Было непостижимо для Дубравина, что глиняные таблички принадлежат человеку, который ради этой встречи с прошлым умудрился прожить дюжину жизней. Именно он создатель таблички и тех значков первой на Земле письменности, которыми он смог закодировать мудрость, зародившуюся в древнем царстве Урука.
Владлен Смычкин ещё за неделю до отъезда понял, что ему пора собираться в дальнюю дорогу, тяготы от которой вряд ли кто-нибудь захочет разделять с ним. Его всё время грела одна мысль, связанная с глиняными книгами, которые он когда-то безрассудно бросил в Древнем Вавилоне. Где теперь находятся его «дырчатые» книги с самыми гениальными стихами, на которые когда-либо мог подвигнуть его Всевышний? Смычкин сравнивал свои стихи того периода с псалмами Давида, которые были написаны позднее. Возможно, что Давид унаследовал отдельные философские стихи из раннего Смычкина. Кто знает? Нет, я непременно должен найти свой архив и перевести его на современный поэтический язык. Сколько можно слоняться по миру, растрачивая понапрасну своё дарование! Пора сконцентрироваться на одной идее и воплотить её в жизнь. А у меня их более не осталось. Дело это непростое, но я ещё способен взяться за него и довести до логического завершения.
По обыкновению, Владлен, оснащённый новым замыслом, тут же шёл до Гороховой улицы и заходил в своё излюбленное питейное заведение под названием «Bar Duck». В этом заведении у стойки заказывали кто – кофе, кто – спиртные напитки, расплачивались и, получив в руки маленький алюминиевый бидончик с намалёванным красным номером посредине, уходили вглубь зала за столики. Каждый ставил свой бидончик на стол и ждал, когда ему, согласно номеру, принесут его заказ. Оглядевшись по сторонам, Смычкин увидел человека, которого он где-то встречал, но не мог вспомнить, где именно. Владлен постучал по своему пустому бидончику так, что сосед услышал его стук и оглянулся. Смычкин сделал ему знак рукой, и они оказались за одним столиком. Когда сосед подсел к нему со своим бидончиком, Смычкин вспомнил, что это был Пьер Перен из Лозанны. Тот самый Перен, у которого он в самом начале романа купил фонарь, чтобы с его помощью найти себе друга, а то и несколько друзей, если повезёт. Перен сразу вспомнил Смычкина, только имя спутал, назвав его Владимиром. А Смычкин в свою очередь не сразу вспомнил, что у его знакомого было необычное имя и отчество – Пьер Никандрович. Когда всё устаканилось в их повторном знакомстве, молодые люди разговорились. А после принятых рюмок беседа и вовсе обрела живой интерес. Смычкин сказал даже, что появление Перена в его судьбе становится знаковым. Заинтригованный сосед по столику стал расспрашивать, в чём же выражается эта знаковость? Смычкин и рассказал ему почти все истории, которые с ним произошли после их первой встречи. И, надо признать, рассказ его получился таким складным, что Перен местами даже всплёскивал руками от восхищения – настолько его поразили те перипетии, которые испытал со своими новыми друзьями Владлен Смычкин.
– Как жаль, что я всё это время оставался в стороне, – сказал Пьер Никандрович, дослушав рассказ Владлена Валерьяновича. Такое общение с кругом твоих друзей изрядно украсило бы мою жизнь, и чего это мы не встретились сразу, как ты завёл себе Гарика и Осю. Какие славные, должно быть, эти парни! А про Пихенько я вообще молчу. Жаль, жаль, что мы разминулись, – опечалился Перен.
– Не грусти, Пьер Никандрович. Я сейчас стою на развилке нескольких дорог, и мне понадобятся новые друзья для воплощения в жизнь замыслов, связанных с моим творческим багажом, который я оставил в одной из своей давнишней жизни. И Смычкин кратко поделился своими соображениями на этот счёт. Перен, который оставил прежнюю работу и скучную Лозанну, перебрался в Старую Качель в поисках удачи, словно бы только и ждал, что окажется востребованным для такого видного человека, каким был Смычкин. Молодые люди сделали по третьему заказу, и на этот раз они выпили за новые свершения, которые им предстоит постигнуть, путешествуя по миру в поисках теперь уже не материальных ценностей в виде кладов, а кладези мудрости, некогда явленной миру юным Владленом Смычкиным, поименованным в те времена как Антрахамер.
О, Вавилон, – стал читать свои стихи Владлен, – среди твоих химер
Жил и творил поэт Антрахамер.
Взор устремлял он, стоя на скале,
К светилам, приближавшимся к земле.
Пьер, когда рождались мои стихи, мир рефлексировал, но уже начинал осознать единство человеческой истории. Именно в зоне осевого времени и появляется современный тип человека, задумавшийся над тем, что такое зло, смерть, в чём смысл бытия? Тогда люди тянулись к познанию, к желанию совершенствовать окружающее духовное пространство. Ныне человечество зашло в тупик, оно перестало отличать истинные ценности, на которых взрастали высокая нравственность, искусство, философия. Именно поэтому необходимо вернуть мои стихи, которые дадут подсказку людям, как быть и куда идти в правильном направлении.
