Ознакомительная версия.
Цикенбаум с девой под дождем
Цикенбаум с девой шепчет под дождем,
Дева сладкая давно лежит на нем,
Она с луною шепчется во сне,
Ветер с лесом над Окою на холме…
Безмолвье шепчется с усталостью пичуг,
Дух Цикенбаума с безумием наук,
Но страсть и тело с девою в дожде
Находят нежность в ее лоне и везде…
Глядят друг в друга и профессор, и студентка,
Луна сквозь тучи освещает лица редко,
Но даже в этой редкости магической
Есть линия судьбы вполне трагической…
Пройдет лишь год, профессор постареет,
С другим студентка в тьму войти сумеет,
Так было счастье на двоих или не было,
В истории профессор знает силу…
С какой событья спрятаться спешат,
После себя нам оставляя грустный сад…
Еще чуть-чуть и дождь пройдет,
Страсть растворится с ветром в нежном лоне,…
Через полвека здесь другой народ
Познает счастье близости на склоне…
В лесу над протекающей Окой
Студентка плачет, – Цикенбаум успокой…
Взлетающие девы Цикенбаума
Девы взлетали одна за другой
С Цикенбаумом в высь над Окой,
И плоть их прелестна, волшебно легка
Через века проносила Ока…
Профессор у дев как ребенок внутри
Весь обнесен светом нежной зари,
А девы в желаньях как волны сильны,
Несут Цикенбаума в сладкие сны…
Таинство лона с рождения в том,
Что мы растворяемся полностью в нем, —
Так думал профессор в дрожанье сердец,
Чуя движенье безумных колец…
В бессмертной связи с девой Цикенбаум
Цикенбаум девой нежною объят,
Ока им тихо напевает под луной,
Звезды сладостно ласкают чистый взгляд,
Цикенбаум схвачен яркой глубиной…
В бессмертной связи с девой и с землей,
С цветущей плотью и сверкающей Окой,
Профессор ощущает вечный слой,
Где тайны страстно заполняют весь покой…
Так затаившись с девой на холме
И проникнув в край безумной красоты,
Цикенбаум слышит, – как во тьме
Птицы-ангелы поют, взлетев в мечты…
Как же сладок рай земной,
И как быстро меркнет наша жизнь, —
Цикенбаум в том же месте был зимой
И с тоской один глядел в немую высь…
Сегодня Сидоров выходит из подъезда,
Сегодня Сидоров немного под хмельком,
Сегодня его пьяная невеста
Сбежала ночью с пьяным пареньком…
И Сидоров отчаянно напился,
И с продавщицею цветов пропал в Любви,
Он объяснял ей, не бывает в жизни смысла,
Чего не делай, и как мудро не живи…
С жарким солнцем скрылись они в чаще
И пили водку, и душевно целовались,
А потом во тьме ее манящей
Плакал Сидоров, испытывая жалость…
Другому его девочка досталась,
И тешиться ему с душой пропащей,
Ощущая в ней безумную усталость
Какую здесь любой из нас обрящет…
Когда нарвется на бушующую ярость,
Всех желание из лона в лоно тащит……
Конструкция искусственной Любви в осмыслении Сидорова
Несчастный Сидоров напился,
В десятый раз сбежала юная невеста,
Подтвердив, как мало в жизни смысла, —
Когда теряется божественное место…
Волшебной страсти заколдованная бездна
В измученной душе вновь раскрывалась,
Ее уста были отчаянно любезны,
Но то была, нет, не любовь, а жалость…
Так память звала в прошлое, а в жизни
Он с продавщицею искусственных цветов
Разглядывал заоблачные выси,
Пытаясь сконструировать любовь…
Любовь-морковь и водка, и селедка
Едва будили алчущую кровь,
И в зрелой женщине, как в лодке,
Познавшей бурь суровый кров…
Было сладостно, как впрочем, и ужасно,
Но летела в сон печальная душа,
Как будто в миражах есть образ счастья,
Так думал Сидоров с проказницей лежа…
Она пыталась много раз развеять память,
И в свое лоно затолкнуть всего его,
Но Сидоров несчастен был, и пламя
Из души глотало, молча, бытие…
Но соблазнительная дама так упрямо
Глотала боль его стеснительной души,
Что Сидоров подумал то, что яма,
Возможно, и съедает миражи…
Как будто ты вчера еще проснулся
И видел этот мир уже насквозь,
Не от того ль нас сладостные чувства
Порой находят даже врозь…
Вот и его девчонка на мальчонке
Забылась, как в священную грозу,
И в продавщице дух чудесно тонкий
В нем уловил прощальную слезу…
Цикенбаум привык слушать юных дев
В волнах Оки и ночью под луной,
Такой безумный слух имеет лев,
Когда над жертвой выгибается дугой…
Но в этой страсти не бывает жертв,
С любою девою промокший весь насквозь,
Цикенбаум шепчет будто ветр
И в лоне девы просыпается как гость…
А над Окой стоит великая луна,
Громадная, как отраженье солнца,
И в каждой деве юная жена
Профессору навеки улыбнется…
И в нем останется как память навсегда,
Об этом же журчит с холмов вода
Или молчит во тьме разрытого колодца,
Чтоб влиться в светлый образ без следа…
Чей шепот к божьей тайне прикоснется
И будет век гулять в хмелеющих стадах
И счастье пить из нежных уст до донца,
Пока весь сам не угодит туда…
Пьяный Сидоров рыдает темной ночью,
Его любимая ушла из под венца,
Он разорвал одежду свою в клочья
И в чаще спрятал тень безумного лица…
Он ночь проспал, а утром пил вновь водку,
И сам с собою как безумец говорил,
Вдруг по Оке к нему красавица на лодке
Плывет и машет веслами без сил…
И Сидоров очнулся поневоле,
И покачнувшись, к лодке подошел,
Красавица смеется, – алкоголик,
Ты как соколик чудный гол…
Тут Сидоров схватил ее из лодки
И унес за буйные кусты,
И сбросив хмель от мук и белой водки,
Проистекал с ней в светлые мечты…
О, лона сладкого волшебные картины,
О, втягивающий сердце аромат,
Сильнее самой резанной скотины
Сидоров кричал сто раз подряд…
Вот так красавицу, уставшую от гребли,
Сидоров испытывать был рад,
И зачарованная его нежным стеблем,
Она с ним плыла уже назад…
Сидоров пил водку у Оки,
Очень быстро наступала ночь,
Он руки сжал от боли в кулаки,
Его девчонка убежала прочь…
А он один и никому не нужен,
И даже денег мало, и счастья тоже нет,
Никто ему не приготовит ужин
И невзначай не пригласит на свой банкет…
Хотя зачем ему банкет, – он сам с собою
И водку пьет, и говорит,
И пусть он не в ладах с самой судьбою,
Зато его никак не гложет стыд…
И в этот миг одетый весь Окою,
Он видит на волнах как свет луны
Девчонку светлую на лодке беспокоит,
Связав течением их взгляды и мечты…
И Сидоров воспрянул сразу духом
С прекрасной феей под речной волной,
Словно Вечность их волшебным кругом
Соединила в нежном счастье с тишиной…
Ока течет, текут года и мысли,
И Сидоров течет в одну Любовь,
Благодаря которой создаются жизни
И смешавшись, оживает наша кровь…
Профессор Цикенбаум и Сидоров в черном ящике
– Страшно, – сказал Цикенбаум,
– Ужасно, – Сидоров вздохнул,
Какой-то метафизик – Даун
Нас в черный ящик запихнул…
Ни дев, ни Оки и ни чащи,
Ни водки – напитка Богов,
Кругом один черный ящик
Из восьми его равных углов…
Возможно, что мы просто снимся
Кому-то – как сами себе, —
Цикенбаум в подтвержденье птицей
Взлетел, и шмякнулся, сползая по стене…
– Это не смешно! – сказал профессор,
– Кто спорит?! – Сидоров сказал,
Какая безумная пьеса!
Какой то черт ее, по-моему, создал?!
– Кабы знать, кто это натворил, —
Сидоров в ответ опять вздыхает.
– Неужто тьма неведомых нам сил
Нас в этот ящик помещает?!
– Зачем вам знать, профессор, вы умны,
Но не настолько, чтоб копаться в темноте!
– А если это просто сны
И мы снимся, сидоров, себе?!
– Тем более, зачем об этом думать,
Проснемся и вновь к девам полетим,
Жизнь превратится в розовый рисунок,
А ужасы растают будто дым…
Цикенбаум вроде согласился,
Но тут же дал ему под дых,
Сидоров вскричал: Зачем без смысла
Бьешь меня как будто псих?!
– Как-будто псих, – профессор Цикенбаум
Задумался уж очень глубоко, —
Возможно, черный ящик – наш тайм-аут, —
Передышка в столкновение веков?!…
– Какая передышка и века,
Вы меня пугаете, профессор,
Говорите вроде свысока,
Но совсем не представляете процесса,
Из-за которого попали мы сюда!…
– Ну, что же, Сидоров, ну, что же,
Похоже ты меня умней,
Быть может объяснишь, какой нас Боже
Спрятал в этот ящик от людей?!…
– Хорошо, профессор, объясню,
Пусть я соображаю очень мало,
Но если мы осмыслили фигню,
То отчего фигня вся эта не пропала?!…
– Чтоб слушать глупости твои и на корню
Вырывать мечты из идеала!
– А где, профессор, вы нашли свой идеал,
У Оки с девчонкой нежной в чаще?!
– Не смейся, я 100 раз ей обладал
И не было девчонки в мире слаще,
Как будто я Вселенную объял
С благоуханьем опьяняюще манящим,
Вздымая фантастический обвал!… —
– Профессор, вас куда-то что-то тащит!…
– Да, ты, Сидоров, ужаснейший нахал
Или сам в Оке не обладал девчонкой?!
– А ты, что, профессор, наблюдал?!
– Да, нет, я как-то проходил сторонкой!
И всю ночь вас изучал,
Исследовал для собственных иллюзий,
Случайных связей ареал
И сам же таял в сладостном союзе!
Да, Сидоров, уплыло наше время
И девы сладострастные в Оке
Уже другое обнимают племя,
А наши тени где-то вдалеке…
– Не плачь, профессор, все опять вернется
Иль Бог, иль Дьявол нас туда вернет!
Да, Сидоров, я чую то же солнце
И тот же преданной одной Любви народ!…
Бессонница печального и пьяного Сидорова
Ознакомительная версия.
