Захоронения скитников на Кладах
Что касается наличия скитов на территории Верхних Таволог, то тут можно предполагать, что один из них был на южной окраине Зелёной улицы, другой на северной окраине теперешней улицы Свердлова, подле кладбища, третий – на территории существующего предприятия «Таволожская керамика» (о нём пишет руководитель этого предприятия Назаров А. Г. в своей книге «Таволожский маршрут»). Захоронения на кладбище, о котором здесь велась речь, продолжались до 1900 года, а поминовения усопших на могилках можно было наблюдать даже вплоть до 60-х годов.
В те годы ещё, то там, то тут, стояли кресты, а на надгробьях присутствовали деревянные голбчики. Отчётливо запомнилось посещение этого кладбища двумя родными сестрами (одна из них – моя бабушка по линии отца), а я присутствовал при них. На могиле, возле которой они молились, стоял почерневший крест. После моления они сказали мне, что это – мой «дедушко». Сейчас, после изучения мною родословной, с большой долей уверенности могу говорить, что тут покоится прах прапрадеда Ивана Антоновича Васильева, родившегося в 20-х годах XIX века и умершего до 1900 года.
Поездка на Клады, 2006 г.
На Кладах, 2010 г.
Итак, из анализа изложенного, напрашивается вывод о существовании в наших местах не менее чем восьми скитов, разбросанных на значительном расстоянии друг от друга. Видимо поэтому первоначальное название у Таволог было Растрепеня.
Повествование о старообрядческом ските Богодан с могилой схимника Варлаама, расположенном на правом берегу Нейвы, за Нижними Таволгами, сознательно опускаю, потому что этот скит к Верхним Таволгам не относится. Кстати, упоминая про те места, можно сказать для справки, что за деревней Реши, на речке Ряжик, находился скит и кладбище с семнадцатью могилами[2]. Известно ещё то, что там похоронен Горшенёв Савин из Нижних Таволог, и к нему на могилу ходила молиться жительница ВерхнихТаволо Деева Фетиния Филипповна.
Таволожские просторы. На заднем плане – старообрядческое кладбище
Остатки креста на старообрядческой могиле
Со временем активная жизнь поселенцев начала концентрироваться в границах существующей теперь территории, но скиты продолжали существовать и жить по сложившимся там устоям. Сородичи из Таволог появлялись в скитах, чтобы навестить и попроведать своих близких. Одна из жительниц Верхних Таволог вспоминает, как, будучи ребенком, принимала участие в таком посещении могилок. Конечно, память детская цепкая, но вообразить по ней абсолютно объективную картину реальности трудно. Тем не менее, общее представление всё-таки получить возможно. Это воспоминание изложено в рукописных материалах, с которыми мне случайно удалось познакомиться. Автор этого изложения – Марина Ивановна из Екатеринбурга. Копию рукописи она оставила родственникам-таволжанам для ознакомления. Мне в руки она попала, когда я ездил по округе и собирал материалы для себя. Оказалось, что Марина – внучка моей первой учительницы – Матвеевой Александры Ивановны. Воспоминания маленькой таволжанки выглядят так:
«Прошло много лет, но всё стоит перед глазами картина, когда нас, ребятню, привезли от прапрабабушки Пестимеи из лесного монастыря (мы с бабой Маней из Таволог ездили её навещать). За нами приезжал вестовой, верхом на лошади. Посещение монастырского скита в лесу – в глухомани, без дороги, куда и на лошади, по лесным тропинкам, еле-еле добрались, – оставило неизгладимое впечатление. Одни птичьи голоса. А в скиту всё таинственно, всё священно, ни шагу без молитвы и благословения, только и слышишь «матушка, благослови, хлеб в печь посадить» – «бог благословит» и т. д. Иконы высоко на деревьях, тут же столы для питания длиннющие, тут же и молятся, всё на воздухе, а он изумителен!
Самого здания монастыря, его келей мы не видели, туда нельзя, Священно! Они где-то в лесу…
Мы всё время были около повозки – телеги и лошади. Тут же и спали. Лето, тепло.
Всё это оставило следы таинственности и божественности, неприкосновенности, где спасались от греховности старообрядцы – кержаки. Самый праведный и чистый народ…»
Сопоставляя написанное с другими имеющимися сведениями, можно предположить, что ездили они в Благовещенский скит, и что именно тут (об этом есть и в преданиях) спасался от поимки небезызвестный Сенька Сокол – герой книги Евгения Фёдорова.
Из года в год, в связи с переселением из скитов и с притоком по разным причинам мигрантов, Таволги обустраивались, а их население увеличивалось. Первые достоверные сведения о численности населения деревни относятся к 1837 году, тогда в Верхних Таволгах было 53 дома с 359 жителями, все – старообрядцы. С тех пор почти на протяжении столетия количество поселян неуклонно возрастало: в 1855 г. имелось 89 домов с 511 жителями, в 1858 г. – 513 человек, в 1869 г. – 578. По переписи 1887 года жителей насчитывалось 638 человек, из которых 317 мужского пола, 321 – женского. По той же переписи старообрядцев в этой деревне было 339 мужского пола, 373 – женского. Православных – 87 чел. В 1897 г. в Верхних Таволгах в 146 дворах проживало 670 жителей, приписанных к Верхне-Таволожскому сельскому обществу.
С появлением в 1702 году в Невьянске заводчиков Демидовых жизнедеятельность в округе активизировалась. В деревне развивалось кустарное производство, разрасталась инфраструктура.
Документы, хранящиеся в Невьянском историко-архитектурном музее и городском архиве, свидетельствуют о развитии деревни с конца XVIII века по 30-е годы XX века, и позволяют представить, насколько насыщенно протекала её жизнь в те времена.
В 1789 г. Верхних Таволгах была построена деревянная часовня, небольшая, но довольно прочная. При ней стоял деревянный столб с медным колоколом. В 1837 году часовенным старостой был Яков Иванович Холодилов. С конца XVIII в. деревня (вместе с Нижними Таволгами) приписана к Быньговскому приходу, а с открытием в 1861 г. в Быньговском заводе волостного правления – к Быньговской волости.
В селении был развит овчинный (скорняжный) промысел, возникший, возможно, еще в XVIII в. и тесно связанный с портняжным. Промысел зависел от местного крестьянского хозяйства. Почти каждый домохозяин овечьи кожи не продавал, а отдавал скорняку для выделки, чтобы потом сшить тёплую одежду для членов семьи. Кустари Таволог работали на вольную продажу.[3]
Развитию промысла способствовали отсутствие земледелия и вызванная этим потребность в побочном заработке, близость от места закупки сырья (овчин) – Ирбитской ярмарки, и от места сбыта. Сбывали овчины таволжане в Невьянске, Нижнем Тагиле, Салде, Режевском, Алапаевском заводах, Кушве и на месте производства.
Таволжане покупали сырые овчины на Ирбитской ярмарке, выделывали их и перешивали в полушубки и рукавицы, которые продавались на уральских заводах. Всего в 10 дворах Верхних Таволог в начале 90-х гг. XIX в. выделывалось 9710 овчин (покупаемых за 9320 рублей), из которых шились 2340 полушубков на сумму 9665 рублей и 4675 пар рукавиц на сумму 1917 рублей[4].
В конце XIX в. в Верхних Таволгах имелось 38 овчинных заведений. В Верхних Та волгах было 2 свечно-мыловаренных заведения: Якова и Ивана Коротковых, в которых работало семь человек, из которых трое – семейных и четыре – наёмных. Грамотными были три человека.
Имелись в Верхних Та волгах и 2 маслобойных заведения с использованием водяного привода по выработке конопляного масла. Одно – на речке Таволга, другое – Фоки Ивановича Грошева – на реке Нейве в двух верстах от деревни.
Таволожские мастера принимали участие в Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке 1887 г. в Екатеринбурге.
Таволожский кожевенный завод в Атласе Российской империи 1745 года
Не обошли стороной деревню и события гражданской войны. В сентябре 1918 года в Невьянском районе происходили ожесточенные бои между 2-й Красной Уральской дивизией и белогвардейцами. Через Верхние Таволги проходило много частей – и белых и красных; проходили белочехи и атаман Дутов. По рассказам старожилов, под временный штаб проходящих войск белочехов был выбран дом Лукояна Деева. В подтверждение этому при строительстве сарая рядом с этим домом в 70-е годы был откопан револьвер. Видимо, кто-то из нерадивых бойцов обронил его тогда.
У бабушки нашей, свидетеля тех событий, с тех пор в подполье жила малая сапёрная лопатка – с помощью её она позже готовила известь для побелки и всё говорила, что лопата осталась от чехов.
Дом Лукояна Деева, в котором размещался штаб белочехов