Ознакомительная версия.
А областное управление внутренних дел располагало лишь информацией, что трое других в октябре пятьдесят седьмого года были призваны в армию и с тех пор по Кировской области не значатся.
– Подавайте на розыск, – посоветовал усталый капитан. – Через пару месяцев придет ответ; человек у нас потеряться не может.
Звягин составил заявление, заполнил три листка данных, положил на полированный стол и поехал брать билет на самолет.
…Отсиял елочными гирляндами Новый год, отсвистел ветрюгой с Балтики редкостно студеный январь, сыпануло ворохом открыток от старых сослуживцев 23-е февраля, – когда в официальных конвертах стали приходить извещения на запросы.
Хабаров жил в Кемерове. Петрищев – в Николаевской области. Середа Н. А. в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище и погиб девятого октября семьдесят третьего года при выполнении задания.
Звягин заказал по междугородному телефону Кемеровское и Николаевское УВД, объяснил ситуацию: ищет человека, спасибо за сведения, как узнать некоторые дополнительные обстоятельства?..
Минуло немало времени, пока он в последний раз перелистал ворох накопившихся справок и выписок, аккуратно подколотых к заполненным страницам блокнота, нашел нужную и позвонил.
– Зоя Ильинична? Беспокою вас по поводу военных лет…
Выстроенная версия оборачивалась реальностью.
Вот таким образом случилось, что Сергей Анатольевич Петрищев получил из Ленинграда следующее письмо:
«Уважаемый Сергей Анатольевич!
Пишет незнакомая вам, но хорошо вас помнящая Зоя Ильинична Теплова. Вы меня, конечно же, помнить никак не можете, я – та самая воспитательница, которая сопровождала машину с детьми через Ладогу двенадцатого марта сорок второго года. Машина эта до Войбокало не дошла – была уничтожена немецким пикировщиком. Вы, трехлетний мальчик, сидели в кузове у кабины рядом со мной, и когда после взрыва бомбы машина накренилась на расколотом льду и заскользила в воду, я успела только схватить вас, а потом все скрылись в ледяной воде, я стала тонуть, но меня вместе с вами успел вытащить шофер, в последний миг выскочивший из кабины.
Колонна машин уже объезжала полынью, останавливаться было нельзя, нам кричали бежать и садиться быстрей! Сели в чужую машину, немного отстав от своей колонны, с одежды текло, мы сняли с вас все и закутали в чей-то платок, боялись воспаления легких. Я оказалась ранена осколком, сразу сгоряча не почувствовала, у первой же перевязочной палатки меня высадили, и вас передали регулировщице рядом со мной, ведь я за вас отвечала, а думать, что делать, было некогда, машины шли и шли, и та машина ушла, в ней осталась ваша мокрая одежда, а вещи утонули раньше. Я все слабела, регулировщица, поняв, что случилось с вами, выругала меня и передала вас на проходящую машину, в кабину, чтоб не замерзли.
Мне сделали перевязку, потом в Войбокало оперировали, а после поправки я окончила курсы и ушла санинструктором на фронт.
Я долго переживала, что вас отправили дальше без всяких примет личности, отставшим от колонны, а когда ребенку всего три года и он пережил такие страшные испытания, что и взрослым порой не снести, то мало ли что может случиться, вдруг потеряется, кругом война…
Потом было очень много и тяжкого, и хорошего, я воевала, была еще раз ранена, кончила войну в Восточной Пруссии, вынесла с поля боя пятьдесят семь бойцов, была награждена медалями, но вас помнила, такое не забудешь, вы были мой первый спасенный.
Вот и прошла моя жизнь, теперь я на пенсии, но чувствую себя еще неплохо, стараюсь бодриться. Осенью была на экскурсии в Вологде, и как меня кольнуло: может узнаю что о вас. Вспомнила как живое: и висящие в черном небе люстры на парашютах с их мертвым светом, и вой самолетов, зенитки стучат, вы все плачете в кузове, я вас криком успокаиваю, а у самой сердце обрывается, и тут взрыв рядом, и мальчик, которого я схватила и не выпускала, пока саму не вытащили с ним вместе на лед…
Оказалось, что того детского дома давно не существует. А главное – что с тем транспортом эвакуированных из Ленинграда Петя Жихарев не поступал. А Петя Жихарев – это тот мальчик и был.
Вы, наверное, уже поняли, что Петр Жихарев – это вы и есть…
Здесь ошибки быть не может, потому что никакого Петрищева Сергея Анатольевича из Ленинграда в тот период не эвакуировалось, зато с тем самым транспортом прибыл трехлетний мальчик без личных вещей и в одежде чужих размеров, контуженный при бомбежке на Ладоге, который ничего про себя сказать не мог, знали только, что раненая воспитательница вытащила его из потопленной машины.
А новое имя вам дали при записи в детском доме, и об этом сохранилась пометка. Вот так Петр Жихарев, на самом деле не погибший, а живой, превратился в Сергея Петрищева.
Я долго наводила справки, куда только ни обращалась, и из Центрального военного архива узнала, что ваш отец, Жихарев Степан Михайлович, пал смертью храбрых двадцать четвертого июля сорок первого года под Лугой.
А теперь самое главное. Ваша мать, Жихарева Ефросинья Ивановна, жива, живет в Ленинграде…»
Так связалась нить, которая привела к дверям шестнадцатой квартиры немолодого уже мужчину с чемоданом в одной руке и огромным букетом южных роз – в другой.
– Мне Жихареву Ефросинью Ивановну, – неестественно высоким напряженным голосом произнес он.
– Зачем еще? – подозрительно спросила Жихарева. – Ну, я это…
Он сделал глотательное движение горлом, попытался улыбнуться, бросил чемодан, сказал:
– Мама… – и заплакал.
Старуха побледнела, глаза ее сделались огромными и черными, невидимая молния прошла сквозь нее, она дрогнула и сжала зубы в крике, когда мужчина обнял ее, неловко роняя на серый кафельный пол красные розы.
Свет в окне на четвертом этаже, выходящем во двор, погас в эту ночь в половине шестого утра, когда зашумели по улицам первые автобусы.
А назавтра они сидели за уставленным снедью столом втроем с Зоей Ильиничной, и она все повторяла историю многомесячных поисков и раскладывала бесчисленные справки, заверенные всевозможнейшими подписями и пестреющие разнообразными печатями архивов.
Петр Степанович, постепенно привыкающий к своему имени-отчеству, закатил счастливой матери турне по магазинам, завалил нужной и ненужной всячиной, прогостил три дня (на столько его отпустили со стройки, где работал), а в воскресенье свел ее под руку к такси, ждущему внизу, побросал чемоданы в багажник, и они отбыли в аэропорт:
– Поедем, мама. Поживешь у нас, увидишь внуков, с невесткой познакомишься… у нас уже тепло.
Старуха помолодела на десять лет, сияла и утирала слезы, не сводя глаз с сына – взрослого, самостоятельного, с семьей, уважаемого людьми, хорошо зарабатывающего. Что еще надо для счастья.
– Вот и все, – задумчиво сказал Звягин вечером. – Теперь ей есть ради кого жить. А кто счастлив сам – другим зла не желает.
– Почему ты им не сказал, что это ты его нашел? – задето спросила дочка, шествуя из ванной спать.
– Зачем? – пожал плечами Звягин. – Я это делал из интереса.
– Несправедливо. Деньги на поездки тратил… И где спасибо?
– А разве справедливо, когда у одних все хорошо, а у других – плохо? Считай, что мы просто отдали долг. И – брысь в кровать!
Наливая в термос сваренный кофе, чтоб утром не возиться второпях, жена тихо спросила:
– Ты уверен, что они никогда не узнают?
– Абсолютно… Теплова – единственная воспитательница из тех одиннадцати, живущая сейчас в Ленинграде. Она все поняла и согласилась сразу; она не скажет. Проверить все через столько лет уже невозможно: людей не осталось… Я подставил одну-единственную цифру в одной справке: дата прибытия в Вологду. И не станут никогда люди разуверять себя в том, во что им необходимо верить.
Он чувствовал моральную потребность оправдаться.
– Честное слово, я ведь это не для того, чтоб от нее избавиться, – сказал он. – Мы к ней уже, в общем, и привыкли. Жалко человека. Усыновляют же чужих детей. Если у сына есть мать, а у матери – сын, что ж здесь плохого, а. Пусть радуются, пока живы.
– Боишься, что тебя заподозрят в корысти? – улыбнулась жена.
Звягин налил себе молока, потянул через соломинку, хмыкнул:
– Город Николаев – интересно, в честь кого так назван?..
Недавно, споткнувшись о название города Мама, он увлекся топонимикой. Уволившийся в запас офицер еще долго ощущает некую пустоту: излишек свободного времени и сил. А этого Звягин не терпел – его натура требовала постоянной занятости.
Глава II Что такое не везет и как с ним бороться
Не замечая духоты в автобусе, Звягин погрузился в «Историю античных войн»: Александр Македонский прорывал строй персов…
Сначала раздался треск рвущейся материи. Потом кто-то присвистнул. Ахнул ужасающийся женский голос. И лишь после этого дрожащий мужской фальцет пробормотал:
Ознакомительная версия.
