Я невольно погладила его по руке.
– Как вас зовут?
– Николай.
– Николай, вы не виноваты, не виноваты ни в чем, это иллюзия, это ваша измученная душа так говорит. Вы не виноваты в том, что случилось, вы не хотели этого. Никто не может избежать неправильных поступков. Гораздо более ужасные грехи, ошибки, преступления других людей не всегда приводят к трагическим последствиям, а в том, что случилось, нет вашей вины. Если этому было суждено произойти, трагедия произошла бы без всяких ваших действий. Я лечилась у психотерапевта, она говорила мне эти истины, они обусловлены опытом поколений и входят во все основные философские и религиозные системы, это правда, Николай. Вы просто сейчас не можете этого осознать.
– Лариса, спасибо вам большое. Я не знаю, что ответить. Вы так хорошо сейчас говорили. Вы можете мне помочь? Мне так плохо, не бросайте, не бросайте меня, пожалуйста, давайте сходим пообедать, когда выберемся отсюда. Не подумайте, что я хочу какого-то близкого знакомства, дело не в этом. Мне нужен человек, с которым я смогу поговорить, я просто в отчаянии.
Еще некоторое время мы шли по каменному ходу.
Наконец, мы услышали вдалеке голос: «Молитвами святых отец наших…» Мы пошли на огонек и увидели монаха, невысокого пожилого человека с умными внимательными глазами, в черной одежде, с длинной седой бородой и большой свечой в руках.
– Не отставайте больше от группы, это опасно, – глухо сказал он, – пещеры закрываются по окончании экскурсий.
Мы вышли к свету и свежему воздуху. Я лучше рассмотрела Николая. На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. У него было печальное, худое, прорезанное морщинами лицо замотанного, несчастного человека. Глаза выражали глубокую боль. Седые волосы. Он был в явно дорогой кожаной куртке, джинсах, ботинках, кашемировом свитере.
Мы вышли из монастыря, шел проливной дождь. Мы дошли до кафе напротив монастырской гостиницы для особых паломников под названием «странноприимный дом». Кафе было оформлено в русском стиле.
– Выбирайте, что хотите, я угощаю, – сказал Николай, – раз уж я уговорил вас прийти сюда.
Мы сели за столик, покрытый белой скатертью.
– Знаете, как это случилось, Лариса? Алина была такой милой, кудрявой крошкой, она бегала, любила забираться на меня и играть. Мне ведь всего тридцать восемь, а многие говорят, что я выгляжу намного старше. Начало девяностых, тяжелые условия, надо было строить бизнес в условиях хаоса и насилия. Я только начинал тогда и… партнеры наказали меня за дело, если можно так выразиться. Я распродал товар, забрал себе всю прибыль, не выполнил партнерское соглашение, так как не доверял тем людям. Мне казалось, что они сами собирались меня кинуть, не знаю, может, я сейчас просто пытаюсь оправдать себя. Они взорвали машину, в которой была Алина. Все, что вы говорите, Лариса, красиво, но это просто слова. А на деле я не могу себя простить.
Когда она стала инвалидом, я долго не мог в это поверить. Куча денег ушла на лекарства, врачей. Дочь росла, но так и не встала на ноги, все было бесполезно. Наконец, нам вынесли окончательный диагноз: ходить она не будет никогда. Жена не выдержала, ушла, а я не мог оставить Алину. Просто не мог. Я все время был с дочкой, стал вести бизнес без правил, тогда вообще было страшное время, но после того, что произошло с Алиной, я просто озверел. К тому же нужны были огромные деньги. Вот сейчас прошло уже много времени, она уже не ребенок, молодая девушка, инвалид, тяжелые изменения в психике. Хотя у нее сохранный интеллект, к ней приходили учителя, она окончила курс средней школы, сейчас заочно учится в институте. Сейчас ей так плохо, депрессия, – он закрыл лицо руками, – я не могу на это смотреть, моя душа переворачивается, я, наверно, скоро сойду с ума. Мое сердце давно превратилось в изгрызенный крысами кусок мяса. Я живу по инерции. Все равно я нужен ей, без меня она погибнет, поэтому я продолжаю существовать, я должен. Но как существовать с такой невыносимой болью? – Он сжал кулаки. – Целители, монастыри, ничего не помогает. Да что говорить… Лариса, у вас испуганный вид, заказывайте что-нибудь, кофе, например.
Я заказала кофе и салат. Николай – рюмку водки, суп и картошку с грибами. Он неожиданно сказал:
– Мою жизнь уже не исправишь, а что случилось у вас? – и внимательно посмотрел на меня. Мне стало слегка не по себе от его проницательного взгляда.
Я вкратце рассказала ему, что произошло.
– Да, ситуация неприятная, советую вам отдать деньги тому мерзавцу и скорее уходить из вашей лохотронской фирмы.
– Но у меня нет таких средств. Я давно лечусь от бесплодия дорогостоящими методами.
Николай вздохнул.
– Лариса, в моей компании есть грамотные юристы, я думаю, что смогу вам помочь. Но не просто так.
Я взглянула на него с удивлением.
– Не подумайте ничего плохого. Вы недолго говорили со мной, но сказали очень интересные, добрые слова. Лариса, вы могли бы поработать с Алиной? Ей нужен хороший человек, который будет рядом с ней. Ей нужно помогать не физически, для этого есть сиделка, прежде всего дочери необходима моральная поддержка, общение, профессиональные психологи как-то не справляются. Я не знаю, с чем сравнить, ну, к примеру, вы решили отвлечься, пригласили клоуна, он шутит, а вам совсем не весело и не смешно. Поживите три месяца с Алиной, за это я полностью верну долг вашему Куропатову, вы будете жить за мой счет, я дам вам кредитную карту на расходы. Но предупреждаю, она тяжелый человек, мало кто выдерживает долго находиться рядом с ней. Если вы уйдете раньше времени, бросите ее, я вас не прощу, – он внимательно посмотрел мне в глаза.
– Но три месяца – долгий срок, мне нельзя уезжать на такое время, я лечусь от бесплодия, у меня есть гражданский муж. А вы живете в Москве, к тому же мне надо что-то решать с работой.
– Лариса, у вас нет выбора. Куропатов – известный питерский бандит, я слышал о нем, он не спустит это дело на тормозах. Ну, разве только кто-то еще кроме меня подарит вам двадцать тысяч долларов. У вас есть такие знакомые?
Я вздохнула.
Вдруг лицо Николая стало злым.
– Но если вы не любите больных, нервных, если вам противно, если вы хоть взглядом обидите ее, лучше откажитесь сразу.
Да, выбор был не из легких.
– Но мне придется уволиться с работы, – вздохнула я, – если вы владелец компании, может быть, вы смогли бы помочь мне с трудоустройством через три месяца?
– Увольняйтесь из своей конторы, я… – он на минуту задумался, – да, я смогу помочь с трудоустройством на хорошо оплачиваемую должность, если вы захотите. У нас есть филиал в Питере, а если захотите, сможете остаться в Москве, вам предоставят жилье на время работы в компании.
Предложение помочь с работой решило мои сомнения. Мы договорились с Николаем, что утром он заедет за мной на машине, и мы отправимся в столицу. Когда я пришла домой к Анне Сергеевне, меня охватили смешанные чувства. С одной стороны, я ощущала какое-то удовлетворение от того, что теоретически появилась возможность решения моей проблемы. С другой, меня мучили неизвестность, неуверенность и тревога. Я выпила стакан красного вина и написала Виталику письмо, в котором рассказывала о предложении Николая, на которое мне пришлось согласиться. Анатолию я решила пока ничего не сообщать. Я не могла уснуть и долго лежала с открытыми глазами, глядя на окна дома напротив.
«Слава, что бы ты посоветовал мне в такой ситуации? Наверно, ты сказал бы мне, как обычно, чуть прищуриваясь с легкой грустной улыбкой: “Девочка моя дорогая, маленькая моя, выход есть всегда, он находится в нашем сердце, нужно искать свет, радость и добро в собственной душе. И нет на свете ничего более важного. Об этом искусство говорит человеку”. Помнишь, ты сказал мне это, когда мы поехали с друзьями на Ладогу на шашлыки, пошли гулять, заблудились среди сосен и не могли найти дорогу обратно к костру, шашлыкам, пьяным расслабленным разговорам “за жизнь”? А потом вдруг обнял меня с бесконечной нежностью, прижимая к себе мои плечи, защищая от всего жесткого и равнодушного мира».
Наконец воспоминания начали путаться и я погрузилась в тревожный, поверхностный сон. Утром я с трудом продрала глаза. Опять дождь, темное, промозглое утро. Я взяла рюкзак и чемодан и вышла на улицу. Там меня уже ждал черный джип Гранд Чероки с затемненными стеклами. Я села на заднее сиденье рядом с Николаем, за рулем был водитель. Мой благодетель в черном костюме довольно сухо поздоровался. Я смотрела в окно и чувствовала себя не в своей тарелке. «А если я не справлюсь с работой? Я сама такой нервный человек и никогда не общалась с инвалидами».
Лицо Николая было искажено то ли злобой, то ли внутренней болью. Наконец он выкурил две сигареты и немного успокоился.
– Лариса, о чем вы сейчас думаете? – вдруг спросил он, повернувшись ко мне.
– Ни о чем, – растерялась я.
– Так не бывает, признавайтесь, – он чуть улыбнулся уголками губ.
