Ознакомительная версия.
На рентгеновских снимках черепа обнаружилось более 20 швейных иголок в проекции сагиттального шва черепа. В своё время мать, с целью убийства, вводила новорожденному сыну иглы в мозг через родничок, но ребёнок выжил, прижился, полюбился матери на этом свете.
Как об этом сказать больному? Сообщать ли об этом случаи в милицию, как о попытке убийства тридцать два года назад?
Нет, ничего нельзя поручать молодым докторам-энтузиастам! И я не указываю врачу Липкину на его ошибку как коллеге, а ору на него, как на нашкодившего мальчишку:
– Ну ты даешь! Зачем же ты ботинок с него снимал, лиходей?! Нога и сама бы отпала! Говорил тебе – ничего не делай местно! Из шока выводить надо, а не ручонками сучить, травматолог хренов!!!
Ошалевший интерн Липкин стоит посередине «противошоковой» перевязочной с грязным ботинком в руках. Из ботинка торчит фрагмент человечьей голени. Хозяин оторванной ноги без пульса, давления и сознания лежит на каталке. Дышит через раз.
Это мальчишка лет десяти. Попал под колеса поезда. К нам «скорая» доставила как в ближайшую больницу. А травматологи у нас не дежурят! Абсурд и идиотизм: столько сочетанной и комбинированной травмы поступает к нам в больницу, а делать всё при скелетной травме приходится нам – нейрохирургам, хирургам, микрохирургам и пр. Наши костоправы величают себя ортопедами и экстренно дежурить не хотят.
Сестры окружили мальчонку, вставили в три вены капельницы. Ввели мы ему в кровь все что положено и бегом – в реанимацию.
На полпути встретили бегущего навстречу Безумного Реаниматолога:
– Дышит? Пульс есть?
– По дороге потеряли!
Останавливаемся в коридоре. Реаниматолог исполняет ритуальный танец вокруг каталки. Закончил молниеносный осмотр, схватился за ручки «колесницы»:
– Ну! Давайте быстрей!
Молодой! Еще храпит и бьет копытом. Но сейчас это уместно.
В реанимации стали восполнять кровопотерю, обезболивать. Давление приподнялось чуть выше нуля, мальчик пришел в сознание, и тотчас же, из обеих ног, до верхней трети бедер превращённых в фарш, потекла кровь. Ясно стало, что ноги надо ампутировать: спасти их невозможно и кровотечение иначе не остановить.
Но детям ампутацию можно проводить только решением консилиума с непременным участием в этом консилиуме администрации больницы. С администрацией просто: наш главный всегда на месте. Стали вызывать травматологов. Наши травматологи – все в глухой несознанке. Их жены внятно матерятся по телефону и советуют искать этих специалистов на озере Круглом, где они всем коллективом добывают рыбу из-подо льда.
Я позвонил некоторым травматологическим любовницам. Оказалось, что жены не врут. Разговаривать с любовницами приятнее, чем с женами: очень вежливые и всегда готовые помочь девушки. Травматологи из детских больниц клянутся и божатся, что прислать к нам некого: «Сами понимаете – выходные! Кто – вне зоны доступа, кто в командировке, кто болен».
А наш парень тем временем теряет кровь. Переливаем эритроциты, но кровопотерю не догоняем. С отчаяния вызвали заведующего сосудистой хирургией. У них огромный опыт ампутаций! Происходит это от того, что они много оперируют несостоятельные артерии ног. Первым этапом заменяют участок «больной» артерии протезом. Затем, бывает – приходится не раз и не два удалять тромбы из этого протеза. Часто цепочка таких операций завершается ампутацией конечности. Ангиохирурги в этом так насобачились, что усекают конечность за считаные минуты!
Посовещавшись с ангиохирургом, решили, что в этом случае необходим все-таки узкий специалист. То есть – травматолог. Желательно – с «корочкой» по детской травматологии.
Только через пять часов от момента поступления мальчишки в больницу нам удалось найти нужного специалиста – заведующую травматологией одной из клиник «скорой помощи» – толстенькую маленькую старушку. Медленно и тщательно старушка ампутировала мальчонке обе ноги.
В предоперационной заведующий ангиохирургией изумленно спросил у меня:
– Что она там делает? Мы бы за это время обстригли ноги всей дежурной бригаде!
Мальчишка выжил. Культи сформированы хорошо.
Главный сочиняет приказ о введении должностей травматологов-дежурантов. Но дело это непростое: где взять кадры, как обосновать введение новых ставок и т. д. Опять бумаги, дрязги, вопли и сопли. Сбудется, возможно, мечта интерна Липкина: будет и у нас экстренная травматология. Липкин считает, что только в травматологии все ясно и определенно: кость или срослась, или не срослась. Третьего не дано. Еще он жаждет, как все молодые, оперировать, работать руками…
Можно подумать, что мы головой работаем.
Вершить хирургические дела – одно удовольствие!
Сидишь себе в операционной, смотришь в микроскоп и, удаляя опухоль мозга, распутываешь постепенно узелки из сосудов и нервов. Это – как вязание для женщин: успокаивает и расслабляет. Все ярко, чисто и правильно. Слово твое – закон. Никакой демократии и либерализма – сугубая диктатура.
Но до этого еще надо дожить! Вокруг этой основной, казалось бы, работы – столько шелухи и шелупони! Приказы, пятиминутки, сестринские свары, бубнеж вечно недовольных коллег-оппозиционеров, заказы препаратов, их списание, заранее проигранная борьба за чистоту, жалобы больных на медиков и медиков на больных и т. д. и т. п. – без счета.
И самое болезненное – составление графиков и планов. Особенно опасен процесс и результат составления графиков на отпуска и дежурства. Опаснее, пожалуй, только распределение ставок и подработок.
А вот план операций на неделю составляется легко и весело. Но и в этом случае есть свои подводные камни.
* * *
Собрались мы в ординаторской всем коллективом.
Говорю:
– Так! Быстренько давайте, у кого есть больные на операцию на следующую неделю.
Липкин говорит:
– Больной Косяков, десять лет. Краниофарингиома[7]. Все показатели и анализы в норме. Педиатр посмотрел. Анестезиолог тоже дает добро…
Спрашиваю:
– Назначаем на понедельник?
– Это как вы решите. Есть относительные противопоказания.
– Ну?!
– Он второй сын у низкооплачиваемых родителей. Старший брат – инвалид детства. Мамка ждет третьего ребенка. Живут в однокомнатной квартире. По данным «Оракула», после выписки нашего больного и рождения третьего сына папаша – уйдет в запой, а потом – к бездетной соседке Любови Яковлевне пятидесяти лет. Мамаша больного быстро умрет в психдиспансере от черной тоски. Детишек распределят по интернатам. Так что, сказали – решайте сами. Абсолютных противопоказаний нет, но…
– Отложи пока в папку к «сомнительным». У вас что, Нифантий Мартемьянович?
– Бабуля Сидорова…
– Больная, Нифантий Мартемьянович, больная!
– Хорошо. Больная БАБУЛЯ Сидорова восьмидесяти двух лет. Хроническая гематома левой лобно-височной области. Афазия[8]. Судорожный синдром. К операции готова. Перенесет хорошо. Но после операции – заговорит! И так заговорит, что умрет уже через полгода. Родственники будут всем рассказывать, что – от старости…
– И зачем же ее оперировать? О чем думали?
– Вы сказали на обходе: «Готовьте на следующую неделю».
– Я выписку имел в виду, а не операцию! Завтра чтоб духу ее здесь не было! Деятели…
– У меня еще есть больной Пахомов сорока пяти лет. Глиома[9] левой лобной доли головного мозга. Операцию перенесет хорошо. Проживет три года после трех курсов химиотерапии и облучений. Семья для этого продаст квартиру и машину, наберут кредитов. Дочь, что сейчас учится в Англии, вернется ни с чем на родину. Выйдет замуж за айтишника из Орла. Родят они двойню и уедут жить в деревню огородом. Таким образом, как и написал «Оракул», – есть относительные противопоказания к операции.
– Вы что, издеваетесь?!
– Я историю болезни вам докладываю! Не нравится – читайте сами. Вот и вот… (сует мне историю под нос и тычет пальцем в записи специалистов «Оракула»).
Вмешался Липкин:
– П. К.! Я совсем забыл! Надо что-то еще и с Клепиковым решить!
– А что с ним решать? К операции он готов. Планировал тебя на эту операцию поставить. Пора и тебе оперировать такие опухоли!
– Да я-то готов… Только тут вот какое дело. На Клепикова МВД добро не дает. По их данным, через год после операции Клепиков убьет с особой жестокостью свою сожительницу и ее малолетнюю дочь. Звонил капитан Несвященко и удивлялся. Говорит: «Что это вы такое с Клепиковым планируете сделать своей операцией? До нее он везде положительно характеризовался». Намекал, короче…
Тут проснулся дремавший все это время виртуоз-хирург Переверзев и сказал:
– У меня есть мальчик Федя. Шесть лет. Опухоль мозжечка… Чудесный ребенок! После пяти операций и химии с лучами – поправится. Закончит школу с золотой медалью, мединститут – с красным дипломом и станет нейрохирургом.
Ознакомительная версия.
