– Кто из них Господь? Неужели тот?.. – Самсон глазами показал на одного из пожилых ангелов.
– Чему вас только там, на земле, учат, бестолочь! – вознегодовал апостол, вдруг сбросивший с себя маску радушия. – Это же Пресвятая Троица, балда! Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух, дубина! Тот, что в центре, с белой бородищей, это Бог Отец.
Справа от него, строгий такой, это Бог Святой Дух, а тот, что помоложе, с отсутствующим взглядом, Бог Сын. Перед тобой, вся Троица в полном, так сказать, сборе. Вернее, не они сами, а архангелы, которые их изображают. Создатель всегда остается невидимым и непознаваемым. Неужели непонятно, ведь это так просто…
– Так, – констатировал Самсон, – и здесь театр. Жаль… А мне так хотелось побеседовать с Господом Богом по душам! Всю жизнь, можно сказать, мечтал…
– Делать Господу больше нечего! И все же, считай, твоя мечта сбылась… Говори, и архангелы все передадут Вседержителю. А теперь готовься! Они сейчас устроят тебе такую головомойку, мало не покажется…
– Это что, и есть Страшный Суд?
– Вроде того. Персональный, небольшой такой Страшный Суд, – усмехнулся апостол Петр и добавил: – Ты хоть и король, но я на твоем месте на колени бы встал, а то неприлично, перед тобой как никак Святая Троица. Пусть и в исполнении второго состава.
В этот момент архангел, сидящий в центре и, видимо, главный, с отвращением взглянув поверх очков на коленопреклоненного Самсона, пожевал синими губами и принялся гнусавым, профессионально-судебным, голосом медленно читать:
– Слушание по делу раба Божьего Самсона, убиенного его единокровным братом Роберто, объявляю открытым… – и пошел перечислять прегрешения Самсона.
Самсон хотел сказать, что не только не признает своим братом невыясненного Роберто, но не признает и правомочий такого Страшного Суд. Что это за суд такой, когда вместо Господа Бога ему, королю, пусть и покойному, подсовывают какого-то дублера, который своим внешним видом только дискредитирует ответственное мероприятие.
Но что-то удержало Самсона: возможно, вовремя пришедшая на ум старая добрая пословица, в которой речь идет о чужом монастыре. И он, морщась от боли в костях и сокрушаясь, что артроз не остался на земле, а увязался за его астральным телом на небеса, опустился на колени.
Стоять на коленях было не столько унизительно, сколько болезненно и противно, потому что это стояние было связано с неприятными воспоминаниями. В последний раз на коленях Самсон стоял в своем номере в парижском отеле, когда с перепоя в туалете блевал в унитаз.
Уже через десять минут Самсон понял, что колени его духовного тела долго не выдержит. Слушая вполуха обвинения и.о. Председателя Страшного Суда, Самсон вдруг подумал о своем бренном теле, оставшемся на земле. Хотя душой Самсон вроде был данный момент здесь, перед Святой Троицей, но часть его, он чувствовал это, одновременно как бы принадлежала изуродованному телу, распростертому на камнях тюремного двора. Эта раздвоенность ужаснула Самсона.
На миг ему почудилось, что тот несчастный Самсон и есть его бессмертное «я», которое на поверку оказалось никаким не бессмертным. На глаза Самсона навернулись бы слезы, если бы его душа могла плакать. Ему было так жалко самого себя, оставшегося где-то далеко-далеко внизу, на грязных камнях, что он на время забыл о боли в коленях…
Он понял то, чего не понимал на земле – двойственность вообще в природе всего сущего. Двойствен человек, двойственны его чувственная и плотская жизнь, двойствен мир, потому что он иллюзорен и реален одновременно, двойственны отношения человека к миру в целом и к миру других людей, двойственно все, двойствен даже Господь, которого – с его ведома или без – заменяет этот архангел с такой противной рожей и таким несимпатичным голосом.
Одним словом, диалектика…
– Да ты не слушаешь нас, окаянный грешник! – услышал Самсон громкий и укоризненный голос главного архангела. – Мало того, что ты усомнился во всемогуществе Создателя, ты осмелился отрицать Его участие во всем, что вы, люди, называете природой и обществом!
– Он деист, мать его! – вскипел заместитель председателя суда.
– И дуалист! – поддержал его Председатель. – Нечего с ним цацкаться! Отправить его к чертям собачьим в ад…
– Как же, в ад! Ад для него был бы чем-то вроде отдыха на Гавайях, ад для него – слишком хорошо! Излишне милосердно! Таких королей свет не видывал! Помните, что он сделал, когда узнал о смерти родителей?
– Как не помнить! Нажрался как свинья! В одного!..
– Сказано, – центральный архангел поднял вверх указательный палец, – сказано, да воздастся каждому по вере его! Перед нами, коллеги, наиярчайший пример вопиющего безверия! Повторяю, ад для данного грешника – это слишком мягко. Да и не поймут нас там, – председатель Страшного Суда ткнул тем же пальцем вниз, – если мы тут примем такое решение…
– Правильно, – поддержал его заместитель с правой стороны, – истребить его бесследно… Чтоб ни дна ему, ни покрышки…
– А как же пресловутое милосердие господне, широко разрекламированное церковью?! – воскликнул король. Он был ошарашен жестокостью Страшного Суда.
– Он еще иронизирует! Вот когда ты заговорил и милосердии! Уж не думаешь ли ты, поганец, что Господь будет являть Свое Милосердие каждому встречному и поперечному?! – председатель затряс головой. – Господь, чтоб ты знал, всегда действует строго избирательно. Понял? Кстати, думал ли ты сам о милосердии, когда заносил алебарду над лысиной старины Виттенберга?! И как у тебя только повернулся язык назвать Его милосердие пресловутым? – архангел задохнулся от возмущения. – Вообще, натворил ты дел, голубчик. Суммируя все вышеперечисленное, можно сказать, что все это тянет на очень серьезное наказание. Дочь воспитал шлюхой, прости господи… Жену безвинно сослал… Вместо того чтобы являть своим подданным пример благопристойного поведения, вел безнравственный образ жизни. Читал и наслаждался гнусной писаниной богохульника Генри Миллера!!! Папой назначил безбожника, копающегося в кале смердящем! Бардаки устраивал! Используя свое высокое служебное положение, принуждал к сожительству юных дев! – Самсон мог бы поклясться, что все три архангела при этом облизнулись. – Покайся, а мы тут посмотрим, что с тобой дальше делать. А пока продолжим беседу… Коллеги, – он посмотрел сначала направо, потом налево, – задавайте негодяю вопросы.
– Скажите, подсудимый, вы любите людей? – спросил правофланговый архангел.
Самсон слышал, как Председатель недовольно пробурчал:
– Ну, вы даете, коллега! Что за детский вопрос! Он же без труда отобьется…
– Протестую, – сказал Самсон. – Не могу же я любить всех скопом: и жуликов, и порядочных людей. Но я уже понял вашу демагогическую методу ведения допроса. Если я скажу, что люблю всех, я солгу. Если скажу, что люблю не всех – вы обвините меня в мизантропии. В любом случае получится, что в лоб, что по лбу…
– Он еще умничает! – взвизгнул Председатель. – Нечего здесь разводить философию! Не увиливай от ответа! Отвечай по существу!
– Да он не то что людей не любит, он самого Господа не почитает!
– подзуживал архангел – дублер Бога Святого Духа. – Хорошо, изменим постановку вопроса. Каких людей ты любишь?
Самсон улыбнулся.
– Я люблю людей праздных.
Архангелы всплеснули руками.
– Почему?!
– У них совесть чиста…
– Ты издеваешься над нами! Шутить вздумал, греховодник?! Архангелы, по всему было видно, сильно рассердились.
– Ты совершил много грехов. Покайся! – наклонил голову председатель.
– Каюсь. Конечно, каюсь. А можно мне теперь задать в свою очередь вам, ваша честь, несколько вопросов?
– Здесь вопросы задаем мы! Последний раз спрашиваю, любишь ли ты людей?
Отпираться было бессмысленно. Самсон постарался быть искренним.
– Скорее, люблю, чем не люблю… – сказал он тихим голосом. Архангелы переглянулись.
– Ну, черт с тобой, задавай свои вопросы, – проскрипел, смягчаясь, главный, – трех хватит?
Самсон потеребил кончик носа.
– За глаза…
– Ну?..
– Я встречу души людей, которые?..
– Встретишь, встретишь… – нехотя ответил ему председатель, – всех встретишь. И Людвига, и отца, и мать, и убиенного барона… И даже Генри Миллера, и композитора этого, как его? – главный пошевелил крыльями. – Мориса Равеля… Хороший композитор, немного, правда, на мой взгляд, странный. Я предпочитаю Сальери…
– А я – Баха, Иоганна Себастьяна Баха… – гордо сказал его заместитель.
Молодой архангел, помедлив, назвал Моцарта. И вежливо обратился к Самсону:
– А твой второй вопрос?
– Вселенная бесконечна?
Архангелы озадаченно пожали плечами.
– Знать бы. Честно сказать, мы никогда над этим не задумывались, времени никогда не хватало… Впрочем, если вспомнить Мёбиуса с его лентой, – задумчиво сказал архангел, – и представить себе, что Вселенная искривляется, то это будет значить, что она конечна и за Млечным Путем уже ни хрена нет. А зачем тебе знать все это?..
