Родик продолжал по инерции двигаться к сооружению и наконец остановился метрах в двадцати, ощутив по устремленным на него взглядам неловкость.
Понять причину своего смущения он не успел, поскольку в это время Папа повернулся в его сторону, глаза их встретились, и великий понтифик перекрестил отделяющее их пространство.
Родику почудился мощный вздох толпы, в ушах зазвенело, в висках застучало и все слилось в единую звуковую гамму. Он с трудом удержал равновесие, и тут что-то заставило его застыть. Очнулся он, когда шатер был уже пуст, а со стоящих против него стульев поднимались люди.
Родика кто-то тронул за плечо. Он обернулся и увидел сначала Моретти, а невдалеке и всех остальных.
– Мы все были свидетелями, как вас благословил сам Папа, – перевел Кирилл слова господина Матео. – Поздравляем вас. Это огромное событие в вашей жизни.
– Это случайность. Я просто прошел куда не следовало…
– Случайностей в таких делах не бывает. Сюда так просто никого не пускают… Бог, верно, хочет, чтобы мы шли в Россию с вами. Какое у вас вероисповедание? – вмешался господин Муратори.
– Кхм. Сложный вопрос, Эрнесто. В детстве меня в православие окрестили, а несколько лет назад я в Токио покрестился… Точно не знаю во что, но основным документом Библия была.
– Плохо, Родион. Вам надо разобраться в этом вопросе. Теперь особенно. Я вижу предзнаменование. Ведь так, друзья?
Родик услышал гул одобрительных голосов и отчего-то засмущался. Горячая волна прошла по телу, и пот заструился так, что стало застилать глаза. В голову полезли странные ассоциации. Почему-то вспомнились лучеплановские люстры в виде парящих металлических парусов, увиденные им еще в Кёльне и многократно обсуждаемые здесь с господином Муратори. Родик оглянулся и, увидев рядом их автора, оперся на его руку. Что-то говорил господин Тосетто, но Родик никак не мог в это вникнуть, поскольку его думами вдруг овладела фантазия о многорукой статуэтке Оксы и изображающей еврея фигурке, привезенной из Варшавы. Родик не успел осознать суть видения, как почувствовал головокружение, и перед взором пронесся слепящий вихрь из солнечных лучей, а потом навалилась непросветная темнота.
– Что с вами? – услышал он чей-то далекий голос.
Родик сделал над собой усилие, и гудящая площадь с окружающими его спутниками вернулась в прежнее состояние.
– Жара, похоже, меня доконала, – устыдившись минутной слабости, произнес Родик и, тряхнув головой, предложил: – Народ расходится. Может, нам удастся попасть в храм Святого Петра? Он ведь здесь похоронен?
– Сикуро, – за всех ответил господин Бертольди. – Синьоры… Давайте проводим господина Жмакина. После случившегося он просто обязан посетить храм.
Собор поразил Родика своими внутренними размерами, а уже потом восхитил внутренним убранством. С детства ему внушали, что Исаакиевский в Ленинграде чуть ли не самый большой в Европе. Здесь же можно было разместить с десяток таких сооружений. На чем держатся своды этого сияющего золотом пространства, было не ясно. Казалось, что оно постоянно расширяется, а обрамляющие его стены парят в воздухе. Родик шел по огромному помещению и чувствовал, как живет и дышит камень. Ему вспомнились уверения Майора и Лейтенанта о существовании живых камней. Тут об этом свидетельствовало многое. Вероятно, резчики и строители сумели раскрыть жизнь камня, создав иллюзию вечного существования, а может, это явилось плодом воспаленного недавними событиями воображения. Родик сделал круг, потом еще. Его спутники терпеливо ждали. Уходить не хотелось, но, дав себе слово сюда вернуться, Родик присоединился к компании, и они направились к выходу.
На улице Родик физически ощутил изменение пространства. Несмотря на бездонное небо, все вокруг казалось нереально маленьким. Он обернулся и застыл. Перед ним было обыкновенное здание, не создающее особого впечатления. Да – красивого, да – монументального, но не более. Сказка осталась где-то за дверями, а вокруг текли обычные будни красивой площади, без прежнего скопления народа, и ничто не мешало рассмотреть ее архитектурные особенности. Они пересекли ее, остановившись на мгновение около белой линии.
– Переходим государственную границу, – торжественно сообщил господин Муратори.
Родик удивленно посмотрел на него, и тот пояснил:
– Здесь кончается Ватикан и начинается Италия, а вон и стоянка такси. Мы еще успеем пообедать. Вечером приглашаю всех в ресторан. Я знаю очень хороший, где готовят дары моря так… Наш друг синьор Жмакин, вероятно, такого не пробовал. Как, впрочем, и мы русских блюд. Я слышал, что борщ – очень вкусная еда.
– Спасибо, Эрнесто, я с удовольствием принимаю ваше приглашение и в ответ жду всех в Москве. Полагаю, что и у нас есть чем удивить, и не только в кулинарии. Приглашаю вас не столько как возможных партнеров по бизнесу, а как друзей.
Все довольно заулыбались и стали наперебой проявлять свою «осведомленность» о русских обычаях. Родик не стал больше ничего пояснять, хотя некоторые суждения были более чем экстравагантными.
В четверг состоялось закрытие форума. На вечер планировался банкет, а на вторую половину рабочие встречи. Экерсон предложил Родику вместе пообедать. Родик и без того считал необходимым переговорить.
– Я вижу, что поездка у вас оказалась плодотворной, – начал Экерсон после заказа блюд.
– Во многом благодаря вам. Спасибо.
– Да, я провел определенную работу, но моя корысть тут тоже есть. Ваши два последних отчета трудно переоценить.
– Я не в состоянии дать оценку своей работе, поскольку мне неизвестен критерий.
– Я вас не понял.
– Очень просто… Полагаю, вы занимаетесь в Комиссии изучением изменения психологии наших людей и анализом возможных последствий, а экономика – это ваше прикрытие или хобби.
– Вы хотите откровенной беседы. Что ж… Попробуем. В определенном смысле вы правы, хотя экономика – это моя специальность. Психологией, вернее, ее влиянием на экономику и, как следствие, на общественные процессы я стал заниматься еще в университетские годы. Тогда меня очень заинтересовали вопросы социальной психологии. Я изучал материалы «Гарвардского проекта». Вы, вероятно, об этих работах слышали.
– Это что-то связанное с опросами эмигрантов…
– Не совсем. Это программа по поиску возможностей управления социумами за счет внедрения информационных вирусов. Применительно к вашей стране – это целая система от радиоголосов до дезинформации по поводу направлений развития у нас научно-технического прогресса. Надо заметить, что и в Советском Союзе такие исследования активно проводились, но их результаты в основном использовались, образно говоря, на внутреннем рынке, а у нас наоборот. Происходящее сейчас у вас в стране во многом продукт таких работ. Однако многие процессы развились и продолжают развиваться в нежелательном направлении…
– Извините, что прерываю. Как понять в нежелательном?
– Вопрос очень правильный. Первичной целью разработанной тогда системы было уничтожение социалистического строя. Сегодня цель достигнута, но появились последствия, многие из которых с наших позиций негативны, а методики управления нет. Мы опасаемся получить еще худшую ситуацию, чем в период холодной войны.
– Худшая, лучшая… По отношению к чему? Я как раз с этого и начал. Каковы критерии?
– Критерии есть. Они, правда, очень многофакторны, но в целом мы хотим видеть Россию демократической страной с прозрачной самостоятельной экономикой. Демократия, конечно, понятие неоднозначное. Из этого следует главный критерий – подобие принципов социальной организации. Мир должен перестать антогонизировать…
– Всех под одну гребенку американской и европейской «демократии»?
– Если хотите в таких терминах, то – да.
– Свобода, равенство… Добавьте еще и братство. Чем не большевистский социализм? Равенство вообще утопия. Никогда тупой и беспомощный бездельник не будет иметь одинаковые возможности с умным и трудолюбивым… А руководители? При демократии их выбирают преимущественно дураки, которых в любом обществе большинство. Мы в перестройку это делали. Чем кончилось? В моем институте директором стал недоучка, но горлопан. Он все завалил, а потом от перенапряжения во цвете лет помер.
– Вы берете термин в его подлинном значении. Мы понимаем его как набор ценностей. Причем здесь нет догмы. Это постоянно меняющаяся система. Это непрестанное стремление к свободе личности и поддержанию социального равновесия. Мы готовы этому содействовать и финансово, и технологически, и политически. Соответствующие ресурсы имеются, но их надо оптимально использовать. Вот эта задача и лежит на мне, как следствие и на вас. Добавлю, что уверен в позитивности таких действий для России. Любой другой путь – тупиковый. Вернее, приводящий страну к тоталитаризму и упадку производственных сил и отношений. В наш век бурного развития всех сторон жизни такой тормоз неминуемо загонит народ в нищету, а страну раздробит на мелкие части, как это уже случалось в вашей истории.
