Ознакомительная версия.
Про него ходили легенды – одна занимательнее другой. Знающие Мирчу уверяли, что он патологически падок на женскую красоту, устраивает оргии в банях и ездит в круизы по тёплым морям на собственной яхте, да ещё приходится роднёй кому-то из партийного начальства республики. Вина за его столом лились рекой, икру ели ложками. Сашу потчевали клубникой со сливками, ананасами и особенным, розово-прозрачным виноградом. Но на сыне гения природа, как водится, отдохнула. Прыщавый и неряшливый Филат только и делал, что позорил отца перед всем честным народом. Дошёл даже на того, что отрубил себе фалангу пальца, надел на него золотой напёрсток и цепочкой прикрепил его к запястью.
Мирча откровенно желал получить свободный доступ к Лесе, и поэтому буквально с плёткой в руках заставил отпрыска сделать красотке предложение. Директор таксопарка Шульга согласился, уговорил дочку, и счастливые отцы отгрохали запредельно пышную свадьбу – сразу же после Лесиного выпускного вечера. Но воспользоваться шансом Мирча не успел – через месяц молодые развелись. Филат оказался гомосексуалистом и согласился на брак только для того, чтобы напакостить бросившему его партнёру.
Саша уже в третий раз взяла с подноса у стюардессы стаканчик с минеральной водой, но болезненная жажда не проходила. Внизу, освещённая прощальными лучами солнца, под кисеёй перистых облаков, летела земля, а в лиловой вышине над самолётом радостно перемигивались звёзды. Саша старалась не думать о том, что её ожидает дома, и, чтобы отвлечься, вспоминала Филата, своего первого мужа.
Развод его совершенно не опечалил. Ведь хитрость удалась, и любовник вернулся весь в слезах. Суровый папаша, правда, повторно загнал наследника под венец, но в первую же ночь Филат едва не придушил новобрачную за нежелание заняться оральным и анальным сексом. Следы Грицая-младшего затерялись в Арабских Эмиратах, где он был арестован за попытку склонить к сожительству местного юношу. Мирча ничем не смог помочь сыну, сильно расстроился и получил обширный инфаркт, после чего прожил совсем недолго.
Во время посадки Саша размышляла, стоит ли выходить на лётное поле в домашних тапочках, и решила, что так будет лучше всего. Лишь бы не соскочили, не потерялись в давке, иначе придётся топать босиком. Осторожно семеня и ойкая. Саша поискала подходящую машину, но не нашла, и села в пассажирскую «Газель», на последнее свободное место. Эти рейсы считались самыми безопасными – на них ещё не случалось ни одного грабежа.
Когда ехали в Москву, из-за леса выплыла огромная полная луна ржавого цвета – такого чуда Саша ещё никогда не видела. Душа устала бояться и надеяться, в ней жило одно лишь безграничное удивление. Только что бежала по Невскому, ставила свечки в соборе на Литейном, и вот, пожалуйста, едет домой. Что самое смешное – в шлёпанцах!..
У метро Саша всё же поймала частника и очень быстро оказалась на Осенней улице, около точечного дома; там она и попросила остановить «восьмёрку». Вылезла у ворот платной автостоянки, где часто оставляла свою машину, кивнула знакомому охраннику, оберегающему дальние подступы к соседнему, министерскому дому тигровой окраски – с белыми и коричневыми полосами. Милиции в этом районе много, так что не страшно девчонок отпускать покататься на роликах даже вечером. Алла с Настей и сейчас выделывали пируэты на детской горке, заодно прогуливая своих собак.
Они и ещё три девушки занимались роллер-спортом с таким увлечением, что не заметили ни «восьмёрки», ни Саши. Та, сгорая от нетерпения, бочком пробралась в калитку и побежала по песку к подъезду. Ей не хотелось появляться перед девчонками в таком смешном виде, а дома полно и обуви на любой вкус.
Саша не представляла, чтобы узнавшая о несчастье с отцом Аллочка смогла бы спокойно кататься на роликах и хохотать. Значит, всё в порядке. Или Артёма ещё нет дома, или он там, но с улицы не видны окна всех трёх комнат – есть ли в них свет. Надо будет спросить консьержку и охранника – кто-то из них должен был заметить Артёма, когда тот возвращался со службы.
Саша открыла кодовый замок, вошла в холл, зажмурилась от яркого света и облегчённо вздохнула. Консьержка Нина Васильевна, разматывая клубок, радостно заулыбалась – значит, и она ничего плохого не знала. Охранник Алик вскочил с диванчика и поклонился.
– Здравствуйте, Александра Александровна! С приездом вас! – Нина Васильевна засверкала золотыми зубами. – Благополучно добрались?
– Да, всё в порядке. – Саша старалась заслонить саквояжем тапки.
Чугунные решётки на окнах, белоснежный тюль, ковры, картины – как всё мило, знакомо, спокойно. Ей бы такую работёнку – сидеть на мягком диванчике, вязать или смотреть «видак»!..
– А вы Артёма Михайловича случайно не видели сегодня? Я из Питера не могла до него дозвониться.
– Как же! Мы с Аликом оба его видели! – Нина Васильевна зачастила, как пулемёт, стараясь угодить уважаемой жиличке. – Утречком, часиков в девять, он уехал на службу. Машину со стоянки вывел свою и поехал. Задумчивый какой-то был, неприветливый, только кивнул мне и прошёл. Галстук небрежно повязал и вроде даже не побрился.
– Ну-ну, дальше! – Саша прижала руку к сердцу, немного потёрла.
– Потом вернулся – это около часа дня было. На нас опять даже и не взглянул. Себя в порядок так и не привёл, даже ещё неряшливее выглядел. Бормотал что-то себе под нос. Сам лифт вызывал…
– Я звонила около часа в первый раз. Значит, он трубку не брал. – Саша хотела сразу же бежать к лифту, но ноги её не слушались.
– Может, и не брал. Он, извините уж, словно спятил. – Консьержка любовно одёрнула свой изумрудно-зелёный форменный халатик.
– Сейчас он тоже дома, – пожёвывая резинку, вмешался Алик. – Где-то в половине шестого вечера он снова куда-то отъезжал. Пока его не было, вернулась ваша дочка. Вернее, они с Настей Молчановой вместе были. Очень быстро спустились выгуливать собак. В восемь Артём Михайлович пришёл. Был одет как-то странно – чуть ли не в пижаму. И поднялся на лифте… А Алла гуляет до сих пор.
– Да, я видела. Сейчас к себе пойду.
Саша ничего не понимала, но в то же время старалась объяснить всё сложной обстановкой как в фирме, так и на валютной бирже. Контракты срываются, из-за этого все нервные, и Артём в дом числе – как директор…
– Я вас провожу до квартиры! – вызвался одуревший от скуки Алик.
– Будьте любезны. – Саша отдала ему саквояж.
В кабине лифта она поскребла подошвы о шершавый коврик. Не верилось, что всё уже позади, и родной порог близок. Бесшумный лифт мягко остановился на десятом этаже. Саша спокойно, как всегда, направилась к двери общего с Молчановыми коридора, достала ключи. Замок щёлкнул, и они с Аликом прошли дальше. У двери Молчановых не задержались – навестить соседей и узнать, как там дела, Саша решила попозже.
– Спасибо, Алик, вы мне очень помогли. Дальше я сама!
Саша еле дождалась, когда охранник уйдёт, и дрожащей рукой сунула ключ в скважину. Она ворвалась в переднюю, швырнула вещи на мягкий кожаный диван, через гостиную пробежала в спальню, втягивая носом воздух. В квартире пахло чем-то чужим, противным – так здесь не пахло никогда. И только на пороге ярко освещённой спальни она поняла, что воняет порохом.
Значит, только что в их уютном гнёздышке, в ухоженной современной квартире на режимной Осенней улице грянул выстрел. Вернее, нет, не грянул – ведь звук Артём приглушил подушкой. Она опоздала. Опоздала на несколько минут. День Артём пережил, почти пережил и вечер. Нажал на спусковой крючок совсем недавно, раз запах горелого пороха не выветрился, а кровь на заросшей, неожиданно дряблой щеке не засохла.
Артём лежал на боку, лицом к Сашиному туалетному столику, поджав колени к животу. На ковре валялся пистолет Макарова, который муж всегда держал в сейфе. После того, как в позапрошлом году на фирму наехали бандиты, Артём добился для себя и своих сотрудников разрешения носить оружие. Потом всё как-то образовалось, но пистолет Артём на всякий случай держал дома. И вот применил, позаботившись о том, чтобы выстрела не услышали соседи. Когда они покупали прелестный гарнитур «Агата» для спальни в новой квартире, даже представить себе не могли, что не ложем любви станет широкая кровать, а смертным одром.
Саша сняла шляпу, стряхнула тапки с ног, по затканному цветами ковру подошла к своей тумбочке, взяла засунутый под ночник листок бумаги. Сначала она обратила внимание на нарисованный крест, под которым прыгали неровные строчки. Она села на краешек постели, удивляясь собственному спокойствию. Да, она была готова – ведь знала, что такое может случиться.
«Никого не вините, я сам решил поступить так, потому что стал опасен для вас. Без меня тебе и дочери будет спокойнее. Я очень любил тебя, Леся. Помни всегда об этом, что бы тебе ни довелось обо мне узнать». И подпись, число, даже время – как обычно.
Ознакомительная версия.
