Ознакомительная версия.
Тем временем женщина вилами надергала из стога сено. Схватила вёдра и скрывается с ними, то под навесом, то в подвале. На полчаса двор пустеет.
Затем из подземного гаража выкатывается лакированная «девятка». В неё величаво садится дама в элегантном кожаном пальто, с высокой прической. Трудно узнать в ней ту мечущуюся женщину с испачканными в навозе ногами.
– Молодцы, люблю, – уважительно говорит Люда, сама очень домовитая и чистоплотная. – А то есть такие: до полудня дрыхнут, а потом шипят, соседи, мол, с ног до головы в золоте ходят.
Окна заменяют нам телевизор. Одно выходит во двор перед роддомом. Наблюдаем, как многочисленное местное семейство на нескольких машинах почтительно встречает молодую женщину с младенцем.
– Вот приедет она домой, – комментирует кто-то, – и всё почтение к мамочке ку-ку. Разом впряжётся в обыденные дела, а их без неё накопился воз и маленькая тележка. Никаких нежностей, никаких поблажек. Врачи говорят, что молодой матери нужно больше отдыхать, спать. Как бы не так.
Дом должен быть в чистоте, скотина ухоженная. Муж обстиран-накормлен – ублажён. А как ты с ребёнком управляешься и спишь по десять минут, привалившись в сарае к боку коровы, – это никого не касается. Для местных мамочек неделя после родов – величайший подарок судьбы. Отсыпаются за всю жизнь. Своими ушами слышала, как одна уговаривала врача подольше не выписывать…
К нам кладут высокую худощавую кабардинку Мадину. Она из Нальчика, ждёт первенца. Приехала погостить к тётке, упала. Начали отходить воды, а срок всего пять месяцев. Привезли в неотложке.
Шансов спасти ребенка почти никаких. Но врачи надеются, запретили ей вставать. Мы кормим её, следим за капельницей, выносим судно. Мадина в сотый раз рассказывает, как у нее на лестнице закружилась голова… Очнулась на земле.
– Сглазили, – уверенно заключает Люда. – Сглазили тебя, девушка, ясно, как день. От сглаза нужно лицо вот так три раза обмахнуть тыльной стороной ладони, будто пот утираешь. Подолом с исподу – тоже помогает. Хорошо шесть булавок в кофту втыкать кверху головками. Или в кармане носить зеркальце – блестящей стороной наружу.
– Вот так или вот так лучше? – мусульманка Мадина, с недоверчивой улыбкой, шаловливо воспроизводит эти чисто русские способы уберечься от порчи. Потом испуганно отмахивается, закрывает глаза и шепчет. Наверно, просит прощения у Аллаха за шалость.
Наши койки стоят рядом, и мы с ней часто шепчемся. Она спрашивает, видела ли я когда-либо кавказские свадьбы?
– Ай, если бы только это видела. Гул, стон до неба стоит. Вот ты стояла рядом… – она с трудом подыскивает сравнение, – рядом с несущимся грузовым поездом? Страшно, да, земля качается? Вот и здесь так. Земля трясется от могучего топота мужских ног, а ведь обуты они в мягкие сапоги без каблуков. Мужчины пляшут неистово, по многу часов. Иногда сутки подряд, а никто из них не пьян. Дрожь берет тех, кто видит эту пляску. Ай, если бы ты видела наши свадьбы!
А у Мадины дела все хуже. Её кладут в отдельную палату. Ставят стимулирующую капельницу: она будет рожать. Так получилось, что мы с Мадиной сошлись ближе всех: она приезжая, я тоже. И она умоляюще стискивает мне руку своей смуглой сухой горячей рукой. Она так боится остаться одна! Честно говоря, я сама трясусь, как овечий хвост. Мне никогда не приходилось присутствовать при этом. Мадина начинает кричать: «Больно!» Входят врачи и, слава богу, прогоняют меня.
…– Ой, да не вечер, да не вечер, – уютно мурлычет Люда, копошась в тумбочке. Выкладывает свои вещи: завтра её выписывают.
– Люда, пой громче!
– … Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
На Людин приятный голос заглянула женщина в больничном халате, присела на краешек Ленкиной койки. Перевязанные пуховыми шалями черкешенки встали в дверях, сложив руки под грудью. Лица непроницаемые, задумчивые.
– Будто конь мой вороной
Разыгрался, расплясался…
И вот уже знакомый мотив подхватила вся палата. Песня разбивается на несколько голосов: низкие грудные и высокие серебряные. Рвётся из палаты, становится слаженной, набирает вольность и трагическую силу.
– Ой, налетели ветры злые…
Всё еще впереди. Злые ветры, раздувшие пожар внутри страны, раздел Союза. Взрывы жилых домов в Буйнакске и Волгодонске, захват родильного дома в Будённовске. Теракты, пущенные под откос пассажирские поезда, призывы к великой священной войне…
Ничего этого пока нет. Разрумянившиеся, с блестящими глазами, мы переглядываемся, невольно улыбаясь друг другу, звонко, беззаботно выводим:
– Ой, да сорвали чёрну шапку
С моей буйной головы…
ВЗДОРНАЯ ГРАЖДАНКА ЛАВРИК
«…Хирург Н. давно на пенсии, но продолжает практиковать. Вымотанный после нескольких ночных экстренных операций, под утро с чистой душой и праведным сердцем пригубил напёрсточек спирта – а может, и чуть больше напёрстка: история умалчивает. Прикорнул в ординаторской на заботливо застелённой кушетке, накинул простынку – и забылся глубоким сном. Настолько глубоким, что не слышал, как над ним, хихикая, трудились в шесть рук негодницы сестрички (и несколько часов на ногах в операционной им нипочём), добросовестно смётывая простыню с простынёй. Так что заслуженный хирург через полчаса напоминал то ли туго спеленатого младенца, то ли туриста в спальном мешке, то ли мумию египетскую.
Затем сёстры на цыпочках удалились только затем, чтобы тут же в панике вбежать и прокричать об очередной срочной операции. Отчаянное барахтанье и дёрганье привели лишь к тому, что большой белый кокон упал с кушетки и, извиваясь и крутясь, покатился по полу. Использовалась ли хирургом, в тщетных попытках освободиться, ненормативная лексика, и какая именно – история также умалчивает.
…В травматологию нянечкой устроилась девица: по-деревенски свежая, крепкая, пухленькая. Наглядевшись на томных городских, изнурённых диетами девиц, вознамерилась, во что бы то ни стало худеть, но при её здоровых аппетитах, да на больничных кашах это никак не удавалось. И до того она достала всех своим нытьём, что сердобольный медбрат-студент посоветовал новенькой единственное и самое лучшее в мире средство для похудения: принять внутрь стакан, а лучше два, магнезии. И час, а лучше два, ничего больше в рот не брать.
«Только никому не говори, а то врачихи тоже худеть захотят, а магнезия – дефицит и т. д.» Стоит ли говорить, что после боевого крещения бедняжка весь день навещала место, куда царь пешком ходит – не ходила, а летала, как на крыльях… O sancta simplicitas!»
Вспомнишь, как всё происходило – обхохочешься. А на бумаге выходит совсем не смешно. Честное слово, легче съездить на сорок вызовов и обслужить трудных пациенток вроде гражданки Лаврик – она в поликлинике уже лицо нарицательное. Юра, фельдшер скорой помощи, с ней пока не сталкивался, но, по слухам, коллеги опасаются её больше террористки.
Юра с досадой взъерошил вихры (как ни стригись, всё равно получается мальчишка), застыл над клавиатурой в скорбной позе Мыслителя. Впереди первое апреля, у них к этому дню готовится непременный капустник. Врачи ценят хорошую шутку – чувство юмора у них передаётся при вручении диплома, как весёлый неугомонный микроб. Ну а доля профессионального цинизма придаёт юмору мрачноватый шарм.
У кого-то на пышных бан?кетах и вечеринках за казённый счет столы ломятся от ананасов в шам?панском и тазиков с икрой. А вот никогда и нигде не бывает такого бурного, искреннего весе?лья, как на скромных складчинах у врачей.
Где ещё толстяки, чей вес зашкаливает за центнер (неважно, главврач ты, патологоанатом или шофер неотложки), без комплек?сов влезают в коротенькие марлевые пачки и наяривают танец маленьких лебе?дей, грациозно выгнув шейки, стыдливо опустив глазки, семеня и перебирая на прогибающихся половицах сцены волосатыми бугристыми ногами? При этом сохраняют не?возмутимое выражение лиц, тогда как зал стонет от смеха.
Или, подражая астролога, кроткими заунывными голосами вещают: «В пятницу звёзды и покровитель?ственные планеты насто?ятельно не советуют Ве-сам и Близнецам выходить на улицу ввиду расстройств желудочно-кишеч?ного тракта, выражающихся в неукротимом поно?се…»
Юре поручено издать первоапрельскую стенгазету с карикатурами, шаржами и больничными байками. Супруга Лена, проходя мимо, приобняла Юру, потрепала по вихрам, заглянула через плечо в экран.
– Мой случай в аптеке опиши…
Лена – гинеколог-специалист по УЗИ. В работе она использует известные резиновые изделия, обычно их доставляют со склада. А тут вышла заминка, пришлось самой бежать в аптеку.
И вот это миниатюрное созда?ние, в больших профессорских очочках, при?кладывает пальчик к губам, возводит очи горе и вслух у витрины рассеянно рассуждает: «Так, штучек сорок пять мне на неделю хватит? Нет, пожалуй, возьму на всякий случай шестьдесят…»
Ознакомительная версия.
