Ознакомительная версия.
Она погладила его по руке – руку он отдернул. Попрощаться с матерью не пожелал, а в кафе – помянуть – пошел. Ел жадно и много. Елена поняла – недоедает. Дала ему денег. Он взял, не поблагодарив.
– Можно тебя проведывать? – спросила она.
– Ни к чему, – буркнул он и пошел к метро.
Одинокий и несчастный мальчишка. Жалко до слез. Впрочем, всех жалко. Никто и ничего не выиграл, все проиграли.
И еще поняла – просто с парнем не будет. Такое вот наследство – в придачу к квартире. Или – наоборот?
Из общежития долго не съезжала – было как-то не по себе. Подругам ничего не рассказывала, не хотелось досужих разговоров и зависти. Потом, когда собралась, сказала, что будет жить у дальней родни, выдумала какую-то тетку.
Первую ночь на новом месте не спалось. Зажгла везде свет и бродила по комнатам. С рассветом принялась за уборку. Вещи Надежды, пару костюмов отца, Мишины игрушки сложила в отцовский кабинет – пусть распоряжается он.
С Борисом встретились, как обычно, на Кузнецком, и Елена пригласила его в гости.
На пороге квартиры он опешил.
– Ну ты и скрытница, Ленка! – И даже слегка обиделся: – Не поделилась.
Остался на ночь. И больше не ушел.
Через пару дней Яшка привез его вещи – пару рубашек, сменные брюки, китайский плащ – подарок Софки, одеколон «Шипр» и связку книг.
Началась семейная жизнь. Новая семейная жизнь. Ну или почти семейная. В загс они не спешили. Вернее, не спешила Елена.
Расписались через полтора года, когда Елена была беременна Иркой. Их первым ребенком.
* * *
Всю жизнь, всю дальнейшую жизнь она помнила слова Надежды – про то, что каждый платит по счетам.
Оправдывала себя – не хотела уводить его из семьи, ей-богу, и мыслей таких не было! Это была правда. А ведь увела! И это тоже была правда.
А расплаты боялась всю жизнь. Когда поняла все про Ирку, подумала: вот, началось. Пункт первый.
А после рождения Никоши совсем стало плохо. Это был пункт второй.
Может, последний? Хватит?
А потом умерла Машка. И это было уже слишком.
* * *
По воскресеньям Елена гнала мужа в «ту семью». Заранее покупала девочке подарки – игрушки и сладкое. Совала сэкономленную пятерку – положи незаметно, обязательно положи.
Со свекровью познакомилась в роддоме, когда забирали Ирку.
Сухой кивок головы, никаких разговоров. Когда та взглянула на девочку – не по-младенчески хорошенькую, кстати, – Елена поняла: для Елизаветы Семеновны существует одна внучка – Машка. И других ей не надо.
Не обиделась, но осадок остался. И еще – непонимание: при чем тут дети?
Борис с удивлением наблюдал, как его мать, ставшая с возрастом человеком сухим, сдержанным и неласковым, сюсюкает с внучкой. Машка отлично этим пользовалась и крутила бабкой, как хотела.
И еще понял – мать до смерти боится, что Гаяне заберет Машку и уедет в Баку.
Несколько раз попытки были. Но пока она умудрялась ее отговорить.
Научила ее печатать на машинке, и Гаяне оказалась способной ученицей – скоро стала неплохо зарабатывать.
Жили довольно сносно – у каждой своя комната, денег хватало. Машка в сад не ходит – Гаяне работает на дому и ведет хозяйство.
Когда бывший муж приходил к ребенку, они со свекровью из дома уходили – в кино или просто прогуляться.
В окно он видел, как они идут под руку и мать поправляет на Гаяне платок или одергивает жакет.
– Идиллия просто! – усмехался он, вспоминая, как мать приняла Гаяне вначале. Как отказывалась с ней разговаривать, что шептала своим приятельницам по телефону, прикрыв трубку рукой, с каким презрением, недоверчивостью и сарказмом отнеслась к невестке, как крутила пальцем у виска, укоризненно глядя на непутевого и бестолкового сына.
И – нате вам! Впрочем, жалость – главное материнское качество. Сирых и убогих она жалела всегда – глубоко, яростно, от души.
Здесь – точно жалость. Вряд ли любовь. Хотя кто их, женщин, поймет!
И еще ощутил укол ревности. И – обиду. С ним она была по-прежнему суха. Не простила.
* * *
Яшка, смущаясь и лепеча что-то невразумительное, пригласил на свадьбу.
Вот это новость!
Борис рассмеялся:
– И тебя, убежденного холостяка и бурундука, затащили под венец!
Яшка оправдывался:
– Да уж, случилось.
Свадьба была пышной – тут уж постарались Яшкины родители от души. Родни много, знакомых море. Яшка – единственный сын. Да и денег в семье никто не считал – тетя Рива, Яшкина мать, работала маникюршей в «Красном маке» – популярное у московских модниц место.
Отец, Ефим Самойлович, трудился на торговой ниве – директор большого универмага. И ниву эту обрабатывал, надо сказать, успешно.
Свадьбу справляли в «Арагви». У подъезда на улице Горького останавливались «Волги» и «Победы». Из них появлялись объемные мужчины с не менее объемными спутницами. Шелковые платья, меховые горжетки, блеск украшений – все это было в избытке.
Тетя Рива и Ефим Самойлович встречали солидных гостей на улице. Принимали тяжелые картонные коробки с сервизами, вазами, столовыми приборами и постельным бельем. Конверты с деньгами шустрая Рива, оглянувшись по сторонам, прятала в лаковую, с бантом, сумочку.
Яшка, в нелепом костюме и ярком галстуке, жался сбоку, у стенки. Рядом с ним стояла невеста – в белоснежном платье выше колен и с живой белой розой в темных волосах.
Невеста смотрела на все, иронично усмехаясь. Губы у нее были полные, ярко накрашенные, очень красивые.
Впрочем, красивы у молодой были не только губы. Красивой – бесспорно, сомнению не подлежит, критике тоже – она была вся. С головы до ног.
Тоненькая, очень стройная и ладная, кудрявая, с огромными зелеными, как яркий малахит, глазами, изящным, аристократическим носом и темными, вразлет, бровями.
Хороша она была так, что важные гости мужского пола замирали и открывали полные золотых коронок рты.
Одному такому впавшему в ступор наглая молодая велела: «Отомри!»
Кто-то рассмеялся, в том числе и жених. А кто-то растерянно посмотрел на соседа и не понял, как реагировать на подобное хамство.
Среди вторых была, разумеется, и будущая свекровь – тетя Рива. Для молодой – Рива Марковна.
Рива Марковна, подхватив пару подружек, уединилась и принялась сетовать на «идиота Яшку» и новоявленную родственницу.
Подруги горячо ее поддержали.
Мало того, что нахалка, так еще и нищенка! Сирота, принятая сердобольной родней. Правда, и родня эта…
Тетя Рива тяжело вздыхала и утирала скупую слезу.
И родня эта – врагу не пожелаешь. Голь перекатная. Живут в бараке в одной комнатухе, пьют чай с сухарями. Тетка – инвалид, дядька – сапожник и пьяница. Породнились, нечего сказать! Привел сыночек в дом, осчастливил!
– Зато красавица! – пискнула одна из товарок.
Рива Марковна вспыхнула благородным огнем негодования – вот это-то и плохо! Поди знай, что ей в голову придет! Знаем мы этих…
Подружки яростно закивали.
Что правда, то правда. Знаем мы «этих» – красивых и нищих. И вдобавок наглых.
И Риву Марковну все пожалели. Искренне ли – вот в чем вопрос?
Невеста, закурив сигарету, подошла к Елене.
– Как тебе? – спросила она, кивнув подбородком на гостей. – Зоопарк, не иначе! – Она засмеялась.
Елена, опешив от откровения и обращения на «ты», пожала плечами:
– Что поделаешь, люди на свете разные. И потом, не с ними жить, а с Яшкой. А он, Яшка, замечательный! И друг, кстати, тоже! Они с Борисом со школьной скамьи. Всю жизнь неразлейвода!
– Это ладно, про «неразлей», а как мне с этими уживаться? – Невеста кивнула на разгоряченную событиями и хлопотами свекровь и свекра, важно беседующего с такими же тузами.
– У любого мужа есть родственники, – улыбнулась Елена. – Приложение, так сказать. И эти, поверьте, не худшие.
– Сомневаюсь. – Невеста затушила бычок в тарелке. А потом улыбнулась: – Ничего, справимся, опыт имеется! Не съедят! Поперхнутся!
Елена вздрогнула от таких откровений. Что поперхнутся – точно. Да просто подавятся. Елена не сомневалась ни минуты.
Только вот про то, что подавится Яшка, думать не хотелось. А мысли такие были.
Свадьба веселилась, пела и плясала – и сытно ела, и много пила, и шумно плясала.
Всем было весело. Грустили четверо – Елена с Борисом, невеста и, собственно, сам жених. Вот интересно, он-то почему?
Ну и, разумеется, Рива Марковна. Правда, недолго и временами – отвлекаясь на тосты, танцы, разговоры с подружками и распри с официантами.
В целом все прошло нормально, если можно так выразиться. Без эксцессов. Уже хорошо.
Из ресторана вышли за полночь. Сели в скверике, и Елена положила голову на плечо Бориса – устала, да и, конечно, объелась:
– Вкусно ведь, да?
– Да, вкусно, – задумчиво проговорил Борис. – Но тревожно как-то. Неясны мотивы – как жениха, так и невесты. Впрочем, с женихом проще…
Домой пошли пешком. Денег совсем не было – до зарплаты четыре дня. Начали вспоминать, что есть в «закромах родины». Оказалось – совсем неплохо: банка зеленого горошка, банка сардин и банка соленых ельцовских грибов. И еще картошка, зеленый лук и огурцы, тоже с ельцовского огорода. Совсем развеселились – проживем! Да и еще как! Роскошно!
Ознакомительная версия.
