Ознакомительная версия.
Я вышла из квартиры и швырнула ключи от нее так далеко, как только видела сама. Подумала несколько секунд, достав сотовый из кармана, а потом зашвырнула его туда же. Села в такси, не обращая внимание на вытянувшееся лицо таксиста. Назвала адрес и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Такие, как Руслан, не меняются. Бабники не становятся святыми, как бы мы в это ни хотели верить. И это не просто измена. Нет. Это высший уровень лжи, высший пилотаж, виртуозный обман. Самое ужасное, что я его не осуждала. Я понимала, что это верный поступок. Он должен думать о себе прежде всего, а не обо мне. О женщине, с которой лет через десять будет стыдно выйти на улицу.
Я настолько погрузилась в свои мысли, что даже не увидела, что за мной следят. Это потом я пойму, что слишком наивно было предположить, что все, что меня связывает с Русланом, – это сим-карточка в новом телефоне. Такие, как он, контролируют намного больше, чем кажется на первый взгляд.
Я поднялась в номер, сбросив пальто, села на пол у стены, не раздеваясь. Где-то глубоко в душе я понимала, что ожидала этого. Чего-нибудь – подвоха, обмана. Я так и не поверила в это счастье до конца. Потому что какая-то часть меня шептала внутри: «А ведь ты знала, что так может быть. Ты знала, на что он способен, знала, что сказок не бывает, и повелась. Как дура. Как идиотка. Ну, как тебе сейчас? Ты живая? Сдохнуть не хочешь?»
Нет, сдохнуть не хочу. У меня есть дети. Я просто права не имею сдыхать. Я даже не имею права приехать к ним в том состоянии, в котором нахожусь сейчас. А потом? Что я скажу им потом? А маме?
Я должна буду вернуться и, забрав детей, уйти от Руслана. Возможно, даже приехать сюда. У мамы осталась квартира, жить есть где, да и у меня кое-какие сбережения.
В такой момент вся жизнь вдруг кажется бесполезной. Словно обманула сама себя, и все, что сделала, вдруг обнулилось. Развод, нервотрепки, эмиграция, отправка Вани к Сереже раз в месяц. Все эти фитнес-клубы, маски для лица, визажисты. Стремление выглядеть моложе. Смешно до истерики.
Говорят, в каждых отношениях кто-то из двоих любит больше. Это закон жизни. Какой бы ни была безумной любовь, всегда есть тот, кто после неё соберется, будет жить дальше, а есть тот, от кого останется только пепел. Или тот, кто через время начнет остывать, а другой все еще полыхает, как факел, и холодность второго – как ожоги азотом. Или тот, кому станет скучно, и он захочет новых свершений, горизонтов, сексуального разнообразия, а другой рефлексирует на месте. Зациклен на своей любви и не замечает, что чувств-то, по сути, уже и не осталось. Все двигается по инерции и скоро встанет, как часы, в которых села батарейка.
Я не изменилась, я уже в том возрасте, когда не меняются внутренне, только внешне. Я останусь сама собой. А он меняется. И этого следовало ожидать от разницы в десять лет.
Отставила тарелку в сторону, потянулась за сигаретами дрожащими пальцами.
Одного только не понимаю – зачем мы нужны ему? Жил бы себе с женой. Зачем было играть эти ненужные роли? Так отвратительно лгать.
В дверь номера постучали, я поднялась с пола и пошла к двери, открыла и, тяжело вздохнув, посмотрела на Руслана. Этого следовало ожидать. Пропустила его в номер и закрыла дверь. Сегодня или через неделю. Нам бы пришлось поговорить. Пусть будет сегодня. Так даже лучше… А вот смотреть на него больно. Смотреть и думать о том, как давно прикасался к ней. Что говорил? Когда ушел от неё и пришел ко мне? Именно поэтому не остался со мной вчера на ночь?
Руслан осмотрел номер, потом поднял с пола мое пальто и протянул мне.
– Почему не заказала номер покруче этого гадючника? Кредитку потеряла? Одевайся – мы уходим. Я уже за все заплатил.
Я усмехнулась, не обращая внимания на его протянутую ко мне руку.
– Уходим? Неужели?
Отошла к столу, откупорила бутылку с вином, налила себе в бокал, но Руслан отобрал и выпил сам залпом, глядя мне в глаза. Иногда за какие-то часы человек вдруг становится совсем не близким. Вот так по щелчку пальцев внутри что-то перегорает. Между нами выстроились слои отчуждения, как стены. Вот еще вчера я могла протянуть руку и погладить его по щеке, а уже сегодня я не могу даже прикоснуться к нему. Разочарование. Даже хуже, чем ревность и боль. Разочарование не в нем, а в себе. В том, что ошиблась.
– Мне все равно, что ты сейчас думаешь, Оксана. Для тебя же лучше поехать со мной. Завтра ты улетаешь в Валенсию.
Я расхохоталась ему в лицо. Какая самоуверенность.
– Конечно, тебе все равно. Я в этом даже не сомневалась. Ты ведь ТАК решил. Только я не твоя девочка-жена, которая заглядывает тебе в рот. Понятно? Дальше сидеть одной задницей на двух стульях не выйдет.
– Значит, сделала свои выводы?
– Никаких выводов, любимый. Зачем? Все и так понятно. Удивляюсь только твоей виртуозности. А она про нас знает?
Руслан смотрел мне в глаза долго, молча, и я чувствовала, что рванет очень скоро. Внутри уже нарастает шквальный ветер.
– Знает с самого начала.
– Как удобно, не правда ли? Есть такие женщины, которые ради тебя готовы мириться с другой. Только почему ты решил, что и я такая же? Давай, скажи мне: «Она ничего для меня не значит, это чисто бизнес, она хуже, чем ты». Давай.
Схватил меня под локоть и дернул к себе.
– Именно так, Оксана. Ничего не значит. Вообще ничего. Именно бизнес. Не хуже, а вообще никак. Не женился бы – не приехал бы к тебе, а отматывал десяточку в «строгаче».
– И я должна это проглотить?
– Не должна, но проглотишь, потому что тебе нельзя здесь оставаться. Ты обязана уехать!
– Аааа, – протянула я и выдернула руку, захотелось вцепиться ему в лицо. Захотелось что-то разбить, ударить. Причинить боль, – конечно, нельзя. Я мешаю тебе, да? Твоя жена нервничает, Руслан? Или все же она не знает обо мне? Не переживай – не узнает. Я не пойду к ней. Это слишком унизительно.
– Не усложняй сейчас. Все и так хреново, Оксана. Просто поверь, и все. Это не лучшее время, и тебе надо уехать отсюда.
– А когда будет лучшее? Руслан? Когда ты приедешь к нам – через пару месяцев? Когда порешаешь тут дела и натрахаешься со своей женой? Тогда будет лучшее время?
Я вцепилась в воротник его куртки и сильно тряхнула:
– Не переживай, я уеду. Только прилетать к нам не надо и выяснять ничего не надо. Все и так ясно! Настолько ясно, что ослепнуть можно. Это конец, Руслан. Без всяких выяснений. Конец! Я ясно выражаюсь?
Отпустила и подошла к столу, демонстративно взяла бутылку с вином и отпила из горла. Руслан выхватил ее и швырнул о стену, красные потеки растеклись по кремовым обоям, и осколки засверкали на полу.
– Какой, на хрен, конец? Это ты так сейчас решила? Сегодня?
Его глаза загорелись безумным блеском, но я была сейчас не в том состоянии, чтобы бояться.
Я пожала плечами и отошла к окну, доставая еще одну сигарету.
– Ничего пока не решила, кроме того, что никуда с тобой не поеду. А в Валенсию я сама вылечу, но лишь за тем, чтобы забрать детей.
– Забрать у кого, Оксана? У меня? То есть вот так все просто? Узнала, решила, забрала, ушла?
Я резко повернулась к нему:
– Не просто, Руслан! Это у тебя все просто: жена, любовница, две семьи, бизнес. А у меня все сложно! У меня двое детей и полная неизвестность завтра. Но лучше неизвестность без тебя, чем быть для тебя запасным аэродромом.
– Как легко у тебя получается уходить от мужиков. Во второй раз легче, да?
Я сама не поняла, как замахнулась, но он перехватил мою руку за запястье.
– Я никогда не думала, что пожалею о первом разе.
Стало больно. Обоим. Я даже увидела, как он поморщился и стиснул челюсти.
– Жалеешь, да? О чем ты еще жалеешь, а? О том, что живешь в Валенсии, а не где-то в зачуханной хрущевке? Или что ни в чем себе не отказываешь? О чем еще ты жалеешь? Соскучилась по нему? Нашла повод?
Руслан вдруг сгреб меня за шиворот и рванул к себе, сильно сжимая за плечи.
– Не от всех можно уйти, Оксана. Жаль, ты этого не поняла раньше, да? Так вот – сейчас ты поедешь вместе со мной, и мне насрать, хочешь ты этого или нет. Ты вылетишь в Валенсию завтра утром и никого и никуда не заберёшь. Ты будешь сидеть дома! Да! – процедил сквозь зубы. – В НАШЕМ доме, Оксана! И ждать, черт тебя раздери, пока я решу все проблемы и приеду к вам. И мы поговорим. Обо всем поговорим. Я расскажу тебе всё, но не здесь и не сейчас!
– Ты меня не удержишь насильно, – вцепилась в его руки, чувствуя, как внутри нарастает рев безумной ярости и слезы вот-вот хлынут из глаз, от его пальцев наверняка останутся синяки, – я не боюсь тебя и никогда не боялась.
Руслан наклонился к моему лицу и прорычал:
– И слава Богу, Оксана. Слава Богу, что не боялась. Не заставляй меня сделать так, чтобы ты испугалась.
Лешакову всегда нравилось контролировать каждую секунду своей жизни. Он любил расписывать наперед все свои планы, просчитывать шаги и точно знать, на какую почву ступает. Его пугала неизвестность. Он должен быть уверен в завтрашнем дне. Проклятый бешеный ублюдок спутал ему все карты. Не так должен был реагировать, по его мнению, Руслан. Леший недаром учился на психиатра в свое время, чтобы так ошибиться. Но разве не отошел он от дел, разве не завис со своей сучкой в Валенсии? Царь убеждал Лешакова в том, что Руслан больше не вмешивается в дела компании, даже жаловался, что, по сути, и оставить-то империю некому. Царев потерял хватку после перестрелки на вокзале, когда испугался за сына и понял, что ввязался в войну с кланом Нармузиновых. Ахмед и Камран очень опасные противники с иным менталитетом и моральными ценностями, понять логику их действий довольно проблематично. Лешаков решил эту проблему иначе, он работал на два фронта – и вашим, и нашим. Быть хорошим для всех – это всегда выгодно. При заварушке он якобы не при делах, но всегда прикроет любую из сторон, собирая вокруг себя своеобразных должников. Люди любят, когда кто-то живо принимает участие в их проблемах. Запутываются в благодарности, как в паутине, а Лешаков любил эту паутину вить. Как удобно было потом наказывать того, кто не оправдал ожидания Димы, не оценил его таланты, не отблагодарил должным образом, и наказывать руками более благодарного. Всего лишь жалобно поныть начальнику популярной газеты, дочь которого недавно отмазал от скандала с продажей наркотиков: «Вы знаете, я столько сделал для господина N, а он не оценил, я так уважал его, со всей душой, вот, как к вам, а он… тварь неблагодарная, меня так, и сяк, и пересяк… Да, очень опасный человек, очень. От него можно ожидать чего угодно. Надо наказать зазвездившегося. У нас свобода слова». И вот уже местные СМИ вовсю льют грязь на обидчика, а Лешаков с попкорном на диванчике наблюдает сам спектакль. Вроде и не при делах, и дерьма ушат вылил. А еще высший пилотаж – это обос***ому господину N позвонить и искренне посочувствовать. Правда, есть риск, что господин N вернет с три короба. Когда-то такое тоже было – отдача отшвырнула Димочку на обочину жизни, поперли его как-то с госслужбы, да еще и с позором, еле оклемался и сопли подтер, правда, быстро устроился в другое место, не менее тепленькое, а потом и свое дело открыл, а связи везде остались.
Ознакомительная версия.
