Ознакомительная версия.
Рим подготовил, все аргументы и направился напрямую к ректору. Он собирался, изложить суть конфликта высокому начальнику.
Ректор не принял его.
Тогда Рим решил прибегнуть к испытанному средству – погрузиться с головой в работу и позабыть о мелких дрязгах. Вновь, как и в бытность аспирантом, он пропадал в стационаре, теперь уже в собственном отделении.
Суд отложил слушание дела по причине нездоровья истца – банальный запой. Но в стране победившей демократии, любая причина нездоровья пострадавшего от психиатрических репрессий является почётной и уважаемой судом.
Невыездной Любимов принимал иностранных коллег у себя.
Плоды интенсивного труда не прошли даром. Ему уже предложили работу там, у них! Разумеется профессором, плюс лечебная нагрузка, плюс самое новейшее оборудование!
– Это невозможно, – неизменно отвечал Рим.
– Но почему же?
– Работа с вашими больными станет очень сложной! Тут не при чём языковой барьер! Дело в том, что сам принцип методики предполагает некую национальную особенность!
– Но ведь у нас получается!
– Правильно! Вы хорошо знаете своих соотечественников: их нравы, обычаи, верования!
– Понимаю! – усмехнулся Фриц. – Что для русского хорошо, то для немца – смерть!
– И наоборот! Вот скажите мне: человек, в генах которого запрограммирован определённый идеал, может понять другого – для которого этого идеала не существует?
– Имеешь в виду Моральный кодекс строителя коммунизма?
– И не только! А чем плох этот кодекс?
– Конечно, конечно! Натюрлих! В его основу легли заповеди Господни! Так, где разница между немецким и русским идеалом?
– А вы сравнивали вашего Фауста с нашим Вием?
– Несравнимо! У нас – мощь интеллекта, а у вас, извините, какой-то монстр!
– Вот в этом-то и дело!
– Я понял. Но ты знаешь нашего Фауста! А поэтому сможешь. Может, подумаешь?
– Может, – сказал Рим, – но никаких надежд!
– Никаких! – радостно согласился вербовщик.
То же и Сэм с Биллом.
– Если американцы такие поверхностные: знают всё, но помаленьку, тогда тебе ещё проще будет работать! Они прочли классиков в комиксах, но ты-то знаешь их досконально! Не легче ли?
– Нет.
– В Америке у тебя не будет никаких проблем! – аргументировали коллеги. – Собственный дом, работа, своя школа! Думай, Рим, думай!
– Думаю.
– Плохо думаешь! Ведь это так легко!
– Легко? Легко понять американскую мечту, но сложно принять её.
– А разве русский не хочет быть знаменитым и богатым?
– Хочет.
– В чём тогда проблема?
– В подходе. Если американцу хочется попирать луну ногами, то русскому гораздо приятнее ощущать себя частичкой этой самой Луны – но самой важной, благодаря которой и существует эта самая Луна!
– Вот видишь, Рим, ты прекрасно знаешь американцев!
– Пусть так, но внутреннего контакта с ними у меня, увы, не получится.
– Зато ты сможешь обучать наших специалистов! Они найдут контакт.
– Обучать их я могу и отсюда.
– И всё-таки, наше предложение остаётся в силе!
Да, настырности американцам не занимать!
Британский лорд так же посоветовал поразмыслить, но Рим отговорился тем, что абсолютно не понимает английского юмора.
Остальные коллеги предлагали создать в их странах школу психиатрии с нуля. Там нет никаких традиций, и работать станет гораздо проще! Пусть это третьи страны, но Любимов станет в любой из них Первым человеком!
Любимов последовательно отказывался.
Как это ни, странно, заморскипе коллеги не только не обиделись до глубины души, наоборот, выразили почтение доктору Любимову.
Только вот, профессор Васильчиков почему-то перестал его понимать. В Академии провели проверку на выживаемость знаний у студентов. Как-то так получилось, что самые худшие показатели, оказались в тех группах, с которыми когда-либо сталкивался доцент Любимов. В какой провёл четыре, в какой – три часа учебного времени. Профессор выдал акт для ознакомления.
– Но ведь это абсурд, Егор Степанович!
– Это показатели выживаемости знаний, – улыбнулся Васильчиков.
– Представляете, студенты не знают элементарного. Не могут отличить расстройство сознания от эмоциональной патологии.
– Я не вёл занятия в этих группах, только заменял основного преподавателя!
– Вы общались с этими студентами. Понимаете, доцент может за три часа дать столько знаний, сколько и за год не сумеют пять ассистентов.
– Мыслимо ли это?
– Звание, Рим Николаевич, обязывает.
– Что мне грозит по результатам этой проверки?
– Я сделал, всё что мог. Только выговор.
– Могло быть и хуже?
– Могло, – выдохнул профессор.
Рим попрощался и вышел вон. Чем профессора купила Дулина? А ведь не продается наш Васильчиков! Вероятно, тихой жизни захотел.
Не ставя в известность Любимова, Васильчиков докладывал ректору о деструктивных действиях лечпрофа ОКБ.
– Не обеляйте своего сотрудника! – строго указал ректор. – Он сам может постоять за себя! Он не просто доцент, а ещё и коммерческий деятель! Вот пусть занимается коммерцией – только приветствуем, однако, не в ущерб преподавательской деятельности! Прежде всего, он сотрудник Академии!
Васильчиков понял: станешь защищать своего сотрудника – получишь сам! А надо ли это? Весело ли будет сидеть на пенсии?
Полковник Кудрин встретился с судьёй. Старый друг усмехнулся.
– Ну что может такого быть? Сам говоришь: «Всё надуманно, иск липовый» – чего расстраиваться?
– Слушай, скажи прямо, тебе кто-то приказал?
– Родина приказала, – усмехнулся судья. – Заявление принято, следует разобраться. Слишком серьёзные обвинения.
– Психиатрические репрессии?
– Именно. Только за одну формулировку нас разнесут в пух и прах, если отклоним иск.
– Неужели ты не видишь, что всё организовала вредная бабёнка?
– Вредность уголовно ненаказуема.
– Я не понимаю, ты что? Хочешь прославиться?
– Именно этого я и не хочу! Поэтому разберёмся. Кстати, свидетели подали заявление на органы МВД: под давлением милиции они изменили показания, вот так.
– Ты лично будешь разбираться?
– Конечно. Уверен, всё обойдётся, в дальнейшую инстанцию дело не пройдёт.
– Но скандал будет!
– Будет, и только. А вообще, что тебе за интерес? Доказать возможность давления органов МВД невозможно: свидетели не были под стражей! Врач отделается небольшим ущербом – несколько тысяч штрафу, и только. Кто он тебе?
– Друг семьи моей дочери.
– Дружба – дело святое! Но стоит ли нам подставлять себя под удар? Мы не примем – заявление пойдёт дальше! Хочешь, чтобы делом занялась Москва?
– Но ведь одна Дулина всё мутит!
– И что? Мы кинемся с кулаками на бабу?
Действительно, это не к лицу мужчине вообще, а сотруднику органов, тем более. Кудрин с осознанием выполненного морального обязательства удалился.
Тем временем Евгения Евгеньевна готовила очередной, решающий удар.
Неожиданно для себя Карина Львовна довольно скоро, освоилась в чужой среде. Пришлось, конечно, заняться самообразованием – не без этого. Не смотря на профессорскую должность, студенты доставали её, как молоденькую ассистентку. Это не Россия, где профессора изредка увидишь на лекции и, если повезёт, на экзамене, тут один профессор не на тысячу, а на тридцать максимум студентов. Время занятия закончилось, а дотошные студенты всё засыпают вопросами, и пока не уяснят себе суть вопроса – не покидают аудиторию! Вот так! Они платят деньги – профессор нанят ими. Будь добр, отрабатывай! Карина Львовна приноровилась: выдавала материал так, чтобы доходило до самого тупого, а таковых тут не меньше чем в России, да и в мире вообще! Здесь нельзя рявкнуть:
– Иди, читай книжку!
Каждый студент знает, что читать книжку – удел профессора. Вот и читала Липутина. Прием малых доз транквилизаторов совершенно устранил приливы. Оказалось, что не так плох такой возраст: Карина Львовна чувствовала в себе массу сил и энергии, работала, как молодая сотрудница кафедры.
Не смотря на особенности обучения, вполне можно и сачкануть! Как законно официальным путём, так и не очень. Эвелина выбрала себе несколько предметов для обучения, от остальных отказалась вовсе. И никому никакого дела! Здесь никто не смотрит исподлобья, мол: «Где была во время лекции?» Можно сослаться на нездоровье или заняться самоподготовкой. И никто не станет требовать справки от врача. Все прекрасно знают: во сколько это обойдётся студенту.
В Штатах оказалось выгодно быть беременной. Пароль: «Прегнент»!
Великовозрастные юноши показывают на живот пальцем и глупо улыбаются, что не мешает им почти буквально носить на руках беременную. Если ты «прегнент», да ещё замужем – хорошо, но если девственница после двадцати лет – совсем замечательно! Эвелина вспомнила, как с тринадцати лет, покрывшись пунцовой краской, мямлила гинекологу что-то в оправдание. Как не знала, куда себя деть от стыда за свою девственность. До чего же неприятно было ощущать себя Белой вороной! Гинеколог Любовь Борисовна, и та, кажется, брезгливо сплюнула: «Вирго»! Девственница!
Ознакомительная версия.
