Ознакомительная версия.
– А оно мне надо? – Паша раскрыл рот от удивления.
– За это и люблю тебя, Бурой! За это и сделаю так, чтобы играл в "Житнике"!
– Опять операцию?
– Немцы сказали, бесполезно. Главное, зрение больше падать не будет.
– Давно сказали? Или ты им только что звонил?
– Дурак ты Паша! Конечно, после операции.
– Так ты что, никому не сказал? А если бы я от этого пустякового удара ослеп навсегда?
– Дурак ты, Паша, – вздохнул Гаврила Михайлович.
– Что как Попка заладил? Я это, не погляжу на твоё здоровье, разок да врежу!
– Не советую, Паша.
– Тогда объясни мне, дураку, почему ты ничего не сказал, хотя бы мне? И правда ли, что у меня в башке дыра? Что они, зашить не могли?
– Тебе поставили пластинку, никакой дыры нет. Это тренеру кто-то из доброжелателей шепнул такие страсти. А не сказал я потому, что тебе надо было сыграть за сборную хоть раз. Для того же выходного пособия. Ты получил увечье на игре в сборной, улавливаешь?
– Да понял я! Куркуль ты, Бухалыч!
– Играть будешь, не хуже прежнего. Придёт время, и в сборную возьмут. Маресьеву не сразу разрешили летать!
– А если я того, мяча не увижу?
– Ворота широкие, не промажешь! – усмехнулся Гаврила Михайлович.
– Харэ ржать над бедным инвалидом!
– Посиди тут, я скоро! – менеджер тормознул возле супермаркета возле выезда из Москвы.
– Минералки лучше возьми! А то я от их отравы, "Пепси, шмепси" совсем ослепну!
Гаврила Михайлович набрал лучшей водки, деликатесов и минералки по заказу Бурого.
Сутки ехали без разговоров. Паша больше спал, проснувшись, раздумывал над будущим. Оно казалось совсем не радужным. Даже если Бухалыч вышибет деньгу, как обещает.
– Играть-то как? – спросил он по приезду на базу "Житника".
Менеджер самостоятельно накрыл на стол, откупорил бутылки, включая любимую минералку для Паши.
– По второй, и начнём базарить! – сказал Гаврила Михайлович.
Говорили о том же самом. Только теперь подробнее.
– И всё же, – Паша мотнул головой после выпитой первой бутылки, – как я играть буду?
– Сюрприз, Паша! Закрой глаза!
– Бухалыч! Я-те что, ребёнок?
– А чего тогда капризничаешь? Не хочешь закрывать глаза, отвернись!
Паша не хотя опустил голову, глядя в салат.
– Вот оно! – щёлкнул пальцами главный менеджер.
Паша выпрямился, посмотрел на руки собутыльника. Бухалыч держал за дужку очки!
– Да ты офонарел, старый! – Паша аж поперхнулся.
– Ничего, ничего, – заботливо похлопывая по спине Пашу, приговаривал Гаврила, – в таких окулярах ты не то, что играть, плавать сможешь!
– Пластмассовые, что ли?
– Бери выше, суперплексиглаз! Гибкий и прочный. Ты можешь бить по мячу лицом, и ничего не лопнет!
– Скажи-ка, Гаврила, а ты случаем не в Германии их приобрёл?
– От тебя ничего не утаишь! И взял я, заметь, на минус три, четыре и шесть!
– Тебе так фашисты сказали?
– Возможные варианты, только и всего.
– Слышь, Бухалыч, а ты не еврей?
– К сожалению, нет.
– Тогда, шпион! – Паша пьяно расхохотался.
Гаврила Михайлович понял, что может попросту отравить непьющего парня. Поэтому он незаметно стал разбавлять рюмку товарища минералкой. Неискушённый в напитках Паша ничего не замечал, а к концу второй бутылки пил почти чистую минералку, морщась не по-детски.
Уложив парня спать, главный менеджер футбольного клуба "Житник" уселся за рабочий стол. Придвинул к себе телефон и принялся улаживать дела.
Волконский похоронил маму в собственном склепе, собственной часовни на собственном участке земли возле собственного дома, больше похожего на маленький дворец. Рядом он положил своего единственного сына. Больше у князя никого не осталось, если не считать жены калеки. Нина Петровна всё ещё не могла говорить и двигаться.
Волконский переправил жену в Германию. Лучшие невропатологи взялись за её реабилитацию. Они мало чего обещали, не смотря на дикие даже для самого дикого Запада гонорары. Волконский обещал дать каждому золота соизмеримо его весу, и это помимо официальных заработков, подлежащих налогу!
Занимаясь обустройством жалких ошмётков своей семьи, Волконский не замечал, как ухудшается собственное здоровье. Ходить становилось труднее из-за болей в промежности. Мужское хозяйство князя распухло так, что ноги сдвинуть невозможно.
Вернувшись в Москву, князь первым делом поехал к знакомому китайцу.
Дочь восточного медика улыбнулась ему, приоткрыв блузку. Волконский подмигнул ей, как товарищу подростку. Секретарша фыркнула, оценив намёк правильно.
– Что случилось, Александр Андреевич?
– Дело табак, Сеня!
Син Лун вздрогнул от неожиданности. Затем он взялся за голову, хихикнул.
– Что с тобой? – спросил Волконский.
– Да я вспомнил, кем вы работаете.
– Но это к моему здоровью не относится. Посмотришь, что у меня там? – Волконский сел, показал взглядом на ширинку.
Син Лун долго осматривал половые органы пациента. Не прикасаясь руками, он вынес диагноз.
– Гонорея.
– Откуда? – Волконский посмотрел на китайца как на человека с другой планеты. Это у него, князя Волконского, самого осторожного бабника, вдруг, триппер?
– Иголки против инфекции? Пробовать можно, но я не настолько крут в рефлексотерапии. Извините, Александр Андреевич, не возьмусь. Вот после антибиотикотерапии, приходите на курс реабилитации!
Волконского подбросило на месте. Он тоже нуждается в реабилитации, как парализованная Нина?!
– А потенция?
– Все вопросы после санации! – отрубил Син Лун.
– Так санируй, Сеня! Ты же вдобавок имеешь диплом обычного доктора, западного, так сказать.
Син Лун кивнул. Он вынул из ящика стола лечебный справочник. В новой обложке, но года издания, 1970. Похоже, доктор им мало пользовался. Китаец нашёл страничку с описанием гонореи. Назначил антибиотик нового поколения, а затем вычитал все прилагающиеся к данному осложнению процедуры.
– Нужен суспензорий!
– Колоться?
– Почему? Достаточно нежная ткань. Не будет колоться.
– Ты только что сказал о какой-то суспензии?
– Александр Андреевич! Вы же изучали латынь? Это всего-навсего, суспензорий! – увидев широко раскрытые глаза пациента, доктор понял, что тому сейчас не до мёртвого языка, поэтому пояснил: – Подвешивающая повязка! Так будет легче ходить и даже работать.
– Древнее ничего не придумал? – спросил Волконский, увидев в руках китайца шёлковую широкую ленту.
– Древнее, то бишь мудрее! Показать, как одевать?
Волконский разрешил, голова, огорошенная позорным диагнозом, отказывалась соображать.
– Когда снимите, разберетесь, как надевать. Жду вас, Александр Андреевич через неделю. Да, да! Потом и расплатитесь.
– А если, не подтвердится диагноз?
– Можете сдать анализ в лабораторию, потеряем ещё день. Орхит, вызванный гонореей, может привести к гангрене.
– Сейчас-то хоть не будет?
– Дело идёт на часы. Чем раньше примете антибиотик, тем успешнее прогноз.
– Такты мне, Сеня, назначаешь антибиотик четвёртого поколения! Его синтезировали два года назад, а в справочнике у тебя один пенициллин.
– Медисына не стоит на месте! – ответил Син Лун, почему-то сбившись на китайский акцент.
– Я тебе верю, – сказал Волконский, протягивая руку. Одно упоминание о лаборатории взбесило его.
В суспензории, действительно, легче! Ничего не трёт, не болит при движении. Похоже, наши деды обходились менее дорогостоящими, но более толковыми методами лечения.
Волконский поехал в знакомую аптеку.
– Катя! – позвал он, заглянув в пустое окошко.
До него тотчас донёсся томный вздох. Катя выбежала из конца коридора за прилавком. Одновременно с нею появился сладострастный запах, хорошо знакомый Волконскому. Он всегда чуял носом этот аромат, поглощающий и захватывающий по самое ни хочу. В который хочется окунаться и окунаться до истомы. Теперь срамной душок навеял Волконскому картинку жалобно скулящей суки с раздолбанным в кровь задом.
Он сделал заказ, не отрывая глаз от аптекарши.
Катя быстро обслужила.
– И глазом не моргнёшь? – улыбаясь, спросил Волконский.
– Я. М-м, – щёчки Кати зарделись, – приношу свои соболезнования…
– Катя! Ты одна на смене?
Катя закивала головой, поправив что-то под халатиком. Время сумерек, людей в аптеку ходит мало, пора и делом заняться! Она-то уж ублажит князя по всем статьям! И позабудет Волконский о парализованной супруге!
Волконский, как не раз уже делал, прошёл к входной двери, щелчком пальца развернул висящую табличку на "Закрыто", защёлкнул засов.
Тем временем Катя скинула плавки.
Она потянулась к Волконскому своими толстыми губами, прикрыв веки.
– Садись! – дёрнул князь её за плечо, усадив на стул.
– Хочешь грубого секса, милый?
– Нет, я желаю нежного мордобойчика! – Волконский стукнул ребром ладони по прилавку.
Ознакомительная версия.
