Ты хочешь поговорить об этом? - Айлин

Прошлое

— Ты хочешь поговорить об этом? — Мягкий, вкрадчивый голос, который я слышала на протяжении всей своей жизни с самого детства. В те моменты, когда накатывало отчаяние, когда я была зла или расстроена, когда на душе бурлили, не находя выхода, все те эмоции, которые принято называть деструктивными я слышала этот вопрос. В первый раз, когда он был задан, я злилась на родителей, оставивших меня со старой бабкой в тьмутаракань, где-то на задворках цивилизации. Я помню узловатые пальцы, впившиеся мне в плечо, хриплое дыхание бабки над ухом и ее приказ:

— Не отвечай ему! Никогда не отвечай, слышишь!

Она заглянула мне в глаза, и я вздрогнула. Бабку, с ее мутными рыбьими глазами и хриплым надсадным голосом, я боялась гораздо сильнее, чем того, кто был за моей спиной. Я помню, как долго-долго кивала, показывая, что поняла, что никогда не заговорю с ним, а потом ночью тихонько всхлипывала, сжавшись под одеялом в комочек, а мягкий, вкрадчивый голос что-то напевал над ухом. Ветки старой, как само время березы, то тихо царапали окно, то били в него под порывами ветра, а на печке хрипло дышала , иногда резко всхлипывая бабка. Кажется той ночью я разучилась бояться или только осознала, что такое страх. Не знаю.

— Ты хочешь поговорить об этом?— Спрашивает мягкий, вкрадчивый голос, пока я равнодушно смотрю на стайку одноклассниц, только что выливших на меня ведро холодной грязной воды, оставленной уборщицей. В горле кашлем клокочет ненависть. Волосы прилипли к лицу, в них запутались сигаретные окурки, шкурки семечек, что-то еще не менее мерзкое, размякшее в воде. Чего во мне больше? Страха перед бабкой или ненависти к разодетым в брендовые шмотки дурам? Страха больше. Я смотрю на них пустым рыбьим взглядом и молчу, чуть раскачиваясь под желанием что-то сказать или сделать. Я буквально вижу, как вскакиваю, хватаю Юльку за наращённые лохмы и бью со всей дури, от всей души лицом о кафельную плитку. Я не знаю, что будет дальше, но этот момент, то что я ни за что не сделаю, ласкает мне душу. Я медленно растягиваю губы в улыбке и смеюсь. Заливаюсь смехом , давлюсь им и не понимаю, почему эта стайка тварей выбегает из туалета.

— Ты хочешь поговорить об этом?— мягкий голос спрашивает снова и снова, пока пузатый папаша Игоря, швыряет мне в лицо деньги, купюра за купюрой. Бабка резво ползает у его ног, подбирая упавшее, бормочет что-то благодарственное, а я прикрываю руками живот и молчу. Я дура. Поверила, что значу что-то для этого холеного красавца в тонких золотых очках. Надежда, поганое чувство. Игорь молчит. Смотрит куда-то в сторону, крутит в руках обсидиановые четки. Ненависть когтями впивается в сердце. Я уже было открываю рот, но в голове звучит голос бабки:

— Не отвечай ему! Никогда не отвечай, слышишь!

Бабка дурой не была. Сумасшедшей, дурной старухой, да. Дурой нет. Я улыбаюсь и молчу. Я справлюсь. Справлюсь без голоса. Я не хочу говорить об этом. Сейчас.

— Ты хочешь поговорить об этом?— спрашивает голос с насмешкой.

— Ваше психическое состояние внушает некоторые опасения, — вторит ему девушка-психолог. Покачивая ножкой, обутой в лабутены. Я чуть изгибаю бровь. Я сижу в инвалидном кресле, а мудак, который, превысив скорость на своей дорогой тачке и, врезавшись в мою машину, забрал все, что мне было дорого, и усадил в это кресло, не понесет заслуженного наказания. Да, мое психическое состояние внушает нормальным людям некоторые опасения. Я улыбаюсь и молчу. Я уже ничего не боюсь и даже голос бабки:

— Не отвечай ему! Никогда не отвечай, слышишь!— почти не слышен. Гори все синим пламенем. Я устала. Я облизываю пересохшие губы, набираю воздуха и… В плечо впиваются пальцы. Тонкие, с ярко выраженными составами. Пальцы музыканта. Парень склонившись надо мной тихо шепчет:

— Не отвечай ему! Никогда не отвечай, слышишь!

А на заднем фоне истерит психолог о том,что нельзя врываться в кабинет во время сеанса. Дура. Он тебя спас.

Настоящее

Будильник. Зубная щетка. Кофе. Машина не заводится. Трамвай. Кофе. Работа. Кофе. Отчет. Кофе трамвай. Дом. Еще кофе. Сериал. Спать.

Будильник. Зубная щетка. Я разглядываю себя в зеркале с пеной у рта и ощущаю себя бешеной белкой. Кофе. Черт, пролила! Наскоро вытираю стол тряпкой и кидаю ее в раковину. Ботинки, куртка, ключи от машины. Машина не заводится. Рычит, фырчит и бессильно замолкает. Раздраженно пинаю колесо и бегу на трамвай. Обреченно смотрю ему вслед, набираю шефу, что опоздаю и жду следующий. Раз уже опоздала, можно еще кофе. Стаканчик греет озябшие пальцы. Кофе отдает неприятной горечью, от которой не спасает ни сливки, ни кленовый сироп. Милочка, наша офисная фея и по совместительству текущая любовница шефа, делает маникюр и надменно фыркает. По отношению к прошлой любовнице, ко мне, такое отношение понятно, но бесит. Белкой в колесе отчеты, кофе, отчёты еще больше кофе еще больше отчетов. Телефонные звонки, чаты. Под вечер ты уже не человек, ты тряпка. Залитые литры кофе не помогают. Ползу на трамвай. Вечерний город тонет в пробках, все гудят, пыхтят, в глаза бросается ребенок с эскимо. И он такой раздражающе счастливый со своим мороженым, что мне тоже хочется эскимо и немного счастья. Дома никого. Пусто. Тихо. Привычно. Кота, что ли завести? Черного? Сдохнет ведь животина. Включаю сериал, еще кофе. Спать.

Будильник. Зубная щетка. Смотрю на себя с пеной у рта, ловлю де жа вю. Кофе. Пролила. Забавно, вчера тоже пролила. Вытираю тряпкой, кидаю ее в раковину. Машина не работает,значит, сразу на трамвай. Прихожу на остановку вовремя, но трамвай уже уезжает. Странно. Звоню шефу, говорю, что опоздаю, ожидаю ор, но нет. Странно. Он еще тот орун. Кофе, неприятно горький, мальчик вчерашний, суетится, все роняет, путает сиропы как вчера. Посмеялась. Милочка красит ногти. Какой бы феей она ни была зачем красить ногти дважды? По спине ползет холодок. Отчеты… я их сделала вчера, все ушло. Спрашиваю Макса, тот крутит пальцем у виска.

За стеклом вечернего трамвая счастливый ребенок ест эскимо.

— Хочешь поговорить об этом? — вкрадчиво спрашивает голос. Отмахиваюсь. Голос смеётся.

Эту серию я уже смотрела. Вчера.

Будильник.

Ловлю чашку. Она трескается в моей руке. Вытираю кофе.

Трамвай ушел. Звоню шефу,