Однако в 1960 году греческий сейсмолог Ангелос Галанопулос вновь оживил гипотезу о крито-микенском местоположении. Он же высказал мысль о том, что силой, которая смела кносский дворец, могла быть исполинская волна, порожденная извержением вулкана Санторин. Это было сказано за восемь лет до начала работ бельгийской экспедиции. В конце 1966 года греческий исследователь представил первые доказательства своей правоты. Он обнаружил большой ров, который правильным кольцом окружал некогда процветающий город, и явные следы вулканической катастрофы. В дальнейшем же профессор Афинского университета Галанопулос целиком следовал логике Фроста: Платон де вдохновился грандиозной историей о гибели древнего минойского города и сочинил — прав Аристотель! — легенду об Атлантиде.
Попробуем реконструировать события почти четырехтысячелетней давности, вызванные извержением проснувшегося вулкана.
В тот период времени Санторин представлял собой однородный гористый массив правильной овальной формы. Раскопки, проведенные на острове, с полной очевидностью показали, что здесь существовала высокоразвитая цивилизация. Санторинцы знали даже секреты строительства антисейсмических, как это принято сейчас говорить, сооружений. В углы каменных стен они закладывали деревянные балки, что придавало домам особую устойчивость. Несомненна и тесная связь Тиры с критской цивилизацией. Найденные керамические сосуды обладают теми же формами и орнаментами, что и кносские. Оно и не удивительно, поскольку остров отстоит от Крита на расстояние всего в 120 километров. Даже для древнего Средиземноморья это было «почти рядом». Совершенно поразительны тирские фрески. По красоте и мастерству исполнения они несомненно превосходят любые другие росписи, которые когда-либо были найдены по берегам Средиземного моря. Именно они, эти несравненные картины на стенной штукатурке, заставляют поверить, что впервые в истории открылось перед нами окно в неведомый мир. Страшно даже подумать, что где-нибудь рядом, на морском дне, могут находиться творения, еще более завораживающие, созданные гением мастеров «настоящей», Платоновой Атлантиды. Но фрески Тиры добыты не со дна морского. Они откопаны из-под тридцатиметрового слоя пемзы и пепла в южной части острова, на мысе Акротири. Люди, так щедро расписавшие стены антисейсмических домов, называли свой край Каллисто, что значит «Прекраснейший».
Из глубины веков нестареющей голубизной минеральных красок светит нам небо Каллисто. Цветут фиолетовые мирты, серебристой волной пробегает дуновение эфира по лавровым кущам, пробиваются весенние крокусы, и чудесный цветок лилии раскрывает свои геральдические лепестки. Странное очарование, сон наяву, фантастическая греза. Вот чуткие антилопы пугливо принюхиваются по ветру. Они очерчены резко и смело, как-то удивительно по-современному обобщенно. Совершенно живой кажется готовая прыгнуть к вам в руки пушистая обезьянка. Ныряльщик уходит, вытянувшись стрелой, в зеленоватые таинственные глубины. Два голых худеньких подростка самозабвенно боксируют кожаными перчатками. Девушка в почти современной юбке «колоколом». Пленительные тела полуобнаженных красавиц выплывают из сумрака. И не поймешь, отчего вдруг померкло таинственное окно: то ли сумрачно сделалось вдруг в подземелье раскопа, то ли просто закатилось наконец солнце, которое светило тут тому назад четыре тысячи лет. Как завороженный провел я несколько часов перед этими фресками, выставленными в специальном помещении Афинского археологического музея.
Как трудно избавиться от ощущения, что кто-то лишь минуту назад остановил здесь вселенский маятник и вот-вот пустит его опять. Археологи, как положено, залили одну из обнаруженных в пепле пустот гипсом. Когда раствор застыл, возникло оставленное ложе. Слепок воспроизвел даже ворсинки мехового покрывала. Ложе, к счастью, было пусто. Те, кто здесь спали, любили и умирали, успели покинуть свой дом. Трагедия Геркуланума и Помпеи не повторилась. Вернее: в Помпее и Геркулануме через тысячу лет все окажется куда страшнее. Как легко перепутать здесь времена… Как трудно не поддаться иллюзии, что без скончания длится давным-давно остановленный миг.
Ведь даже кухни в раскопанных домах почти не отличимы от тех — наверху, в поселке, — где жены рыбаков жарят в оливковом масле золотую макрель. Все та же утварь: мангал с прорезями для шампуров, посудные полки, бочонки, холодильный ларь, та же глянцевая полива на горшках и почти такой же узор. Казалось, что хозяева ненадолго отлучились и через минуту-другую вернутся к прерванным занятиям. Мельник засыпет в жернова ячменное зерно, кузнец бросит на наковальню медный брус, продавец масла откупорит гигантский сосуд, наполненный зеленоватой кровью оливы.
Но никто не вернется в свой дом. Время необратимо. Да и жители успели вовремя покинуть отмеченный роком остров. Они взяли с собой только самое необходимое. Недаром же археологи не обнаружили ни трупов, ни драгоценностей. Запечатанные глиняные сосуды, которые успели собрать в кучу для отправки, так и остались на берегу.
Извержение на Санторине было взрывообразным. Вся центральная часть острова взлетела на воздух, и море тотчас же хлынуло в клокочущий провал. Взрыв, изменивший судьбу острова, можно сравнить лишь с извержением в Индонезии вулкана Кракатау в 1883 году. Ударная волна опустошила тогда все пространство в радиусе двухсот километров и, трижды обогнув земной шар, возвратилась довершить опустошение. Слой плавающей пемзы покрыл море ноздреватым, как микропорка, ковром. Но кратер, образовавшийся на Санторине, в пять раз превосходит Кракатау, а толщина пепла достигает пятидесяти метров, то есть раз в сто больше, чем в Индонезии. Все указывает на то, что сила взрыва в Эгейском море в несколько раз превосходила все известные извержения на Земле. Считается, что за какие-то секунды выделилась энергия, эквивалентная термоядерному взрыву в 400 мегатонн. Огненная лава должна была пожрать все живое в радиусе 150 километров и, следовательно, накрыть центральную часть Крита. Лишь море, залившее впадину, остановило продвижение расплавленной стихии. Это должно было вызвать чудовищный отлив по всему Средиземноморью. Исполинская волна, круша все и вся на своем пути, несомненно, вызвала наводнения на прилегающем побережье. Как знать, не это ли событие запечатлели священные тексты средиземноморских народов? Одно во всяком случае почти несомненно: вслед за Тирой погибла великая морская держава минойского Крита.
По крайней мере так полагает профессор Маринатос, который посвятил последние несколько лет раскопкам древнего города. Над местом археологических работ всегда висит облако розовой, как пудра, пыли. «Мы сразу напали на золотую жилу, — сказал Маринатос, — попав в центр аристократического квартала». Именно здесь и была найдена красотка в юбке «колоколом».
Посмотрим теперь, насколько годен Санторин, чтобы увенчать его гордым именем Атлантиды. Расхождения с Платоном (размеры, дата гибели и местоположение острова), разумеется, налицо. Но ряд других признаков хорошо согласуется с описанным в «Диалогах» материком.
У Платона, например, говорится о важной роли, которую играл в местном культе бык. На золотых минойских «бычьих чашах» из афинского музея изображены юноши, охотящиеся на быков. Платон описывает именно такую ритуальную охоту. Еще он упоминает о том, что Посейдония была выстроена из красного, черного и белого камня. Именно такое сочетание цветов характерно и для тирских скал.
Однако Платон утверждал, что Золотой остров исчез «за день и ночь». Санторин тоже исчез в море, хотя и не столь стремительно. Зато с минойским Критом ничего подобного не случилось, хотя катастрофа вызвала огромные разрушения и привела к гибели «минойской» цивилизации. По мнению Маринатоса, рассказанная Платоном история Атлантиды все больше приобретает очертания правды.
Каков же окончательный вывод? Его пока нет. Но, видимо, все же прав был Н. Ф. Жиров, протестовавший против того, что некоторые исследователи отбрасывают точные указания Платона о былом расположении Атлантиды в Атлантическом океане и, увлеченные красочным описанием легендарной Посейдонии, помещают свои «псевдо-Атлантиды» там, куда уводит фантазия.
А фантазия порой уводит очень далеко от Геркулесовых Столпов, совсем на другой край земли.
Например, в Антарктиду.
В январе 1974 года миланский еженедельник «Панорама» опубликовал очередную сенсацию. В «лиде», данном с привычной для западной прессы безапелляционной броскостью, буквально сказано следующее:
«Атлантида, самая могучая морская империя всех времен, могла возникнуть только там, где сейчас находится Антарктида».
Автор гипотезы, тридцатидвухлетний итальянец Флавио Барбьеро, полностью уверен в своей правоте. Подобная уверенность, конечно, необходима исследователю, но ведь и немного сомнения, особенно в столь щекотливом вопросе, наверное, было бы на пользу. Но его, этого благородного творческого сомнения, к сожалению, нет, а это сводит на нет саму возможность плодотворных дискуссий. В самом деле, Барбьеро не оставляет места даже для вопросов.
