Фран гналась за легендой об ангеле из-за кого-то, кого она любила. Вот почему она сообщила об этом в форме извинения – ведь Лоуренс гнался за картой северных земель ровно по той же причине.
Неудивительно, что настроение Хоро улучшилось. И уж тем более Лоуренс понимал, почему сейчас она вела себя так, как вела.
– …Прости меня.
Его глупость была тайной лишь для него одного. И он никак не мог винить Хоро за ее гнев и раздражение.
– Воистину ты идешь по жизни от одного дурацкого поступка к другому.
Сказать Лоуренсу в защиту было нечего, но, похоже, в Хоро кончился гнев, который она могла бы излить. Должно быть, тупость Лоуренса истощила запас ее ярости.
Тяжело вздохнув, Хоро медленно обернулась на свой хвост.
– Это сработало куда лучше, чем скучное расчесывание.
Распушившись от гнева, хвост и сейчас оставался гораздо пушистее обычного.
Лоуренс знал, что, если рассмеется, ему, вполне возможно, вырвут глотку, поэтому просто сидел и молча слушал.
– Впрочем, полагаю, подобное в жизни встречается не так уж редко, – заметила Хоро, потянувшись.
Лоуренс был не настолько глуп, чтобы считать, что речь идет все о той же теме, но достаточно глуп, чтобы не понимать, о какой же именно.
– …Не понимаю, – признался он.
Хоро взглянула на него и улыбнулась самоуничижительно.
– А, просто даже те, кого почитают как богов, встречаются с такими же проблемами.
– Э?
– Такое случалось довольно часто. Мне-то было безразлично, но старейшины ругали молодняк, когда те плошали с праздничными приготовлениями, и даже колотили их и говорили, что они грубы ко мне, и их нисколько не волновало, что я сама об этом думала. Я смотрела на все это, не зная, что и сказать… и подумать только – в конце концов я сама сделала то же самое.
Лоуренс знал, что подобные ситуации случаются, когда каждый из двоих в первую очередь ценит другого. Но что ему сейчас сказать? Извиниться перед Хоро? Или поблагодарить ее?
И то, и другое выглядело глупо.
Лоуренс продолжал молчать. Хоро улыбнулась слабой, сухой улыбкой и встала.
– Думаю, лучше всего каждому из нас сначала думать о чувствах другого, а потом уже действовать с самыми лучшими намерениями. Хотя, пожалуй, можно добавить, что кое-кому об этом можно не беспокоиться.
Эти слова она произнесла со зловредной усмешкой, явно по-прежнему укоряя Лоуренса – впрочем, это было невеликое наказание за то, что он заставил ее глупо выглядеть.
– Проблема в том, – продолжила Хоро, глядя на висящую шкуру, – что мы не знаем, что делать, когда другой уже упокоился.
Проклинать мертвых – почти то же, что угнетать невинных: и то, и другое требует праведного гнева.
Хоро примерно так и сказала, когда они только взялись за поиски костей бога-волка: как бы сильны ни были ее родичи при жизни, они не могут кусать после смерти. Однако Сестра Катерина с радостью приняла то, что ее все звали ведьмой. Быть может, она просто была чудачкой.
Однако Лоуренс так не думал. И Хоро, видимо, тоже.
Она была добра, и она смирилась с этим.
– Вот почему я хочу помочь этой девочке.
Когда Хоро жила в деревне Пасро, ее все забыли, она была безголоса, как мертвец. В конце концов она не смогла терпеть такое пренебрежение и просто ушла.
Однако имя Катерины еще можно было восстановить.
Подумав об этом, Лоуренс обнаружил, что логика замыкается в круг. Взглянув на Хоро, он понял, что Мудрая волчица тоже это осознала.
– Хотя если мы будем расхаживать, говоря то-се о человеке, который уже умер, мы будем ничем не лучше этих селян. А ту высохшую покойницу уже не волнует, как ее называют. Так что моя помощь немногим лучше, чем помощь того, кто приходит сюда и убирается.
– Однако благодаря ему здесь можно жить.
В конце концов, заглянуть в мысли к живому не легче, чем к мертвому, а действовать только лишь в интересах другого просто невозможно.
Стоит копнуть достаточно глубоко, и непременно окажется, что ты действовал в собственных интересах. Так что единственная задача – поступать так, чтобы ты потом мог с этим жить.
– Конечно, трудно идти по жизни вперед. Я вполне понимаю и селян, и землевладельца. И, конечно, – с этими словами Хоро спрятала хвост под балахон, а уши под капюшон, – ты просто не можешь не переживать за деву, которая так отчаянно старается ради того, кого любит, верно?
Ее слова сопровождались все той же зловредной улыбкой, однако же они были правдивы. Можно было посмеяться над собственным желанием помочь Фран, но оно было сродни желанию достойно погрести покойного, чтобы и с ними после смерти поступили так же.
Лоуренс и Хоро улыбались друг другу, сидя по обе стороны очага.
Лоуренс готов был поклясться, что Хоро будет хохотать до упада, даже если он сейчас скажет, что положил в очаг слишком много дров.
***
Около полудня вернулись Фран и Коул.
Лоуренс решил было, что они пришли за едой, но это оказалось не так. Едва Фран вошла в хибарку, она тут же спросила Лоуренса:
– Ты не сходишь в деревню, чтобы они нарисовали мне карту?
– …Карту?
– Да.
Несмотря на холод, ее лоб был в поту – она явно очень торопилась. Коул, как только вошел, сразу сел и стал шумно пить воду из меха.
Хоро принялась стряхивать с него снег, точно с непослушного маленького мальчика, но Коул настолько устал, что даже поблагодарить ее не мог.
Существовало немного причин, способных довести Фран и Коула до такого состояния.
– Вы нашли какой-то ключ к легенде про ангела?
То, что произошло дальше, Лоуренса поразило. Ему показалось, что и Хоро тоже, хоть она и ухаживала по-прежнему за Коулом.
Виновницей была Фран. Едва она услышала вопрос Лоуренса, на ее лице расплылась улыбка чистого, незамутненного восторга. Как будто она просто не могла больше сдерживаться. Упрямый до крайности серебряных дел мастер. Мастер, о котором постоянно ходили неприятные слухи. Подо всем этим ждала своего часа невинная, прекрасная улыбка истинной Фран.
Женщина, долгое время странствовавшая в одиночку и добившаяся в результате громадного успеха, должно быть, испытывала в пути немалые страдания. Даже Ив была вынуждена, ведя торговые дела, укутывать лицо шарфом, чтобы скрыть, что она женщина. А Фран в качестве доспехов носила слухи о своей несговорчивости и упрямстве.
Коул, похоже, наконец отдышался, и Хоро подала мех с водой Фран. Еще совсем недавно такое было немыслимо, а сейчас Фран благодарно улыбнулась, и Хоро вернула ей улыбку.
Фран стала пить, потом сделала паузу, чтобы выдохнуть, потом снова приложилась к меху.
Они оба быстро бежали. К легенде об ангеле.
– Ты говоришь о карте; какую именно карту ты имеешь в виду?
Отдышавшаяся Фран повернулась к Лоуренсу чуть удивленно.
– Хмм?
Несколько секунд она смотрела непонимающе, потом наконец сообразила. Она, должно быть, в первый момент подумала, что Лоуренс говорит о другой карте.
– Прости. Мне нужна… мне нужна карта, на которой показано, как реки текут из озера.
– Реки? – переспросил Лоуренс. Это была бы довольно странная карта.
– Да. Когда я шла вокруг озера, я вдруг кое-что поняла. Когда идет снег и резко холодает, все реки и ручьи замерзают. А значит, они не текут. Даже этот водопад замерзнет, если будет достаточно снега и мороза. Но потом – в общем, любая преграда не вечна. Поэтому мне нужна карта, на которой показано течение каждого ручейка, даже самого маленького.
Прежде молчаливая и, казалось, всегда думавшая в разговоре на два-три шага вперед, Фран вдруг стала оживленной и говорливой. Выражение лица ее было серьезно, но по налезающим друг на друга словам и резким движениям рук и ног становилось ясно, что она спешит.
– Прорвавшаяся вода была бы наполнена льдом и снегом, и она бы выплеснулась вся разом. И это было бы похоже –
– Это было бы похоже на крылья ангела, мне подумалось, – произнесла Фран, пристально глядя на Лоуренса.
Она была убеждена в своей правоте и в то же время настолько счастлива, что не могла в нее поверить, – так это выглядело со стороны.
Вода и снег были заперты, им некуда было течь – а потом, одной лунной ночью, вырвались на свободу. Должно быть, это было прекрасное зрелище, и его вполне могли принять за крылья ангела – так подумал Лоуренс. Даже зная правду, он сам вполне мог бы счесть эту картину чудом.
В свое оправдание Лоуренс мысленно сказал себе, что никогда бы столь безответственных слов не произнес, а потом обратился к Фран:
– Думаю, все именно так и было.
Фран едва не плакала от счастья.
– И надеюсь, что мы сами это увидим.
Лоуренсу показалось, что у всех, кто упорно и настойчиво преследовал одну-единственную цель, было кое-что общее – эта улыбка.