Состав стал набирать ход, и по тому, что гудок этот не вернулся эхом, угадывалась в ночи плоская и обширная равнина.
Так и остался на всей платформе один-единственный пассажир. Буки окрест по-прежнему шумели листвой, размахивали ветками, словно норовили за поездом. Он был один. И на какое-то время ему представилось, что это навсегда; мириады искр усеяли звездами ночное небо, но вот звезды эти стали бледнеть, тускнеть прямо на глазах и вскорости растворились совершенно, и ничего, кроме ночи, не осталось.
Вот лишь когда почувствовал молодой человек под ногами землю. Умчалось с глаз и скрылось его убежище — полутемный вагон третьего класса, скрипучий и раскачивающийся… Он медленно повернулся.
Зеленый огонек оказался фонарем в руке стрелочника; сейчас тот остановился неподалеку и с любопытством оглядывал его. Перед входом, загораживая дверной проем и качаясь на сильном ветру, стоял старик в длинном дождевике с капюшоном; они бесцеремонно рассматривали его и словно бы ждали объяснений. Ветер силился повалить стену, деревья шумели. Наконец старик нарушил молчание:
— Никак в деревню? — Хриплым и низким голосом, будто и не ожидая ответа, он продолжал: — Впрочем, коли даже в другое какое место, деревню все одно не миновать. Дорога раскисла, а у меня тут повозка с мулом, так что, коли желаете, могу свезти.
Сказав, он повернулся и, не оглядываясь, пошел через зал.
Стрелочник затянулся, пыхнул дымом:
— Если не в деревню, то куда ж? На прошлой неделе вот…
Но молодой человек, не дослушав, зашагал следом за стариком, меж тем как тот, взгромоздясь на повозку, по-видимому, его поджидал. Он уже занес ногу на ступицу колеса, как железнодорожник, стараясь перекричать ветер, крикнул ему в спину: «Вы глухонемой, что ли?» — и с силой захлопнул вокзальную дверь. Старик повернул лицо, во взгляде его был тот же вопрос. Однако рот пассажир открыл, только уж когда мул трусил к деревне: спросил, не приходит разве автобус к поезду. Возница глянул на него с видимым интересом:
— Нету автобуса; с тех пор как провели железнодорожную ветку. Отменили, почитай, уж шестой год как пошел.
Его скрещенные ноги высовывались из-под дождевика, подскакивали на ухабах.
— На прошлой неделе тут тоже объявился такой: подавай ему автобус, и все тут… Одним словом, как говорят, пальцем в небо.
Молодой человек в габардиновом плаще поинтересовался, не найдется ли в деревне автомобиля. Он сидел в той же позе, что и старик, только пониже пригибался к коленям, стараясь укрыться от ветра.
— Есть-то есть, — отвечал возчик, раскуривая самокрутку. — Аж целых три. Да нанять ни одного не выйдет. Два принадлежат здешним землевладельцам, а третий — Канашу, хозяину пробочной фабрики.
Въехали в деревню. В темноте с трудом различались жавшиеся к дороге дома. Ни одно окно не светилось, ни один фонарь не горел. Откуда-то из глубины дворов лаяли собаки. Одна псина, видно самая смелая, сунулась было к мулу, да старик огрел ее кнутом, она взвыла и кинулась в сторону.
— А переночевать где найдется? Может, комнату сдаст кто или в дом пустит?
Возчик остановил мула, достал из повозки почтовую сумку и, уже перепрыгнув через канаву, прежде чем исчезнуть в каких-то дверях, наклонил голову против ветра, чтоб не унесло шляпу, и развел руками.
— В деревне здесь ничего такого нет. Да и кто в такое-то время впустит к себе в дом чужого?
Молодой человек соскочил с повозки и быстро обежал вокруг нее, но старика уж и след простыл.
Укрывшись от ветра под стеной дома напротив, он представил себе, как в холодину эту и темень, на пронизывающем ветру проведет всю ночь до утра под открытым небом. Вся защита — старый, до блеска заношенный габардиновый плащ да потрепанный костюм. И в кармане всего-то лишь несколько жалких эскудо. То ли от такой перспективы, то ли от холода он затопал взад-вперед по щербатой мостовой.
— Ну как — решились аль нет?
За спиной стоял старик. Как тот вышел, он не заметил, но ясно: старик наблюдал за ним давно. Он понял, о чем речь, и не задумываясь ответил:
— Да, решил. Сколько вы возьмете, чтоб довезти до Серрамайора?
Старик ухмыльнулся:
— Все вы на один лад. Суетитесь, а как выйти из положения, не знаете. Чуть ли не силком вас тащи: будьте любезны, наймите мою повозку, отвезу, мол, куда прикажете… — И тут же, изменив тон, запальчиво продолжил: — Но вы не воображайте, будто я вам одолжение делаю: коли в этакую ночь я пускаюсь в путь, так это потому, что мне надобно заработать на кусок хлеба.
— Назовите вашу цену, — перебил его парень.
Старик потер рукой подбородок.
— Двадцать эскудо, и ни одним меньше. А расплатитесь на полпути, как проедем Алдейя-Нову. Подходит?
Молодой человек кивнул в знак согласия.
— Значит, договорились. Только пойду принесу корм для мула.
Вскорости возчик вернулся с большой корзиной в руках. Оба залезли в повозку, деревня скрылась во тьме, будто ее и не было, дорога медленно поползла назад из-под копыт шедшего ленивой трусцою мула.
— За сколько доедем?
Старик, раскурив еще одну самокрутку, осклабился:
— Ну вот, начинается… Мул захочет, доедем и за три часа, а не захочет, так самое большее — за четыре. Теперь около часа пополуночи, значит, примерно к пяти утра доберемся. Ничего уж тут не поделаешь.
Молодой человек резко обернулся к старику. Но, так и не сказав ничего, сел, как сидел. Потом достал сигарету и принялся оглядывать окрестности.
Ему казалось, теперь он видит дальше, наверное, взор привык к темноте ночи. Вокруг, насколько хватал глаз, не видно было ни деревца. Дорога шла прямиком, терялась во мглистой тьме, но небо сделалось светлее, холодный свет звезд освещал пустынный простор. Ветер то, затихая, нашептывал жалобы, то вновь впадал в неистовство и, не разбирая пути, уносился вдаль. Одни звезды мерцали неизменно.
Молодой человек продрог насквозь. В памяти его смутно всплывала какая-то ночь, на эту похожая, но теперь уже очень далекая. Колени, едва прикрытые плащом, окоченели, и, хотя руки держал он в карманах, прижимая к телу, он не чувствовал их: они почти отнялись, заледенели. А возчик сидел рядом, укутавшись в дождевик, подняв ворот до самой шляпы, и, по всему видать, ветер был ему нипочем. Уж не ярится ли ветер против него одного, пришло на ум парню, уж как продувает он старый плащ да протертый пиджак, будто на нем и впрямь нет ничего. Ничего — голым-гол, пальцы рук заледенели, вцепились в бедра, зуб на зуб не попадает. Даже губы его, шершавые губы, дрожали мелкою дрожью, и только во взгляде не убавилось остроты, глаза настороженно всматривались в неизвестность.
Но дорога была все как прежде; местность простиралась на редкость однообразная. Он искоса глянул на старика. Тот смотрел вперед безучастно, подпрыгивал на рытвинах вместе с повозкой. Парень отвел взгляд и, уставившись в одному ему видную точку, ушел в своих мысли. Потом привычным движением достал из кармана пачку сигарет; пальцы ощупали фольгу, для верности он заглянул внутрь, но там было пусто. Будто в сомненье он смял ее, потом еще и скоро сжимал в кулаке комок. Из раскрытого кулака комок упал на дорогу и остался позади… Курить было нечего.
Тут возчик протянул ему кисет и клочок желтоватой бумаги.
— Курите… Только для вас крепковато будет. Ядреный табак-то, — сказал он, ухмыльнувшись.
Парень взял кисет и бумагу, медленно повернулся всем телом к старику и произнес с расстановкой:
— Запомни, старик: для меня ничто крепковато не будет. Говори, да не заговаривайся.
Их взгляды встретились. Ни тот ни другой не отвел глаз, как будто бросал вызов. Наконец старик произнес хрипло:
— Как говорил, так и буду. А насчет того, старик я иль нет, не знаю. Знаю одно: мужчина. Как всякий другой.
Парень пожал плечами, свернул сигаретку и, встряхнувши кисет, сказал точно так же, как раньше, с расстановкой:
— Сколько с меня за табак?
На лице старика снова проступила ухмылка:
— Нисколько… Мы одного, видать, поля ягоды. А ехать молчать — так и в самом деле замерзнуть недолго… Языком поработал — глядишь и согрелся.
И он вспомнил: это было тоже зимой. Ветер кусал как бешеный пес. А дорога как на ладони — ни леса, ни гор, до переправы все по открытому месту, до самого Понтедаш-Дуаз-Агуаш…
Замолкнув ненадолго, возница вдруг спросил:
— У вас есть какое оружие?
Ответа не последовало.
— Думаете, попусту спрашиваю? — продолжал он. — Не попусту… В этих местах банда орудует. В том месяце напали на двух кассиров. Машина машиной, а удрать не смогли. Ограбили подчистую, да еще обоих избили… Еле живы остались. — Он подхлестнул мула жгутом из вожжей: — Мне все одно. Но раз вы по делу и, судя по всему, здешних дорог не знаете, я и спрашиваю: есть при вас оружие иль нет? При мне-то всегда мой приятель… Вот.
