Услышав эту подробность, Лоуренс криво улыбнулся. Довольно смелая вывеска, если учесть, что Хьюг – сородич Хаскинса.
– Однако довольно неожиданно было узнать, что у тебя дела с торговым домом Хьюга.
Искусство – привилегия тех, кто обладает богатством и властью, поэтому бродячие торговцы вроде Лоуренса нечасто заглядывают к продавцам картин. Киман, которого беспокоила репутация Торговой гильдии Ровена, явно тревожился, не впутался ли Лоуренс еще во что-то странное.
Полностью рассеять эту тревогу Лоуренс был не в состоянии, но Киман мог знать что-то полезное, и Лоуренс ответил, хоть и не рассчитывал на что-то серьезное:
– Я надеюсь пообщаться с серебряных дел мастером по имени Фран Бонели.
Это имя Лоуренсу дал Хаскинс. Сейчас, когда Киман его услышал, его лицо стало живым воплощением изумления.
– Ты ее знаешь? – спросил Лоуренс.
Киман потер лицо, чтобы убрать потрясенное выражение, потом еле заметно улыбнулся.
– Она знаменита. Причем известность ее нехорошая.
Что бы это могло значить? Лоуренс быстро огляделся и жестом предложил Киману пояснить свою мысль.
– Дело в ее покупателях.
Судя по глазам Кимана, он больше беспокоился о Лоуренсе, чем о том, что плохо говорит о Фран Бонели.
– Она известна тем, что в столь юном возрасте имеет столь высокопоставленных покупателей; однако все эти покупатели разбогатели недавно, и почти у всех темное прошлое. И она пропускает мимо ушей все вопросы о том, где и у кого она училась. Очень загадочная особа.
Источники, откуда Киман черпал сведения, были подобны раскинувшейся по земле паутине, и, скорее всего, он говорил правду.
Что же она за человек?
Пока Лоуренс размышлял, Киман добавил еще одну фразу:
– Мне кажется, тебе лучше держаться от нее подальше.
Разница в положении Кимана и Лоуренса в гильдии была как между небом и землей. Если Киман что-то советовал, это следовало понимать как приказ. И все же уже после того, как перо Кимана затанцевало по гроссбуху, он вполголоса промолвил:
– А, кажется, я снова начал думать вслух.
Тонкая улыбка возникла у него на лице. Судя по всему, его предупреждение действительно служило не более чем искренним советом.
Лоуренс поклонился Киману и направился прочь из здания гильдии – снаружи его ждали Хоро и Коул.
Не отрываясь от гроссбуха, Киман проводил его последней фразой:
– Дай мне знать, когда будешь делить прибыль.
Считать Кимана другом было бы преждевременно, но Лоуренс чувствовал, что какая-то дружеская связь между ними все же есть.
– Конечно же, – с улыбкой ответил он и вышел на улицу.
– Ну как прошло? – встревоженно спросил Коул. И неудивительно – в обычной ситуации было бы противно даже просто взглядами встречаться с человеком, чья жадность доставила им столько проблем.
Но во всем мире никто не отличался такой готовностью отложить старую вражду и выпить с прежним врагом, как торговцы.
Лоуренс похлопал Коула по голове.
– Похоже, они получили письмо. Там написано: «Мы с прибылью».
Коул просиял. Ему всегда нравилась Ив, и он беспокоился за нее. И, похоже, Ив тоже любила Коула.
Недовольна была лишь Хоро.
– Буду молиться, чтобы для нас это все не обернулось новыми бедами.
Вне всяких сомнений, она имела в виду как Ив, которая однажды попыталась убить Лоуренса, так и Фран Бонели, о которой их предупредил Киман.
Судя по тому, что они узнали, с этой женщиной будет непросто.
Лоуренс одарил Хоро взглядом, без всяких слов сказавшим: «Кто бы говорил».
Хоро раздраженно фыркнула.
– Ну и где живут эти торговцы картинами?
Ее раздражение было столь явственным, что стало ясно: на самом деле она вовсе не злится. Когда Лоуренс зашагал прочь, она тут же последовала за ним.
Едва увидев вывеску, свисающую с крыши Торгового дома Хьюга, она с трудом подавила кривую усмешку.
– Даже не знаю, трусы они или смельчаки.
– Думаю, причина та же, по какой ты видишь столько орлов на гербах аристократов, – произнес Лоуренс, открывая дверь лавки. Дом выглядел просто, но был украшен тонкой резьбой, которая явно обошлась в круглую сумму. Тут же нос Лоуренса окунулся в запах краски.
Эта лавка была мелковата по сравнению с другими на этой улице, но Лоуренс поразился, какой преуспевающей она, похоже, была. Стены были увешаны картинами, и у всех этих картин было кое-что общее.
Громадный размер.
Как правило, стоимость картины определяется не темой и не именем художника. Самое дорогое в картине – сама краска, и потому цену определяет в первую очередь размер картины и насыщенность цвета.
В этой маленькой лавке все картины были большими и очень яркими. Вне всякого сомнения, они стоили громадных денег.
– Хоо…
На некоторых картинах были изображения Единого бога и Святой девы-матери, на других – различные святые отшельники в горах, в лесах, в пещерах, возле озер. И всякий раз фон был прорисован лучше персонажей, словно художников он заботил больше, чем Единый бог или Святая дева-мать.
– Похоже, хозяев нет на месте.
Хоро часто дышала – она явно впечатлилась. Коул молчал. Лоуренс шагнул вглубь помещения – но сперва строго предупредил Хоро:
– Не прикасайся к картинам.
Хоро тут же раздраженно надулась – ей не понравилось, что с ней обращаются как с ребенком, – но ведь она и вправду успела уже поднести палец к одной из картин. Если бы она притронулась к картине и оставила отпечаток, им всем пришлось бы поспешно покинуть лавку.
– Прошу прощения! Тут есть кто-нибудь? – позвал Лоуренс, и тут же в глубине лавки раздался стук двери. Там явно кто-то был.
Услышав невнятный ответ, Лоуренс в ожидании продавца принялся разглядывать одну из картин. На ней была изображена группа пилигримов. Они шли вдоль берега реки; за рекой расстилался буйный лес, а вдали виднелся горный хребет.
Появившийся из глубины лавки мужчина больше походил на свинью, чем на барана.
– Чем могу помочь?
Плоская шапочка на голове подошла бы скорее служителю Церкви, но прочее одеяние было как у истинного торговца.
– Я хотел бы поговорить с господином Хафнером Хьюгом.
– О? Ну, я и есть Хафнер. Итак… чем могу помочь?
Лоуренс явно был бродячим торговцем, его спутники, не менее явно – монахиней и уличным попрошайкой. Никто из троих не относился к богачам, типичным покупателям картин.
– Вообще-то меня послал к тебе господин Хаскинс из монастыря Брондела…
Это все, что Лоуренс успел сказать.
Нос Хьюга, больше похожий на пятачок, дернулся, глаза уставились в угол комнаты.
Хоро, почувствовав его взгляд, отвернулась от картины Святой девы-матери с яблоком в руках.
Хоть и хрупкая, все же Хоро была волчицей.
– А… а… а…
– Ее зовут Хоро, – произнес Лоуренс, ослепительно улыбнувшись до смерти перепугавшемуся Хьюгу.
Но на то, чтобы слушать, Хьюга явно не хватало. Он смотрел на Хоро, точно громом пораженный; судя по всему, он хотел удрать, но ноги отказывались слушаться.
Первой с места сдвинулась Хоро.
Не издав ни звука, она подошла вплотную к Хьюгу.
– Стоит ли надеяться, что у тебя есть такие яблоки, как на той картине?
Тот, кого в лесу окружает стая волков, может сделать лишь одно: достать кусок мяса и отбросить от себя как можно дальше.
Все произошло мгновенно. Хьюг кивнул настолько стремительно, что его обвислые щеки затряслись, и тут же исчез в задней части своей лавки.
– Он больше похож на свинью, чем на барана, – пробормотала Хоро, провожая его взглядом.
***
Ничуть не стесняясь, Хоро потянулась за яблоком – перед ней стояла полная деревянная миска. Хьюг, хоть и был владельцем лавки, стоял в углу как пришибленный.
– Господин Хьюг.
При звуках голоса Лоуренса Хьюг попытался съежиться в точку. Лоуренс предложил ему кресло – непонятно даже, кто здесь хозяин, а кто гость.
– Мы узнали об этом месте от господина Хаскинса.
Хьюг был сильно занят – он вытирал пот со лба, неотрывно глядя на яблоки; однако, едва услышав эти слова, он застыл на месте. Потом поднял на Лоуренса полный отчаяния и мольбы о пощаде взгляд.
Жующая яблоко Хоро выбрала именно этот момент, чтобы вмешаться:
– Вот он… был крепким малым.
И издевательски покосилась на Хьюга одним глазом. Больше всего ее раздражало не то, что он был бараном, а его трусость.
Впрочем, не выкажи он страха, она, скорее всего, тоже была бы раздосадована. Волки – трудные создания.
– Крепким. Ну, жилистым.
– Да, он действительно был крепок, – добавил Лоуренс к вовсе не таким уж необходимым словам Хоро.
