хрена надо? — нахраписто спросил он. — Чего ваще вылупился?
Парень говорил и напирал на Велеса. Агрессивный, раздраженный. Такому и повода не надо, чтобы в драку полезть. Уже весь заведенный.
— Сема, не надо… — женщина схватила его за предплечье, но тот стряхнул ее руку.
— Да он всего лишь спрашивал… про странное… — она нервно всплеснула руками. — Сема! Оставь, и так всем хватило уже… Вон уж слухи пошли.
— Странное? — переспросил парень и вдруг желчно расхохотался. — А ты иди воооон туда!
Он махнул рукой, показывая в сторону одиноких дачных домиков за перроном.
— Через лес пару километров и прям к странному и выйдешь. Смотри только не обожрись нашими чудесами.
Парень сплюнул под ноги и отвернулся. Весь ходуном ходил. Из него рвалось злое отчаяние и страх. Велес их нутром чуял. Отошел в сторону, чтобы не дразнить и не провоцировать. А женщина все пыталась успокоить то ли сына, то ли просто родственника.
— Сема, ну ничего, мы сейчас к сестре моей доедем, и все хорошо будет, — говорила и словно сама не верила.
Видимо, поэтому на слове “хорошо” и заплакала беззвучно, а Сема еще больше ощетинился. Зыркнул на Велеса, но Огнецвет только примирительно развел руками и с зажатой в зубах сигаретой зашагал к домикам, на которые ему показали. Злые там чудеса водились, нехорошие — раз от них люди бежали. А для него теперь в самый раз. Ему-то чего страшиться? Он свое уже отбоялся.
По пути Велес пару раз спрашивал дорогу. Уклончиво — мол, тетка позвала, а он, дурак контуженный, название деревни позабыл. Странности у них там всякие, вот и просила помочь. Огнецвет говорил и улыбался — светло, искренне. Ему верили. Один мужичок даже пытался отговорить его идти в “теткину” деревню. Велес снова только улыбался — да что ему будет? Не пропадет. А в глубине души немного теплом отдавалось, что не все люди в глубинке, как Чернолесовские.
А вот сама деревенька была как две капли воды похожа на ту, где он и сгинул. Умом Огнецвет понимал, что все они одинаковые — низкие приземистые дома и заплатки грядок за потемневшими заборами. Но все равно отдавалось холодком еще незабытого, болью от свежей раны. Это для всего мира прошло четыре года, а для него… Да меньше недели, если сложить все время, что он возвращался. Короткие у него увольнительные с того света были, но, как уж есть.
В деревне ощущалось нехорошее. Воздух словно сгустился и давил, как перед грозой — вот-вот громыхнет, и смерть прольется крупными каплями по сухой земле.
За невысоким забором кричали. Дверь дома нараспашку, в проеме застыла старуха. Мужчина с женщиной торопливо заталкивали вещи в старенький “уазик”. На заднем сиденье Велес разглядел двух мальчуганов.
— Мам, ну может поедешь? — устало спросил мужчина.
— Никуда я отсюда не поеду, — отрезала бабка. — Здесь родилась…
— Да-да, здесь и помрешь… — мужик обреченно вздохнул. — Отвезу своих и вернусь.
Он понуро пошел к машине, а из бокового окна уже голосила его жена, что никуда он не вернется, и никуда она его отпустит, а если старая дура помереть решила, то пусть в одиночку и подыхает. “Уазик” затарахтел двигателем, рывком тронулся с места и проехал мимо Огнецвета. Деревня сразу опустела, словно лишилась и голоса, и жизни. Теперь уж Велес не сомневался — пришел, куда надо. Только в чем беда, еще не понял. Он прошелся по притихшей деревне — до развилки, где грунтовка терялась в траве и уходила тропкой в лес — и обратно. Бабка все еще стояла в дверях, как истукан.
— Мать, что у вас тут стряслось-то? — спросил парень.
Та не ответила. С застывшим лицом ушла в дом. Ну ничего, он не гордый — подождет.
К вечеру сигареты закончились. Велес так и остался ждать неподалеку от дома неразговорчивой бабки. Чужих обычно сразу замечают, но к нему никто не подошел. Он даже подумал, может, в этот раз как-то по особенному вернулся, и его не видят? Подумал и тут же сам себя опроверг — и контролерша его заметила, и на перроне тот нервный Сема на него напирал.
Когда солнце закатилось за деревья, Огнецвет понял, что причина избирательной слепоты местных — страх. Не до Велеса им было. Он смотрел, как вместе с сумерками тревога накрывала деревню плотным саваном. Молчаливая бабка вышла и рассыпала возле порога крупу или семена. В окнах дома напротив затрепетали огоньки свечей. Старик обошел деревню кругом, крестясь и шепча молитву. К тому времени, как он завершил свой обход, совсем потемнело, и деревня окончательно затихла. На улице — никого. Один Велес остался на своем наблюдательном пункте из горы сваленных старых досок и бревен. Мужик, который грозился вернуться, так и не приехал.
При свете дня коротать время было проще. Сидел Огнецвет на бревнышках, грелся. К ночи и холодом потянуло, и без того тихая деревня совсем вымершей стала. А к Велесу привычная тоска подкралась, заскулила над ухом. Среди людей еще можно было живым себя почувствовать, поверить ненадолго во второй шанс. В темноте все иллюзии таяли. Мертвый он, от мира отрезанный. Никто его не ждет. Да уже и не будет. С этой мыслью Огнецвет с тяжелым вздохом слез с досок. Решил еще раз пройтись по деревне. Чего-то же здесь люди боялись, может это “чего-то” ему на глаза попадется.
Вдалеке протяжно завыла собака. На ее унылый вой он и пошел. Живность вроде первой чует всякую нечисть. В той же стороне в сарае замычала корова. Да так истошно, что в другой бы раз все из домов повыскакивали — посмотреть, что случилось. В темноте глухой ночи ни одна дверь не хлопнула. Ни шороха не раздалось. Все попрятались.
Возле сарая стелился белесый туман. Дверь нараспашку. В темноте ревела и билась в стойле корова. Велес посветил зажигалкой. Мысленно про себя усмехнулся — экипировка у него высший класс.
— Люди! — на всякий случай позвал он.
Вдруг кто из местных зашел. Встретит еще его вилами в живот. Он-то еще раз не помрет, но ощущение не из приятных. В черноте что-то грузно упало — как мешок с картошкой бросили.
— Ну или нелюди… — Огнецвет с опаской шагнул в сарай и разогнал темноту зажигалкой.
В ноздри ударило тяжелым запахом крови и сырого мяса. Дохнуло влажным теплом. Такое ни с чем не
