только молоко!
Я пил кофе, а он — молоко. За соседним столиком сидела миловидная женщина. Я обратил на нее его внимание:
— Посмотрите, какие глаза!
— Зачем мне на нее смотреть? — возразил он сухо. — От этого одни неприятности, и для здоровья вредно.
И мой новый знакомый даже не соизволил повернуть головы в ту сторону, где сидела дама.
Когда мы допили, я — кофе, а он — молоко, я попросил официанта принести газеты для меня и для господика Б.
— Вы собираетесь долго тут сидеть? — спросил он, вставая из-за стола. — Я думаю, пора идти.
— Почему же? Это довольно приятное заведение, — попытался я его удержать.
— Долго сидеть в таких местах вредно для здоровья. Тут воздух спертый.
Мне ничего не осталось, кроме как расплатиться за свой кофе и его молоко и выйти с ним на улицу.
— Может, вы хотели бы сходить в «Иллюзион»? — предложил я. — Там часто показывают отличные фильмы.
— Да вы что! — Кажется, он даже испугался. — Хотите, чтобы я глаза испортил? Эти фильмы очень вредны для зрения!
— В таком случае куда бы вы сейчас хотели пойти? — спросил я.
— Сейчас? — Он достал из кожаного чехольчика часы, откинул крышку и посмотрел на циферблат.
Несомненно, ему необходимо было узнать время с точностью до минуты.
— Уже полдесятого! — воскликнул он чуть ли не с ужасом. — Ровно в десять я ложусь спать.
— Вы, голубчик, наверно, до ста лет дожить хотите, — я похлопал его по плечу, — если каждый день в десять спать ложитесь.
Тут я увидел, что румяные щечки моего нового знакомого поблекли, а в глазах появился холод смерти. Теперь страшно стало мне.
— Простите, я тут кое-что вспомнил… — Быстро пожав ему руку, я бросился прочь, и казалось, смерть дышит мне в затылок.
Я вернулся в кафе, заказал черный кофе, закурил сигару, пролистал пару иллюстрированных журналов, а потом подсел к красивой даме, и мы мило проболтали до двенадцати.
Всю ночь меня не покидало чувство, что я спасся от чудовищной смерти, и до утра я изобретал способы, как прожить жизнь, не впадая в спячку…
Да здравствует жизнь!
1910
Пролетарий на свежем воздухе
На улице, а тем более на сходке восемнадцатилетний рабочий Зорах — непримиримый борец, но дома, для родителей, особенно для мамы, он болезненный ребенок. У него слабое сердце и постоянно сухой кашель. Конечно, Зораху не нравится, когда мама начинает обсуждать его здоровье. Он посмеивается, что она носится с ним как курица с яйцом, будто он буржуйский сынок.
— Некогда ерундой заниматься! — каждый раз перебивает Зорах, когда мама начинает причитать, что он мало ест, мало спит и много кашляет.
И мама, вздохнув, оставляет его в покое. Только качает головой, будто говоря: «Эх, сын, плохо это кончится».
И, надо сказать, она права. В последнее время Зорах и сам жаловался на боли в груди, да такие, что сил нет терпеть! Хотя он сводил разговоры о здоровье к шутке, не признавал, что ему совсем плохо, мать все равно почувствовала, что он серьезно болен, и потащила его к врачу.
Врач осмотрел Зораха и сказал, что лекарства не нужны, но необходимо дышать свежим воздухом, пить побольше молока и какое-то время отдохнуть от работы.
Оставить работу — суровый приговор, но все же это не смертельно. Отец, тоже рабочий, как-нибудь да выдержит. Времена сейчас тяжелые, но что поделаешь? Родной сын все-таки. А вот как быть со свежим воздухом? Где его взять, если на их улице ни деревца, ни цветка, ни травинки?
Добрые люди посоветовали в городском саду гулять. Оно бы неплохо, но сад уж больно далеко от дома, а ходить туда-обратно придется раза два-три в день, обедать и спать в саду не будешь. Вот и получается, что здоровья больше убавится, чем прибавится. И, кстати, сад находится прямо в городе, так что воздух там не очень, тоже пыли хватает, люди-то гуляют целыми толпами.
И мама то ли в шутку, то ли всерьез заявила: надо на дачу ехать! Домашние сперва испугались. Дача — дорогое удовольствие, неизвестно, потянут ли. Но мама посоветовалась с подругами, а одна из них очень даже небедная, и она объяснила, что дача — это совсем не так дорого, как многие думают.
— На даче богатые живут, — сказала подруга, — вот и кажется, что это дорого. А так, собственно, что такое дача? Та же деревня!
И, разузнав, что такое дача, мать настояла, чтобы Зорах туда поехал:
— За жилье все равно платить надо, а за дачу, говорят, не намного больше, чем за квартиру. Зато там молоко дешевле.
Зорах не сразу согласился. Еще чего? Он на даче! Что «товарищи» скажут? И вообще ему некогда. Сегодня, например, он должен на сходку идти. Но не помогло. Мама его переупрямила. Донимала, пока Зораху не стало казаться, что он и правда долго не проживет. Дача — единственное спасение.
И он поехал.
*
Дача находилась в миле от города, около железнодорожной станции. Он приехал туда со старшей сестрой, это она ему дачу и сняла, нашла комнатушку у тамошнего крестьянина за пять рублей в месяц. С первой же минуты Зорах позабыл, кто он и кем был до сих пор, и только восхищался: «Ах, как хорошо! Как хорошо!»
Сестра строго наказала ему, что есть, что пить, и уехала. Зорах остался один.
На другой день он встал ни свет ни заря, выпил порцию молока и пошел в лес. Там было совершенно безлюдно, и птицы, будто пользуясь тем, что дачники еще спят, распевали на все голоса. Зорах поднял голову, посмотрел на древесные кроны и увидел, откуда льется эта прелестная музыка. Он услышал птичье пение впервые в жизни.
«А ведь и правда прекрасно!» признал Зорах и на радостях сам начал напевать «Клятву» [131].
И вдруг он вспомнил: «Но ведь пролетариат в городе!» Лес и птицы сразу утратили всю свою прелесть.
Часам к одиннадцати в лесу уже было полно народу. Между деревьями развесили гамаки, в которых качались жирные, сытые дамы.
Зорах наблюдал новый пейзаж, ничего не понимая. Он знал буржуазию только по брошюрам, в жизни редко с ней сталкивался.
И тут до него дошло, что это и есть буржуазия, самая настоящая, та, против которой борются он и его товарищи. Он столкнулся с ней лицом к лицу. Вот они, в подвешенных к деревьям «койках», сытые, довольные…
Как он сюда попал?
Зораху стало стыдно.
Он ушел из леса.
Дорога вела мимо
